Скотт Сиглер - Инфицированные Страница 41

От электрического освещения на кухне рябило в глазах. Сильно болела нога. В животе урчало. Первой мыслью было, что он ничего не ел в течение трех дней. Из гостиной свет не проникал, поэтому, скорее всего, уже наступил вечер или ночь.

Перри взглянул на израненную ногу. Кровотечение прекратилось. Футболка стала похожа на тряпку болезненно-бурого цвета.

Засохшие черно-бурые пятна крови резко выделялись на ярко-белом линолеуме. Как будто четырехлетний мальчуган вдоволь наигрался в песочнице во время дождя и вернулся домой, не вытерев ноги.

По мере того как свежая рана предпринимала отчаянные попытки к заживлению, ногу пронизывала тупая, пульсирующая боль. Никаких признаков жизни у представителей Большой Шестерки не наблюдалось; в этих местах не ощущалось ни зуда, ни боли. Отсутствие ощущений не доставило Перри особой радости; трудно было понять, почему подонки вдруг затаились и ничем себя не выдают.

— Большая Шестерка? — Его губы искривились в болезненной усмешке. — Не совсем так. Надо вам придумать другое прозвище. Вы больше не Большая Шестерка, а Стартовая Пятерка.

Перри захотелось отыскать вилку, ту самую, которую он использовал, чтобы вытащить одно из маленьких чудовищ из собственного тела. Ему хотелось увидеть, как выглядит синее существо, лишенное связи с его искромсанной ногой, словно детеныш кенгуру, насильно извлеченный из сумки матери-самки.

Нога не только изнывала и дергалась от боли: возникло еще какое-то необычное чувство, которое Перри никак не мог понять. Что мог натворить чертов Треугольник в последние мгновения?

Перри перевернулся на живот и попытался подняться, не перекладывая вес на больную ногу. Ему это удалось, и, выпрямившись, Перри с трудом облокотился о стойку. Потом осмотрел глазами пол в поисках злополучной вилки. Та отлетела к холодильнику. Он осторожно прыгнул на здоровой ноге, удержал равновесие, потом медленно опустился, чтобы подобрать вилку.

— Надеюсь, тебе больно, мерзавец, — тихо проговорил Перри, с опаской осматривая неприятный трофей.

Треугольник выглядел как слоистая черная морская водоросль, обволакивающая вилку в смертельных объятиях. Перри едва мог различить треугольную форму, поскольку теперь это был просто кусок дерьма без каких-либо форм или функций.

Но его сосредоточенное внимание привлекло не туловище. Перри раскрыл рот от удивления и нахлынувшей на него новой волны страха.

Хвост твари был таким же сухим, легким и жестким, как и туловище, а вот кончик представлял собой нечто совсем необычное. На нем виднелись крючковатые костяные выступы, похожие на маленькие когти или зубы. Перри осторожно дотронулся до одного из выступов: тот оказался острым, как нож. Тот самый нож, которым он искромсал собственную ногу. Некоторые когти загибались вовнутрь; на них не было разломов или трещин. Наверное, они помогали удерживать хвост на большеберцовой кости. Однако пять когтей были выгнуты наружу или как-то вверх, в направлении высохшей головы Треугольника.

— Как такими когтями за что-нибудь цепляться? — прошептал Перри. — Что за чертовщина?

Губы скривились в отвращении, когда он, наконец, понял назначение когтей. Выгнутые наружу когти не способны удерживать хвост на месте — они могли лишь резать и рубить, если тварь каким-то образом пытались вытащить из тела человека. Вот почему его нога совершенно истекла кровью — потому что наружу из голени, через собственные живые ткани, он тащил острые, как бритва, когти длиной в четверть дюйма.

Они представляли собой защитный механизм, который должен был причинять Перри боль, если он попытается удалить Треугольник из тела. Теперь Перри знал, что прячется в его теле. Когти служили предупреждением о том, что случится, попытайся он избавиться от других тварей. С ногой еще повезло — если бы один из таких хитроумных когтей резанул артерию, то наверняка погубил бы его.

НЕ ПЫТАЙСЯ ПОВТОРИТЬ

Перри раздумывал, надо ли попробовать еще раз и избавиться от остальных тварей. Однако грубая сила, очевидно, не способ… чтобы…

Перри несколько раз моргнул. Воспаленный мозг отказывался постичь то, что только что произошло.

Он отчетливо расслышал какой-то голос. Неужели он сходит с ума? Мозг заполнили неясные воспоминания о грубой операции, произведенной над собственной ногой, и о голосе, который эхом отдавался в его хмельной голове. Помимо перспективы скорой смерти у него еще и раздвоение личности.

— Я псих. Вот оно что! Я чокнутый. Это единственный ответ на все вопросы.

НЕТ ТЫ НЕ СУМАСШЕДШИЙ

МЫ ТАК НЕ ДУМАЕМ

К горлу подступил комок, в животе снова заурчало.

Итак, голос явно сказал ему: «Мы так не думаем».

Мы.

То есть не что-то одно, а…

Например, Стартовая Пятерка.

Перри на время лишился возможности думать.

— Я сумасшедший, — растерянно шептал Перри.

СУМАСШЕДШИЙ

Голос повторился эхом, и Перри различил его ясно и отчетливо, хотя уши ничего не расслышали. Голос звучал в голове — без вокальных и тоновых оттенков.

СУМАСШЕДШИЙ ПОКОРМИ НАС

Это они, Треугольники. Стартовая Пятерка. Они говорят с ним. Перри тяжело оперся о стойку, боясь свалиться на пол, как будто сраженный физическим ударом. Его сыпь превратилась в Треугольники, которые теперь с ним разговаривали. Следует ли ему отвечать?

Привет, подумал Перри. Никакого ответа. Он попробовал сосредоточиться. ПРИВЕТ, подумал он, напрягшись изо всех сил. Снова молчание.

НАКОРМИ НАС ХОЧЕТСЯ ЕСТЬ

— Накормить вас?!

Ответ пронесся в голове, словно рев толпы болельщиков на финальном матче «Розовой чаши» под Новый год.

ДА ДА НАКОРМИ НАС

МЫ ГОЛОДНЫ

Ему ответили! Перри зажмурил глаза и подумал: «Почему вы отвечаете мне?» Он подождал, но снова не получил никакого ответа. «Ответьте мне!»

Урчание в животе перерастало в своеобразный рев. Несмотря на потрясение от услышанных голосов, Перри не мог не обращать внимания на терзающее его чувство голода.

— Очень хочется есть, — прошептал Перри.

НАМ ТОЖЕ

НАКОРМИ НАС МЫ ХОТИМ ЕСТЬ

Окончательно поняв, он поднял голову.

— Так, значит… вы слышите меня?

ДА ДА СЛЫШИМ

— Вы разговариваете со мной, но не умеете читать мысли?

МЫ ПОСЫЛАЕМ СЛОВА ПО НЕРВАМ

ТВОИ НЕРВЫ НЕ ПОСЫЛАЮТ СЛОВА ОБРАТНО

ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ ЕСТЬ?

Захотелось рассмеяться и заплакать. Изо рта вырвался какой-то неопределенный звук, похожий на кашель неизлечимо больного человека. Такие звуки доносились из мрачных бараков Бухенвальда, где люди были лишены всяческой надежды на спасение.