Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи Страница 42

Хаим-Лейб невидящими глазами уставился на догоравшую свечу. Сон и смерть — вот что происходило с несчастным Цви-Гиршем. Сон и смерть, сон обычный и смертный.

И нечто, рожденное потусторонним мраком и соединяющее эти два понятия.

Слова раввина шелестели в сгущавшемся сумраке, словно падающие листья:

— Сартия — Осквернитель снов — является в образе обыкновенной кошки. Или собаки. Следит за человеком и только ждет своего времени… Вторгается в сон человека, оскверняет его сны… — Голос его становился все тише и слабее. — Оскверняет тем, что похищает, а взамен дает чужие… Чужие, которых человек видеть не может и не должен, ибо нет ничего страшнее чужого сна. Сон — то же, что и смерть, только ровно в шестьдесят раз слабее ее. Шестьдесят раз вторгается Сартия в сон человеческий, и после этого, заменив его сны шестьюдесятью чужими, убивает его…

Рабби Леви-Исроэл уронил голову на раскрытую книгу. Глаза его наполовину закрылись и затянулись мутной пленкой, из открытого рта на седую бороду тянулась струйка слюны.

— Рабби!.. — воскликнул Хаим-Лейб. — Рабби, очнитесь!.. Я должен знать, что делать!..

Нет ничего, более личного для человека, нежели его сны, нежели те картины, которые предстают перед его душой в ночной тишине. Нет ничего более страшного, чем навеки утраченный сон.

Раввин чуть шевельнулся. До напряженного слуха парня донесся почти неслышный шепот:

— Пройди до конца чужой кошмар…

После этого глаза учителя полностью закрылись.

— Осквернитель снов… — прошептал Хаим-Лейб. — Сартия…

Едва он произнес это имя, как сильнейший удар обрушился на дверь бес-мидраша, а окна озарились на миг холодным мертвенным светом, словно на улице сверкнула молния.

Хаим-Лейб поднялся — медленно, очень медленно. Его тело мгновенно налилось свинцовой тяжестью, так что даже если бы он захотел сейчас убежать, то не смог бы.

Дверь распахнулась. Сильный порыв холодного ветра ворвался в помещение. Свеча погасла. Воцарилась полная темнота.

В дверях стоял тот, чье имя он прочитал на разорванной странице.

Словно бесформенный столб черного дыма, словно струящийся темный туман, словно клок тьмы колыхался на крыльце перед дверью. В глубине этой тьмы раскаленными углями мерцали красные глаза, сейчас нисколько не походившие на кошачьи, зато полностью соответствующие слову «дьявольские».

От Сартии тянуло холодом могилы и чужими страхами. Из него истекала тьма.

Хаим-Лейб попятился. Туманное кольцо следовало за ним, обвиваясь вокруг стола со спящим в выморочном сне раввином.

— Я не боюсь тебя!.. — воскликнул Хаим-Лейб, тщетно пытаясь высвободиться из цепких объятий ледяной тьмы. — Ты всего лишь вор, крадущийся под покровом ночи! — Напрягая все силы, он прокричал — прямо в горящие багровым огнем глаза: — Благословен Господь, Царь Израиля, дарующий жизнь!

Ледяные объятия ослабли. Облако тьмы дернулось, словно под порывом освежающего ветра.

— Ты — клипа, пустая оболочка, — спокойно сказа Хаим-Лейб в горящие перед его лицом дьявольские глаза.

Облако тьмы вновь заколебалось. Хаим-Лейб, глубоко вздохнув и зажмурив глаза, шагнул вперед — в самое сердце черного тумана. Ледяные пальцы сжали его сердце, ледяной обруч стянул голову.

В то же время он почувствовал, что куда-то летит — или падает.

Хаим-Лейб не знал, долго ли продолжался полет-падение, но он кончился. Ноги парня уперлись в твердую поверхность.

Хаим-Лейб огляделся. Он стоял на базарной площади Явориц — как в первом из страшных снов. И точно так же услышал он низкий гул, доносившийся из боковой улицы. Но теперь слух его ясно различил: то был звук сотен или даже тысяч шагов. Шаркающий звук приближался, усиливался. Хаим-Лейб пошел навстречу этому звуку. И вновь ударивший из переулка ветер прямо в лице ему швырнул охапку опавших листьев. Но теперь юноша упрямо шел, преодолевая сопротивление ветра, навстречу встававшему впереди багровому зареву.

На этот раз ему навстречу вышла бесконечная толпа людей. Их лица казались смутно знакомыми, но серыми, лишенными красок жизни, с едва угадываемыми, словно стертыми чертами, а глаза — потухшими и слепыми. Смертный холод исходил от них, ледяными волнами захлестывая продолжавшего двигаться Хаима-Лейба.

Он прошел сквозь эту толпу, словно сквозь облако, и тогда все окружающее исчезло, и юноша зашагал прямо в свернувшийся воронкою багровый горизонт.

Он увидел луг из своего последнего и самого страшного сна. Так же, как тогда, на лугу выделялись более светлые полосы, и так же, как тогда, в земле рылись бурые свиньи. Но теперь Хаим-Лейб знал, что эти грязные животные выкапывают из земли. Знал — и не отворачивался.

Словно в подтверждение его знания, земля вдруг начала вспухать, и на месте полос с более свежей и зеленой травой один за другим вскрылись рвы.

Хотя юноша понимал, что должно предстать его взору, он стоял неподвижно, ожидая, когда вскроется последний — ближайший.

И лишь после этого, сделав шаг, опустился на колени и медленно заглянул в ров.

Хаим-Лейб глубоко вздохнул и зажмурился — лишь на мгновение. Вновь открыл глаза, заставляя себя смотреть.

До самых краев ров был заполнен мертвыми телами. Обнаженными и столь истощенными, что даже не совсем воспринимались человеческими останками.

Рты покойников были широко распахнуты, словно в беззвучном крике.

Он выпрямился и увидел у горизонта темное бесформенное облако, в центре которого сверкали кровавым огнем чудовищные глаза. То был Сартия, Осквернитель снов и повелитель этого места. Сартия ждал, его взгляд прожигал юношу насквозь.

Окружающая картина начала меняться. Край горизонта медленно и плавно пополз вверх, к зениту, где тускло мерцало холодное светило, серые лучи которого ничего общего не имели с настоящими солнечными. За спиной происходило то же самое. Земля выгибалась со всех сторон, оставляя его на самом дне гигантского колодца, стены которого были образованы концентрическими окружностями разверстых рвов.

И вот, в тот момент, когда края ужасного колодца почти полностью сомкнулись над его головой, когда все пространство чужого кошмара вот-вот должно было превратиться в подобие огромного мешка, из первого рва поднялись один за другим несколько мертвецов — даже не покойников, а скелетов, обтянутых желтой, в трупных пятнах кожей, с запавшими беззубыми ртами.

Один за другим они выбрались из страшной ямы, приблизились к юноше и остановились.

Сердце Хаима-Лейба стучало часто и громко — от пронизывающего холода и от ужаса.