Энн Райс - Кровь и золото Страница 43

Я направился обратно в святилище, спустился по лестнице, без сил опустился на пол в уголке и закрыл глаза.

Так я впервые погрузился в долгий бессмертный сон.

До тех пор я поднимался практически каждую ночь и посвящал выделенное мне тьмой время либо охоте, либо доступным мне занятиям и развлечениям.

Но теперь я перестал реагировать на закат солнца. Точь-в-точь как ты в ледяной пещере.

Я спал и чувствовал себя в полной безопасности. Знал, что Тем, Кого Следует Оберегать, ничто не угрожает. До меня доносились звуки мира смертных, я слышал, что на Рим обрушивается одно несчастье за другим. И почел за лучшее спать.

Возможно, меня вдохновила история о Боге Рощи, способном целый месяц голодать в заточении, а впоследствии все же подняться и принять жертву.

Я молился Акаше: «Подари мне сон. Подари неподвижность. Подари безмолвие. Избавь от голосов и шума. Даруй мне покой».

Так я проспал не один месяц. Но в конце концов начал испытывать ужасный голод: мне снилась кровь. Однако я упорно оставался лежать на полу святилища, не открывая глаз даже по ночам, когда появлялась возможность выбраться во внешний мир и побродить там, не обращая внимания на происходящее вокруг.

Однако я не мог заставить себя вновь увидеть любимый город. И не представлял, куда мне идти.

Потом наступил странный момент. Мне снилось, что в святилище пришли Маэл и Авикус, что они убеждали меня встать и предлагали свою кровь, дабы придать мне сил.

– Ты голоден и слаб, – говорил Авикус. Он казался очень грустным. И ласковым. – Рим еще жив, – сообщил он. – Город осаждали готы и вестготы, но старые сенаторы никуда не уехали. Они высмеивают неотесанных варваров. Христиане собирают вокруг себя бедноту, раздают хлеб. Нет в мире силы, способной убить твою столицу. Аларих умер, и от его армии ничего не осталось – словно на него пало проклятие за все злодеяния.

Обрадовался ли я? Не знаю. Пробуждение слишком большая роскошь. Я не мог открыть глаза. Мне хотелось только одного: остаться в тишине и одиночестве.

Они ушли. Наверное, они приходили еще – кажется, я видел их: горела лампа, они что-то говорили, – но это было как во сне и меня не касалось.

Минули месяцы, затем годы. Тело мое ослабело, лишь Мысленный дар никак не хотел засыпать.

И меня посетило видение. Я смотрел на себя со стороны. Я лежал в объятиях женщины, прекрасной черноволосой египтянки. Это была Акаша. Она успокаивала меня, говорила, что я должен спать, что мне не угрожает даже жажда – ведь я пил ее кровь, а значит, стал не таким, как все другие вампиры. Голод мне не страшен. Окончательно ослабеть мне не суждено.

Мы лежали на кровати, задрапированной тонкой полупрозрачной тканью, в великолепных покоях с шелковыми занавесями. Я видел золотые колонны, увенчанные листьями лотоса. Ощущал мягкость подушек. Но самое главное – я чувствовал уверенные и теплые объятия моей утешительницы, повелевавшей мне погрузиться в сон.

Так прошло много времени. Потом я поднялся и вышел в сад – да-да, в тот самый сад, который упорно рисовал на стенах. Только этот сад был несравненно лучше моего. Я обернулся, чтобы взглянуть на танцующих нимф, но они оказались проворнее меня и исчезли из виду прежде, чем я успел их рассмотреть. Вскоре стихло и нежное пение – нимфы убежали слишком далеко.

Мне снились краски – яркие и чистые. Хотелось немедленно взяться за кисть и воссоздать сад вживую.

Нет, я должен спать...

Наконец мой мозг окутала божественная темнота, сквозь пелену которой не проникали никакие мысли. Я знал, что Акаша обнимает меня, чувствовал прикосновение ее рук и губ – и больше ничего.

Так прошли годы...

Да, прошли годы...

Внезапно глаза мои сами собой открылись.

Мной завладело необъяснимое, тревожное чувство – словно напоминание о том, что я по-прежнему остаюсь живым существом с головой, руками и ногами. Я не шевелился, вглядываясь во тьму, и чуть позже услыхал громкий звук шагов. В глаза ударил яркий свет.

А следом раздался голос:

– Мариус, идем с нами.

Это был голос Авикуса.

Я попытался встать с каменного пола, но не смог, не в силах поднять даже руку.

«Лежи, – велел я себе. – Лежи и думай. Думай о том, что могло случиться».

Авикус встал передо мной, держа в руках маленькую бронзовую лампу, отбрасывавшую на стены дрожащие отблески.

Он был одет в роскошную длинную тунику, рубашку, похожую на те, что носили солдаты, и готского покроя штаны.

Рядом стоял Маэл, облаченный в столь же богатое платье. Его светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, в лице не осталось и следа былой злобы.

– Мы уезжаем, Мариус, – объявил Маэл, бесхитростно глядя на меня широко открытыми глазами. – Поехали с нами. Давай пробуждайся от своего мертвецкого сна – и поехали.

Авикус опустился на одно колено и отставил лампу в сторону, чтобы свет не слепил мне глаза.

– Мариус, мы уезжаем в Константинополь. Мы наняли собственный корабль, купили рабов-гребцов, взяли своего капитана и слуг, которым платят столько, что они не будут задавать лишние вопросы и интересоваться, почему мы так любим гулять по ночам. Ты должен уехать с нами. Оставаться нет смысла.

– Послушай, что тебе говорят, – вмешался Маэл. – Знаешь, сколько ты проспал?

– Полвека, – с трудом прошептал я. – И Рим обращен в руины.

Авикус покачал головой.

– Гораздо дольше, друг мой. Ты даже не представляешь, сколько раз мы пытались тебя разбудить. Мариус, Западной империи больше нет.

– Отправляйся вместе с нами в Константинополь, – повторил Маэл. – В самый богатый город мира.

– Возьми мою кровь, – предложил Авикус, намереваясь прокусить свое запястье. – Мы тебя не оставим.

– Нет, – ответил я. – Сам встану.

Не уверенный в том, что Маэл с Авикусом разобрали мои слова – я и сам их почти не расслышал, – я медленно приподнялся на локтях; вскоре обнаружил, что уже сижу; потом умудрился встать на колени и наконец выпрямился во весь рост. Голова закружилась.

Моя ослепительная Акаша возвышалась на троне, глядя куда-то вдаль. Царь тоже ничуть не изменился. Однако обоих покрывал слой пыли – невообразимая, преступная небрежность! Цветы в вазах увяли, засохли и походили на пучки сена. Но кто был в этом виноват?

Спотыкаясь, я побрел к возвышению. Увидев, что глаза мои закрылись, Авикус вовремя успел меня поддержать – очевидно, я чуть не упал.

– Прошу вас, оставьте меня, – еле слышно попросил я. – Ненадолго. Я должен помолиться, выразить благодарность за утешение, полученное во сне, а потом присоединюсь к вам.

Приказав себе тверже держаться на ногах, я снова сомкнул веки.

Передо мной тотчас пронеслось видение: я, лежащий на пышной постели в роскошном дворце, и Акаша, моя царица, сжимающая меня в объятиях.