Николай Шпыркович - Злачное место Страница 45

— Это из Штатов пришло, а у них, видать, сохранились с ними контакты кой-какие, — уверенно сказал Крысолов.

— Не знаю, но картинку эту до сих пор помню, — Дмитрий как-то передернул плечами и умолк на несколько секунд.

— Ну, а дальше — рабу хозяина сменить — проще простого. Я и не сопротивлялся даже — произнес формулу про пророков и предвозвестников Пути, лично спастись обещал, за что братьев и поблагодарил — на том мое обращение и закончилось. Охранники тоже — как один, записались — пример больно наглядный уж был. Может, Бергман бы отказался, думаю — да его во время боя убили. Что интересно — кое-кто из бабаевских думал, что вот сейчас — скажу, а потом — убегу, да и наплюю на все это… Точно, как, наверное, и многие из власовцев думали, перед строем в концлагере выходя — сейчас мяса поем, а потом уж. А потом до конца войны вместе с фашистами воевали — ну, недосуг все как-то убежать — завтра, может. Или послезавтра. Здесь первый шаг важен — и они сделали его, когда смотрели, как Бабаеву ноги объедают. А чтобы не задумываться сильно потом, кто ты был, и где ты теперь — некоторые такими ярыми последователями Пути стали — только держись! Ну, проще оно женщин да детей стрелять, если сам себя убедил — что так надо — для Пути, которого ты раньше не понимал, а теперь вот проникся…. Сразу на "шешнашку" они не пошли, готовились. Нас всех, новообращенных — в лагерь загнали, километров двадцать оттуда был у них. Ну и подготовка там была — я такого и представить не мог — чуть ли не круглосуточные тренировки вперемешку с проповедями.

— А Бабаева, что ж — так и не хватился никто? — с недоверием спросил Крысолов.

— Отчего ж — хватились, — усмехнулся Дмитрий, — сам то я не был там, а слухи доходили — приезжали, разбирались — а нет Бабаева. Был, ясное дело, был, немножко погостил, и во-о-н туда укатили они все. И пропали, говорите? Ай, жаль, какой же человек был! Понятное дело, если бы хорошенько поспрошать, да просто расследовать это дело, как раньше — и выяснилось бы все. Да только, как Бабаев исчез — за его наследство и перегрызлись все в один момент. Быстренько его область на три удела раскололась, в каждом по своему клану, причем в одном из уделов князьком стал паренек, шибко сочувствующий Наследникам. Так что мыслишка у меня имеется до сих пор — точно ли случайно Бабаев тогда в той деревеньке оказался? И как это они так быстро его придавили, уж не потому ли, что заранее знали к чему дело идет, ну или придти может? Опять же — толком никто и не знал ведь, куда хозяин делся — может, с девками на дальнем хуторе от дел решил отдохнуть — а грызня уже пошла. Как по сигналу, какому. Ладно, это все без меня происходило, а я тогда у Наследников "Курс молодого неофита" проходил. Там среди них кого только не обреталось — и врач был один. Узнали они, что я тоже доктор, да еще и реаниматолог — головами покивали — хоть и не совсем дело так уж нужное, Путем ходящие — смерти не боятся, но все же и не бесполезное совсем — каждый делу Пути должен в полной мере послужить. И если нужно еще в скорбях здесь помучиться — надо, значит, так. Опять же — "просветленным" надо за собой людей вести, Письмена толковать, недорожденных обращать — дел, короче — выше крыши, а кадров мало, да и не может быть их много — не каждый может "просветленным" стать, ох не каждый…. Ясное дело — "просветленных" и спасать надо в первую очередь, дабы без пастухов волки стадо не расхитили. Ну, плюс и увечья мои сгодились — хоть и не в полной мере, а почила на мне Благодать, так что достоин я оказался, "просветленных" лечить, а заодно — смену себе готовить. В общем, хоть по полигонам меня не гоняли, а сутки забиты были до предела — с 5-ти утра, как встал, на чтение Письмен, так до полуночи хрен ляжешь. Лечи-учи. Каждые четыре недели — группа курсантов, которых я должен научить правильно оказывать первую медицинскую помощь. В конце цикла — обязательная госприемка, с показом, в почти боевой ситуации, правильности наложения жгута, повязок, правильности транспортировки — ну, все, короче, по правилам военно-полевой хирургии.

— А "почти боевой" — это как? — удивился Старый.

— "Почти" — это значит, что кое-кто из недорожденных, кто упорно сомнения какие испытывает, колеблется — проверен может быть, точно ли тот камень он, что во главе угла лежит. На любое ли испытание готов? Камень ведь крепок. Что ему, камню, сделается от перелома бедра, скажем? А заодно и братьям курсантам помощь будет, а мы их проверим — точно ли умеют они шину накладывать? Не дрожат ли ручки-то, как бинтик вяжется, не забыл ли валик в подмышку заложить… Ну, а кто совсем провинился — тому испытание построже надо. Вот, хорошо бы его в комнате одного оставить, и, скажем, вскрыть ему артерию плечевую, или бедренную — а через минуту-другую в эту комнату курсанта запустить, со жгутом в руках. А потом закрыть их, на полчасика так, для пущей надежности… Главное, зайцев при этом убивается — в лодке деда Мазая столько не сидело. Если выживет человек после такого — с колебаниями у него резко как-то прекращается, и Путем он идет строго прямо, не отклоняясь ни на миллиметр. Ну, а не выживет — вот тебе и Высшая Справедливость рассудила — отделились зерна от плевел. Заодно и нерадивого курсанта на переподготовку отправлять не надо — все оценки ему свежеиспеченный зомбак проставит — зубами на теле. Опять же — какой наглядный пример пользы знаний подается всем будущим курсантам. Ну и мне — стимул для большего рвения, потому как за каждого недовыученного курсанта — платить надо. Это, значит, соблазнился я чем-то. А что в Письменах сказано: "… у соблазнившегося — да отнимется." Ну, а что отнимать — то "просветленные" знают. Насчет меня они так решили — за каждого такого "недоделанного" курсанта — пальчик надо отнять. Главное, говорю им, гадам: "Вы хоть с левой начните!" — улыбаются только, с-суки… Правда, я только мизинец потерял тогда. — Старый удивленно глянул на руку Дмитрия, и тот пояснил:

— Не, это потом уже, когда они лабораторию разгромили, ну и их, соответственно, к ногтю прижали. А так — за все пять выпусков — только один мизинец — хороший результат подготовки, я считаю. И вот только когда я свой палец отдельно от себя на столе увидал, дошло до меня наконец-то: меня и дальше будут по частям резать, жечь, ломать не эти, так другие — до тех самых пор, пока я не готов буду за свою свободу драться — и умереть, если потребуется. Удивительно, что мне так много времени на это понадобилось — больше года уже Херня шла, а я только-только допер, что виновник всех моих бед — не зомбаки, не вирус, не Наследники или князья удельные — а сам я. Самое интересное, я понял, что и до Херни в точно таком же положении был — когда на кухне за рюмахой на маленькую зарплату жаловался, на засилье бандитов, на олигархов всесильных и ментов продажных. И решил я что надоело мне это все. В общем, потихоньку я громче всех орать стал на собраниях их. Насчет "просветленных" я сразу понял, что мне с ними не выгорит — те бы мне оружие хрен доверили, даже если бы я самолично на Пути верстовые столбы поставил — аж до самого Нирво-рая. Был там у меня курсантик один, паренек — вроде него возрастом, — он кивнул на Артема. Я его сразу выделил: если бы его в студенты медики — замечательный из него лекарь бы получился — ну, сам знаешь, есть такие ребятишки — на лету схватывают, ты их учишь — и сердце радуется. И смотрю — он тоже мне в рот смотрит, а самое главное — нравится ему учиться. И одновременно с этим — насчет Пути — упертый уже до предела. У него за месяц до Херни — полиомиелит развился — завезли к нам работяги из Средней Азии то, что при Союзе забыли настолько прочно, что даже нам с тобой в институте лишь по учебникам клинику учить пришлось. Если бы не вирус — быть бы ему, в лучшем случае, калекой в коляске — все к тому шло у мальчонки из семьи технички. Он мне сам говорил — "молился я — сутки напролет", и надо же было так совпасть — не православный наш батюшка ему в то время подвернулся, не католики-баптисты даже — Наследнички в его больнице объявились. Аккурат за сутки до Херни. То есть, тогда они не Наследники были, да какая разница шестнадцатилетнему парню, прикованному к кровати, если вскоре после молитвы брата — он начинает чувствовать ноги, которые до того колодками лежали, а еще через день — он ходить может, и на своих ногах к машине идет, на которой за ним братья приехали, от зомбей спасать, в которых все твои неверующие друзья по палате обернулись. Ну, плюс обработка — рассказывает он мне о Пути, а у самого глаза, как фары-галогенки горят. А талантливый человек талантлив во всем, — на нем это лишний раз подтвердилось — Письмена эти долбанные, неизвестно кем писаные — на память страницами целыми цитировал. А уж стрелял: хоть из пистолета, хоть из винтовки, хоть из чего — снайпер, одно слово. Он вроде в секцию какую-то стрелковую ходил до Песца. Я к нему и подкатился — типа, вот бы и мне подучиться, а то война придет — а я Путь не защищу. Пару фраз специально для него выучил, из Письмен его любимых. Он и поверил мне, втихаря "Макарова" принес, этого самого вот — Дмитрий кивнул на кобуру, пристегнутую прочным кожаным ремешком к его поясу. После занятий оставался со мной, типа дополнительные знания желает обрести. Он вообще учиться любил, так что никто ничего и не заподозрил. Я немного с оружием уже у Бабаева научился обращаться, когда с ним катался — показывали мне охранники его, ну, а Олежек (звали его так, как и Куска вашего) меня вообще поднатаскал. Сначала на "пустом" стволе он меня дрессировал, потом и на стрельбище — уж не знаю, как, но договорился он с кем-то — а ему много чего доверяли — особенно после того, как он, глазом не моргнув, целой семье головы поотрубал — за неверие. Он меня с левой руки стрелять и научил…. Ну, а тут и поход на "шешнашку" созрел.