Приручить Сатану - Софья Бекас Страница 48

— Естественно. Ведь он мой брат.

— Ваш брат? — Ева приподнялась на локтях и заглянула в её лицо. Почему-то этот, казалось бы, банальный факт очень удивил девушку. — Родной?

— Да.

— И сколько же между вами лет разницы, если не секрет?

— Не очень много по нашим меркам.

Обе замолкли. Ева сосредоточенно пыталась переварить полученную информацию, усердно проводя сложные математические вычисления, что, по правде сказать, получалось плохо.

— Я старше тебя, — сказала она спустя какое-то время, положив на прикроватную тумбочку согнутые в локтях руки и опустив на них голову. — Гораздо старше, чем ты думаешь. Но я никогда не встречала таких, как ты.

— Таких, как я, много, на самом деле.

— О, я не об этом. Ты какая-то очень… Даже не знаю.

— Вы меня пугаете. Хотя бы в хорошем смысле или в плохом?

— Не знаю, — повторила Мария, опустив глаза вниз. — Я тебе не верю. В тебя не верю.

— Я Вас не понимаю.

На секунду на её лице промелькнуло раздражение, но ещё через столько же исчезло и уступило место печальной задумчивости.

— Как можно быть такой правильной? Такой наивной? Такой… детской?

— Думаю, это можно объяснить…

— Нет. Я знаю, какое объяснение ты мне хочешь дать, но я его не приму. Я ему тоже не поверю.

— Уверена, на свете много людей с похожими чертами характера…

— Может быть, много, но они все какие-то другие. Не похожие на тебя. Знаешь, — сказала она после некоторого молчания, устремив взгляд куда-то вправо, — когда всё ещё только начиналось… Он сказал нам, что мы можем творить всё, что захотим, якобы потому что для тебя это всё привычно. А теперь я понимаю — мы все понимаем, — почему он так сказал.

— Кто — он?

Мария пугливо обернулась, словно кто-то ещё, невидимый для глаза Евы, мог наблюдать за ними со стороны, но в комнате, кроме них, никого не было.

— Сатана.

И исчезла. Ева даже не знала, что напугало её больше: такое внезапное появление или столь же внезапное исчезновение. Всё было как обычно: полутёмная комната была пуста и буквально звенела от давящих в ней тишины и одиночества, бело-жёлтый фонарь, словно маяк, утонувший в тумане над океаном, тускло указывал путь заплутавшим в пространстве ночи людям; маленькая мерцающая звёздочка, обозначающая летящий сквозь чёрное небо самолёт, стремительно двигалась параллельно ярким столичным огням, и под ней в непрекращающемся ритме всё бежала, бежала куда-то жизнь.

Ева перевернулась на бок и прикрыла глаза; лёгкая дремота, словно невесомый воздушный палантин, снова накрыла её сознание, увлекая в беспрерывное существование на границе сна и реальности. Она слышала, как где-то во дворе дома проехала машина, как зашуршали большие чёрные шины по сухому асфальту, но ей чудилось, что это не автомобиль выворачивает на оживлённую в любое время дорогу, а тихие волны глубокого, хладнокровного моря ранним-ранним утром, когда солнце ещё не показалось из-за чёрной кромки и небо, ещё совсем молодое, смешивая в себе синеву ночи и желтизну дня, становится почти зелёным, когда белые пушистые облака не успели набежать на светло-голубую поляну и вьются вдоль горизонта полупрозрачными тонкими ниточками, ласкаются к постепенно просыпающемуся от мёртвого сна пустынному берегу, как кот к своему дорогому хозяину, а вокруг вместо домов возвышаются крутые синие горы, покрытые тёмным густым лесом, и редко видно, как извиваются змейками по ним узкие серпантины.

Ева снова пошевелилась, и наваждение пропало. Часы в коридоре глухо зашипели, заскрежетали, и, пересилив самих себя, тяжело пробили двенадцать ударов. Один… Два… Три… Пять… Десять… Двенадцать… Двенадцать…

Двенадцать…

Двенадцать…

Двенадцать…

Ева непонимающе подняла голову и прислушалась: нет, ей определённо не мерещилось, часы били и вовсе не собирались останавливаться. Сломались, что-ли? Девушка, неохотно отбросив одеяло в сторону, кое-как нашла ногами тапочки и вышла в коридор.

Она вздрогнула: рядом с высокими напольными часами стоял, облокотившись плечом на стену, тот, кого она сейчас хотела бы видеть меньше всего. Ранель Гутанг держал в одной руке какую-то книгу, которую читал с особым интересом, при этом совершенно не замечая Еву, а второй лениво и будто на автомате раскачивал маятник из стороны в сторону. Наконец, когда он дошёл до конца страницы, Ева шевельнулась, и Ранель, заметив боковым зрением движение, поднял на неё свои стальные, почти белые глаза.

— Это Вы, — только и сказал он, когда Ева сделала небольшой шаг назад, отступая от незваного гостя. — А я уж было подумал, что Вы заснули, раз не слышите столь настойчивый бой часов.

— Добрый вечер, — прошептала она, но это вышло так жалобно и полупрозрачно, что он вряд ли услышал. Захлопнув книгу, Ранель остановил маятник и жестом пригласил следовать за ним.

На кухне над маленьким обеденным столом горела одинокая лампочка, заливая клетчатый кафельный пол приглушённым оранжевым светом. Педантично расставленные на открытых кухонных полках предметы погрязли в ночной саже; казалось, проведёшь, и руки останутся чёрными. Плотные шторы были задёрнуты, и ни один звук большого живого города не долетал до этого маленького оазиса тишины и спокойствия, в котором еле теплилась по-особому уютная электрическая свеча.

Ранель положил книгу на стол и медленно опустился на стул около скрытого подоконника; Ева последовала его примеру. Некоторое время он молчал, словно забыл о присутствии в комнате постороннего человека, устремив взгляд куда-то глубоко в собственные мысли, а Ева, как ни стыдно ей было признаться потом, потеряв всякие остатки сна, лихорадочно придумывала план отступления. Ей всё ещё не давал покоя его какой-то загадочный, если не сказать мистический — последнее время в её жизни появилось довольно много мистики — образ: она не могла избавиться от ощущения, что мужчина, сидящий на расстоянии вытянутой руки напротив неё, в любой момент может кинуться на неё, словно дикий хищный зверь, который лишь до поры до времени спокоен и миролюбив. Ей чудилось, что в белых бездушных глазах плескается острыми кинжалами холодная сталь, что стоит им только захотеть, и на тонкой, словно пергамент, коже останется кровавая полоска.

— Вы только что говорили с моей женой, — наконец нарушил тишину Ранель Гутанг и задумчиво погладил подбородок, покрытый жёсткими чёрными волосами. Ева встрепенулась и удивлённо посмотрела на него.

— С женой?

— Ну да, с женой. Вы сказали, что она красивая, если я не ошибаюсь.

— Совершенно верно. А ещё голос…

— …«музыкальный, мелодичный», это я слышал. О чём вы говорили?

— Она сказала мне, что Бесовцев — это её брат.

— Этот паренёк? — Ранель нахмурился и устало потёр глаза. — Да, славный