Алексей Атеев - Дно разума Страница 49

Скок так и сделал. Лену он увидел еще издали. Она о чем-то разговаривала с юношей студенческого вида и на Юру даже не взглянула, хотя, несомненно, его заметила.

– Девушка, можно вас? – Скок поманил Лену рукой.

Она подошла, взглянула на него, но лучше бы и не смотрела. Лицо ее сделалось точно таким, каким Скок видел его после событий на выработках.

– Что вы хотели? – вежливо спросила она.

– Лена… Ты чего?..

– Я не совсем понимаю вас.

– Кончай дурить!

– Так что вас интересует?

– Ты!

– Не понимаю…

– Ну, Лена!..

Еще пару минут разговор продолжался в подобном духе. Скок просил, умолял, требовал, но все было тщетно. Девушка взирала на него как на пустое место. В глазах ее не было заметно даже намека на симпатию, только полнейшее равнодушие. Наконец она произнесла:

– Я вижу, вы сами не знаете, чего хотите.

Эта фраза оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Скока. Он в сердцах плюнул на пол, вызвав изумление немногочисленных посетителей читального зала, и бросился вон.

– Да знаю, знаю я… – бормотал он себе под нос, слоняясь по улицам и не представляя, куда податься.

С горя он направился в пивную, принял на грудь две кружки теплого пива и сто пятьдесят граммов водки, там же познакомился с какой-то полупьяной шалавой и вызвался ее проводить. Дорогой Скок купил еще бутылку «Московской». Дальше все было как в тумане. Шалава, которая назвалась Анжелой, притащила его к себе домой, в какой-то барак или щитовой дом на краю города. Тут же появились алчущие рожи. Возлияния начались в комнате Анжелы, где кроме нее проживали парализованная старуха и непрерывно оравший грудной ребенок. С бутылкой водки было быстро покончено. Какой-то шустрый парнишка побежал в магазин за портвейном. Шалавистая Анжела тем временем отключилась и уснула прямо на замызганном полу, под вопли малютки, но пьянка продолжилась за бараком на пустыре возле голубятни. Вначале все любили друг друга, потом пошел «базар за зону» и начались разборки. Скок кого-то бил, и его били… А дальше в памяти следовали одни провалы.

Он очнулся от холода и кое-как разлепил глаза. Начинало светать. Серенькие небеса повисли, казалось, над самой головой и жутко давили на нее. Закапал дождик. Скок сел и огляделся. Оказывается, он ночевал тут же, на улице, неподалеку от голубятни. Карманы были вывернуты, ключи и пропуск на завод валялись рядом на земле. Скок подобрал их и встал на ноги. Все тело разламывалось. Голова гудела. Во рту царила великая сушь. Он, покачиваясь, постоял некоторое время, потом поплелся прочь.

Добрался Скок до общаги в тот час, когда народ уже спешил на смену.

«На работу нужно, – заскреблось в почти погасшем сознании. – Не пойду! Черт с ней, с работой. Пусть знает!»

Кто должен знать о его непотребном поведении, он даже самому себе не сообщил. Однако и так все было ясно.

Скок как был, в грязной, запыленной одежде, рухнул на койку и проспал до обеда. Когда он, наконец, продрал очи, то увидел: сосед по комнате, татарин Ренат, тщательно выскребает электробритвой впалые щеки. В голове Скока гудел непрерывный набат.

– На работу проспал, – произнес Скок мертвым голосом.

– На работу? – удивился Ренат. – Сегодня у наша бригада выходной. А ты ночью где был?

– Гулял.

– Ничего себе, гулял! Валялся, наверное, под деревом. Грязный, как чушок!

– Пусть знает, сука! – с ненавистью вымолвил Скок метавшийся в мозгах вопль.

– Кто сука? – недоуменно спросил Ренат.

– Пусть знает!

– Заладил: пусть знает, пусть знает… Похмелиться надо.

– А есть?

– Могу сбегать.

Весь выходной Скок старался забыть о нанесенной ему смертельной обиде. Он пил то с одним, то с другим и к вечеру так накачался, что вновь не стоял на ногах. Постоянно он порывался куда-то идти, кому-то что-то объяснять, однако сил на это уже не было, и он плакал от отчаяния.

Выходной закончился. Нужно возвращаться в цех. Следующая смена – с четырех. Все утро он раздумывал, идти на работу или послать всю эту канитель куда подальше. Хорошо бы «закосить» больничный. Но как? К тому же деньги кончились. Он должен половине общаги. Нет, придется все же топать к печи.

Смена, приходившаяся на вторую половину дня, считалась одной из самых спокойных. Оно и понятно. «Белые каски» разошлись по домам, а начальник смены особо не усердствует. Аварий нет – и слава богу. Время потихоньку ползет к полуночи. Работа движется без сбоев, почти автоматически.

Скок стоял на завалочной площадке и наблюдал, как мостовой кран тащит над разливочным пролетом к изложницам окруженный облаком газов ковш, полный расплавленного металла. Поверхность металла пылала нестерпимым жаром, точно кусочек солнца.

Настроение было настолько паршивым, что казалось: лучший выход – броситься в этот ковш к чертовой матери и таким образом послать всех… Скок слышал рассказы о таких случаях. Правда, как подобное можно осуществить, он плохо себе представлял. Если только прыгнуть в изложницу, когда состав медленно выходит из ворот цеха. Вот только откуда прыгнуть? С крыши, что ли? А если промахнешься? Все кости переломаешь! Проще пойти в листопрокатный цех и броситься в нагревательный колодец. В момент сгоришь! Даже «материала» для похорон не останется. И действительно, лучше ничего не придумать. Раз, и нет тебя! Привет семье! Да какая у него семья?! Мать только… Но она, надо думать, даже не всплакнет. А эта Лена… Скок представил, как она прореагирует, когда узнает о его смерти. Если узнает, конечно. Может, вспомнит своего первого мужика. И даже проронит слезу… Маловероятно. Из такой твердокаменной вряд ли прольется хоть одна крохотная слезинка в память о нем, Юрке Скокове. Да! Пора кончать с жизнью. С жизнью, которая не удалась! К чему коптить небо! Он – уголовник. Это пятно никогда не стереть. Всю жизнь будут тыкать: сидел, сидел… Так блатарем и помрешь. Уж лучше сразу…

Скок вновь глянул на ковш. Он почти вплотную приблизился к разливочной площадке.

«Ах, если бы вот прямо сейчас ковш грохнулся и металл, сжигая все на своем пути, растекся по площадке», – пришла в голову шальная мысль. Тогда бы и никуда прыгать не нужно. За доли секунды превратишься в факел. А дальше небеса. Или ад?

Ковш вдруг дернулся и заметно перекосился. Длинный язык металла выплеснулся из него наружу, и огненный сноп искр взметнулся под крышу цеха. Скок, словно во сне, видел, как лопнул один из канатов, державших траверсу.

– Беги!!! – заорал сталевар Степан Тимофеевич Галушко и первый рванул к выходу с площадки.

– Ну что же ты… Вперед! – услышал Скок голосок, идущий, как ему показалось, из самой глубины ковша со сталью.