Кирилл Манаков - Хроники последнего лета Страница 52

— Наталья Владимировна, прошу вас, — сказал человек очень любезно.

Он взял ее под руку и повел не к двери, куда стремились попасть остальные визитеры, а к неприметному служебному входу. Охранники в серо-зеленом камуфляже даже не проверили документы, а отдали честь и вытянулись по стойке «смирно» так, словно перед ними прошествовал сам президент.

Наташа представляла, что приготовленную сумку с передачей должны осмотреть чуть не под микроскопом, но, по-видимому, ее сопровождающий имел очень высокий авторитет в этом заведении, и на пакет никто не обратил внимания.

Наконец, человек с пронзительным взглядом довел Наташу до комнаты без окон со стенами, выкрашенными грязно-зеленой краской, усадил на прибитый к полу стул и вышел, оставив в одиночестве. Наташа осмотрелась. Какое, однако, неуютное место! Из мебели — стол и два стула с жесткими сиденьями. И, словно издевательство, на стене — портрет улыбающегося президента с приветственно поднятой рукой. Под портретом кто-то ухитрился сделать на стене неприличную надпись, которую потом закрасили, но сделали это неумело, или, наоборот, имея умысел, так, чтобы свежая краска точно повторяла контуры букв, и пожелание неизвестного хулигана можно было легко прочесть.

Дверь открылась, и вошел Рудаков, по привычке держа руки за спиной. Увидев его, Наташа встала и заплакала. Боже, как изменился Тёмка! Лицо почернело, глаза ввалились и горели каким-то недобрым огнем, он сильно сутулился и прихрамывал на левую ногу. Спортивный костюм был несвеж и сильно помят.

Рудаков удивился и обрадовался.

— Наташа?

Тут Наташа бросилась к нему, обхватила голову и стала целовать. Рудаков смеялся и отвечал на поцелуи.

— Наташка! Как тебе удалось?!

— Как, как…

Наташа оторвалась от Рудакова, отступила на шаг, осмотрела с ног до головы и снова разрыдалась, размазывая по щекам потекшую тушь.

— И что мы так сокрушаемся? — спросил Рудаков в своей обычной ироничной манере.

— Тёмка… Что они с тобой сделали?!

— Ровным счетом ничего. Накормили, спать положили, познакомили с хорошими людьми.

Наташа улыбнулась сквозь слезы.

— Ты все шутишь…

— Какие тут шутки. Истинная правда.

Бывают моменты, когда нужно сказать что-то очень важное, но, случается, что вдруг не находится нужных слов. Волнение тому виной, или иные причины, но Наташа не нашла ничего лучшего, чем просто спросить:

— Как ты себя чувствуешь?

Она понимала, что голос звучит фальшиво, но не могла с этим ничего поделать. Тёмка бог весть что подумать может, как потом объяснять, что всего лишь растерялась? Но Рудаков ответил с улыбкой:

— Не поверишь — прекрасно! Спасибо специальным товарищам за лучший в мире санаторий! Представляешь — сегодня с утра — как новенький. Вообще, сюда бы половину Бурденко со Склифасовским для поправки здоровья. Кстати, будет время, перепишу местное меню — на диете потом сидеть. Ну да ладно, ты-то как?

Наташа достала платочек, вытерла, как смогла, тушь, потом, вспомнив, взяла из-под стола и протянула Рудакову пакет с передачей.

— Я тут собрала… покушать, шампунь, носки… много всего.

— За это спасибо, — серьезно сказал Рудаков, — но сначала у меня к тебе важное дело.

— Какое? — опешила Наташа, искренне считавшая, что в заключении ничего важнее передачи быть не может.

Но Рудаков быстро показал глубину ее заблуждений. Сначала последовал поцелуй, от которого она едва не задохнулась, а затем он довольно бесцеремонно стал расстегивать ее джинсы.

— Тёмка! Ты что! Перестань! — Наташа решительно отбивалась.

— А почему нет? — как-то слишком рассудительно сказал Рудаков.

— Да прекрати ты, наконец!

Наташа вырвалась из рудаковских объятий, отступила на шаг и показала на видеокамеру в углу комнаты:

— Ты с ума сошел!

Рудаков обернулся.

— Черт! Я еще не готов сниматься в порно.

Наташа поправила одежду, уселась на стул и обворожительно улыбнулась:

— Присаживайся, дорогой!

Рудаков улыбнулся в ответ и сел напротив.

— Буду галантным. Пусть полюбуются граждане, — он кивнул в сторону камеры и без перерыва, точно продолжал фразу, сказал: — я скучал.

— Я тоже.

— Не может быть. Ты наверняка воспользовалась случаем и пошла в загул.

— Ты очень проницателен. Но это не мешало скучать.

— Шампанское, икра, устрицы и молодые любовники?

— Конечно. И не только молодые. А так же старые и богатые.

— А как же бурный секс? Ты же скрытая нимфоманка.

— Почему — скрытая? Ты даже не представляешь, что делает с папиками Виагра!

— Чего не узнаешь о собственной жене! Почему я об этом не знал?

— Не спрашивал, — Наташа кокетливо пожала плечами.

— Сколько, однако, в тебе тайн, — вздохнул Рудаков.

— Ну, знаешь ли… в тебе, как бы сказать помягче, не меньше.

— Куда мне…

— Да ладно! О тебе шепчется вся Москва!

— Шепчется? Новый способ коммуникации?

— Именно так. Громко кричать побаиваются. Твой пример показателен.

— Это забавно. А я послал своего адвоката, — спокойно сообщил Рудаков.

— Брика? — удивилась Наташа.

— Его самого.

— Как? За что?

— Просто так. Козлина он, — Рудаков подумал и добавил пару сочных эпитетов.

Наташа покачала головой.

— Тёма, подожди. Я виделась с ним вчера вечером.

— Зачем?! — спросил Рудаков так резко, что она вздрогнула.

— Как зачем? Он позвонил…

— И о чем вы разговаривали?

— Понимаешь, мы разговаривали не со всем с ним.

— Не понял!

— Он познакомил меня с одним человеком, — объяснила Наташа, — Добрый-Пролёткин, советник Загорского. Мы обсуждали тебя.

— Ты сплетничаешь обо мне с шестерками Загорского?

— Зачем ты так говоришь? Хотя мне вообще-то все равно, кто он такой — хоть шестерка, хоть семерка. Главное — он знает, что происходит и предлагает выход.

— Выход, — усмехнулся Рудаков, — а хочешь, я тебе расскажу, что он предлагает?

— Тёма, подожди…

— Нет, ты послушай!

— Хорошо, только не волнуйся!

— Я совершенно спокоен. Ты будешь слушать?

— Буду! — сказала Наташа, почувствовав укол раздражения. Она никак не ожидала от Тёмки такой острой реакции.

— Ну и чудненько. Значит, ты встречалась с очень приятным господином — Добрым-Пролёткиным. Он, несомненно, проявил сочувствие, рассказал, что вместе со своим боссом хотели бы поддержать меня, но — увы — не имеют возможности. А все потому, что я заехал по черепу любимчику некоего Абдусаламова, который оскорбился в лучших чувствах и поклялся оторвать мне голову и прочие органы. И месье Загорский никак не может ему воспрепятствовать — еще бы, сам Султан, любимчик президента и герой Кавказа. Верно?