Майк Гелприн - Самая страшная книга 2017 (сборник) Страница 57

– А это мы холодец из дома привезли! Неделю в поезде катили! – Дядя Эдик кивнул куда-то в сторону. Холодец лежал большими влажными ломтями в стеклянной миске в центре стола. – И еще коньяк наш, дальневосточный! Первый сорт! Слышал, бабушка ваша коньяк любила, да? Я, стало быть, в нее пошел!

В подтверждение слов от потряс над головой бутылкой коньяка, хрустнул отворачиваемой крышечкой, налил себе в рюмку, потом жене и вопросительно мотнул головой в сторону Настиных родителей.

– Мы не пьем, – робко улыбнулся папа.

– В наше-то время? Даже за родственников?

– Оставь их, Эдик, – буркнула тетя Маша. – Чего пристал к людям? Они тебя кормят, поют, а ты лезешь. Хочешь пить – пей. Подай лучше салата вон того, с креветками.

Дядя Эдик вздохнул, пробормотал:

– А ведь из самого Владивостока тащили… – и опустошил рюмку в два глотка. Кадык его заходил ходуном, щеки покрылись красными пятнами.

– Эх, где же моя молодость? – произнес он осипшим голосом. – Думал, как-нибудь приеду в Москву, прогуляюсь по Красной площади, в метро спущусь, на Ленина посмотрю. Все эти мечты, знаете? Когда здоров и молод, кажется, что столько всего можно успеть. Но человеческая жизнь хрупка. Один неосторожный шаг – и все к черту, все к черту.

Он налил себе снова полную рюмку. Спохватился, подал тете Маше тарелку с салатом и тоже рюмку с коньяком. Настя с интересом наблюдала, как тетя Маша ловко пристраивает все это у себя на коленях.

– Спасибо дорогим хозяевам за гостеприимство! – сказала она приглушенным, торжественным тоном, от которого сразу захотелось встать. – Мы это, конечно же, ценим и любим. Как хорошо, когда находятся такие вот замечательные родственники! Жить сразу становится лучше, знаете, радостнее. Вот бы еще Мариночку из Сыктывкара найти, тетю твою родную. И Толика из этого, как его, Новороссийска. Умер уже, наверное, так и не узнал, какие хорошие люди живут в Москве…

Кажется, тетя Маша всплакнула. Настины же родители, смущенно улыбаясь, принялись заверять, что они тоже очень рады, что в современном мире давно забыли про сплоченность семьи, про традиции, что страшно же жить вот так, разобщенно, на белом свете.

– Обязательно найдем Мариночку. И Толика найдем, который умер, – бормотал папа, то и дело стирая пальцами пот со лба. В кухне было жарко от такого внезапного многолюдья.

– Вот за это и выпьем! За воссоединение! – Дядя Эдик опустошил третью, несмотря на то что до вечера было еще далеко.

Под звон вилок и ложек завязался разговор.

– Семья! – говорил дядя Эдик, выуживая из миски пальцами скользкую оливку. – Это важное, это первое, значит, чего надо беречь! Я Маше всегда говорю, что хоть в лепешку расшибусь, а семью сохраню. Я ведь какой был? Маш, какой я был в молодости, а?

– Кобель, – хохотнула тетя Маша.

– Неправильную, значит, жизнь вел. Выпивал много, да. А кто не выпивал в те времена? Женщинам нравился. Это у меня сейчас проплешина и глаз нет, а лет двадцать назад я – ух! – я знаете как всем нравился? А потом решил – семья, и ничего нет важнее… Пришел как-то домой и говорю, мол, Маш, я с тобой навеки!

– Я же, дура старая, и поверила, – снова хохотнула тетя Маша. – Из кресла встать не могу, а доверчивая до безобразия! Такая вот на всю головушку… поэтому плохо и живем, – добавила она. – Всякий нас хочет обмануть, со света сжить. Никто слова доброго не скажет. Все время обман и злость. Эдичка работника нанял, чтобы плитку в доме положить, а тот ему в глаз вилкой. Вы представляете? Прямо в глаз!

Насте хотелось послушать историю про вилку и работника, а еще в тарелке оставалась вкусная котлета, но тут кто-то подергал ее за рукав. Рядом стояла Соня и смущенно улыбалась.

– Косички? – вспомнила Настя.

Соня кивнула.

– И вот, значит, я ему говорю, ты что это делаешь с плиткой? Кто же ее так кладет?.. – распалялся дядя Эдик. Красные пятна расползлись у него по лицу и шее.

– Ладно, пойдем. Обещала ведь.

Они вышли из кухни в прохладу коридора. Линолеум все еще был влажный после папиной уборки. Вяло кружилась пыль.

На пороге детской комнаты Соня остановилась, заглядывая внутрь, словно не решалась войти. Настя никогда не думала, что кого-то ее комната может удивить или испугать.

Комната как комната, ничего особенного. У стены кровать, рядом зеркало со столиком, с противоположной стороны шкаф, полки с игрушками и книгами. Стол с компьютером. Ковер мягкий, на нем удобно лежать, когда ничего не хочется делать. Мягкий свет скользит сквозь занавески, оставляя на ковре пятнышки непрозрачных узоров.

– Ты чего? Вон стул, садись перед зеркалом. Сейчас я расческу найду…

Соня робко зашла, но направилась не к столу, а к полкам с игрушками. На самом видном месте стояла кукла Белла из «Сумерек», рядом несколько кукол из коллекции «Барби», там же лежал старый плюшевый мишка с потрепанной мордой и одним глазом. Насте было жалко его выкидывать.

Соня протянула руку к мишке, повернулась и вопросительно посмотрела на Настю. В Сонином взгляде было столько робости, что Настя почувствовала, как снова разрастается в душе тугой комок жалости. Разве может быть в жизни так, чтобы дети не могли себе позволить поиграть в игрушки? Она вспомнила те подобия кукол, что стояли на бабушкином столе вокруг иконки. Ужасное зрелище.

– Конечно, бери.

Соня взяла медведя, прижала крепко к груди, уткнувшись подбородком в мягкую плюшевую голову, а затем улыбнулась, широко, радостно. Губы ее разошлись, обнажая редкозубый рот без языка.

Сначала Настя решила, что ей показалось, но Соня продолжала улыбаться, и было видно, что языка у нее действительно нет. То есть совсем, как будто и не было.

А потом Настя вспомнила, что до сих пор не услышала от Сони ни одного слова.

– Ты… немая? – спросила она.

Соня кивнула, продолжая прижимать медведя к груди, как самое ценное сокровище в жизни.

Жалость растеклась по телу подобно киселю, делая сознание мягким и податливым.

– Знаешь что? Забирай его себе насовсем. Я тебе сейчас еще кое-кого найду. Тоже хорошего. У меня много – хватит. Выкинешь этих своих резиновых животных и ту дрянную куклу с трещиной.

Настя заторопилась, полезла в шкаф, перерыла старые коробки с игрушками, выудила трех кукол Winx, которыми давно не играла, и протянула Соне.

– Забирай. Твои. Подарок.

А когда Соня непонимающе вылупилась большими голубыми глазами, Настя взяла ее за плечи и повела к стулу.

– И еще косы сейчас заплетем. Будешь первой принцессой в городе, обещаю!

В конце концов она действительно почти сделала из Сони принцессу: заплела косы, нашла что-то их своих старых вещей, переодела. Настя чувствовала, как становится легче и приятнее на душе. Помогать другим – это ведь всегда хорошо.