Дом бьющихся сердец - Оливия Вильденштейн Страница 59

– А фион, – повторяю, изо всех сил стараясь подражать ее произношению.

– Небо. – Она указывает на первое слово – «adh», затем подчеркивает второе – «fin». – Вино.

Ну естественно, это произносится не так, как пишется! Зачем, если можно случайным образом приправить гласные ударениями и заявить, что сочетание двух согласных создает совершенно новый звук?

– Вороны – коварные создания, Ифе.

– Почему?

– Потому что… – Я постукиваю ручкой по тонкому пергаменту, сбрызгивая его чернилами. – Если кто-нибудь увидит надпись на вороньем, то не сможет ничего разобрать, поскольку слова звучат не так, как пишутся.

Она улыбается, и в этой улыбке проступает гордость.

– Не знаю, специально ли это, но надеюсь, что да.

Хотя я далеко не бегло говорю на вороньем, мои знания существенно расширились благодаря Кольму – ворону-медведю, который оказался мягким, прямо как сахарная вата. Когда Ифе перестала появляться, я попросила его со мной позаниматься. Благодаря ему я теперь могу составлять короткие предложения. Сиб тоже, поскольку она обычно остается со мной во время ежедневных уроков.

Если только Маттиа не дома. Тогда она бросает меня. Полагаю, я бы тоже себя бросила, учитывая, что тихий моряк, по-видимому, бог в постели, больше заинтересованный удовольствием дамы, чем собственным.

У меня покалывает в груди всякий раз, когда она мне об этом говорит. Не из ревности, а из-за разочарования, что мой единственный раз оказался таким… разочаровывающим.

Как бы я ни старалась отбросить эти мысли, все равно порой думаю, что Данте не потрудился доставить мне удовольствие, потому что я не стоила усилий. В конце концов, ему не нужно было ни впечатлять меня, ни соблазнять.

Я трясу головой и стараюсь сосредоточиться на объяснениях Ифе о том, как спрягать глаголы в настоящем времени.

Когда она макает перо в чернильницу, я наконец сдаюсь:

– Пропавших воронов еще не нашли, Ифе?

– Нашли давным-давно.

Мы оба поражены ответом. Полагаю, по разным причинам. Она прикрывает рот ладонью.

– Мой длинный язык!

Если пропавших нашли, то почему Лор не вернулся, как обещал? Ну, или, скорее, как грозился. Почему не ответил ни на один из моих вопросов? Почему не позволил войти в свои мысли? Только богам известно, как я старалась.

Я провожу кончиком языка по зубам. Возможно, он нашел их недавно. Или же?..

– Когда?

– Когда что?

– Когда он их нашел?

– Нельзя обсуждать здесь дела во́роны. – Она морщит нос.

– Здесь или же со мной?

– Здесь. Ты ворон, поэтому тебе можно знать.

Хотя мне греет душу то, что Ифе, в отличие от сестры, считает меня одной из них, я все же откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди.

– Когда их нашли, Ифе?

– Почему спрашивать?

– Пожалуйста, скажи мне.

Она вздыхает.

– В ночь, когда они исчезать.

Руки внезапно слабеют и падают на подлокотники. Целых… пять дней назад!

Я так крепко сжимаю дерево, что удивительно, как оно не треснуло, прямо как кресло под Лором в моей спальне в ту ночь, когда я…

В ту ночь, когда я решила…

В ту ночь, когда я…

Боги, я даже думать не могу о той ночи без желания заорать.

Брови Ифе сходятся.

– Почему так расстроен, Фэллон? – спрашивает она ласково, совсем как Марчелло, когда он пытался избежать истерики Сибиллы.

Я бы предпочла беспокоиться о нем с Дефне, однако голова и сердце полностью заняты Лором.

Поскольку я не могу рассказать Ифе о его обещании-угрозе поговорить, я отвечаю:

– Просто думала, что он заглянет к Энтони и остальным повстанцам, только и всего.

– Ох. Он занят в Глейсе. Завершать приготовления. – Она вновь хлопает себя ладонью по губам. – Черт! Об этом тоже нельзя говорить.

Сердце бросается вскачь, замирает, вновь останавливается, затем наконец успокаивается. Что там говорят о безумии? Ах да, это когда делаешь одно и то же, одно и то же, каждый раз ожидая, что исход будет иным.

Я влюбилась в Данте, а он поматросил и бросил. Я не влюблюсь повторно в того, чьи обещания и действия расходятся.

Я ожесточаю сердце, превращая в глыбу обсидиана, которую никто – особенно ворон – никогда не смягчит.

Ифе ошибочно принимает мое мрачное настроение за недоумение.

– Нам нужна армия Глейсе, Фэллон.

– Как сказать «козел» по-вороньи?

– Животное или оскорбление?

– Оскорбление.

– Тохн.

Я повторяю слово, изо рта вылетает слюна из-за гортанных звуков. Весьма подходяще.

Кривая улыбка изгибает губы Ифе.

– Может, не стоит учить оскорбления?

– О, определенно стоит. Я хочу знать их все.

– Я тоже! – восклицает Сиб, врываясь в комнату с большой глянцевой сумкой для покупок, раскачивающейся на руке.

– Ты забрала наши платья для праздника золочения?

– Их еще не закончили. – Заметив мои сдвинутые брови, она добавляет: – Эпонина согласилась встретиться за ужином, но требует, чтобы мы все надели головные уборы. Ну, чтобы нас никто не узнал.

Я невольно задаюсь вопросом, не подразумевает ли она меня под «нас». В конце концов, я – главный враг королевства, а Эпонина – принцесса. Может, мы и ходили вместе в магазин, но встреча при всем честно́м народе – совсем другое дело.

– Катриона принесла из магазина. Это твой. – Она кладет пакет на стол.

Ифе откидывается на спинку стула.

– Ужин?

Я хватаю сумку.

– Да, ужин.

– Лоркан одобрить?

Хотя мне мучительно лгать Ифе, я говорю:

– Одобрил. Сказал, что идея замечательная, нужно ускорить поимку Мериам.

Ифе хмурится.

– Не стесняйся и спроси его сама, Ифе. Хотя, пожалуй, сейчас не лучшее время, раз он занят в Глейсе и всякое такое.

Она поджимает губы, очевидно обдумывая мое предложение.

– Кстати, это он предложил головные уборы, – ляпаю я.

Сиб вскидывает бровь, но при взгляде на мое мертвенно-бледное лицо держит язык за зубами.

– Хочешь посмотреть на мой?

– С превеликим удовольствием посмотрю, – горячо соглашаюсь я.

Сиб переворачивает свой пакет, и из него выпадает флуоресцентный розовый парик, прикрепленный к маске из кристалла.

– Это настоящий турмалин, – объясняет она, словно услышала мои мысли и просто обязана меня просветить. – И гляди, какие длинные волосы! – Она поднимает парик, и розовые пряди струятся, как Минимус, когда он уплывает прочь. – Я всегда мечтала отрастить свои.

Я достаю свой убор из пакета и аккуратно разворачиваю шелковую обертку, затем смотрю на причудливое, но прекрасное творение. Длинные платиновые волосы блестят так, словно в них вплетены бриллианты, а филигранная серая маска будто бы вылита из чистого серебра. Настоящая красота!

Ифе откладывает ручку, разбрызгивая по бумаге еще больше сапфировых чернил, кляксы расширяются по мене впитывания.

– Значит, вы надевать на голову страшные штуковины, чтобы идти на ужин с королева?

Сиб потрясенно вскидывает брови.

– Страшные?! Они восхитительные. –