Энн Райс - Слуга праха Страница 68
Энн Райс - Слуга праха читать онлайн бесплатно
И вновь меня потрясла ярость, кипевшая в груди столь пожилого человека.
«Хорошо, ребе», — спокойно кивнул Грегори, не реагируя на гнев старика, будто испытывал его на себе далеко не впервые.
Старик ждал.
«Ребе, в моем кармане лежит чек, — сказал Грегори. — И я пришел отдать его тебе в надежде, что он послужит на пользу общине».
Он, конечно, имел в виду тех евреев, которые почитали старика как раввина, цадика, своего руководителя и вождя.
В памяти моей замелькали обрывки воспоминаний о давно умершем повелителе Самуиле, разрозненные и бессвязные, словно осколки разбитого стекла. Но сейчас они были ни к чему, и я прогнал их прочь. В эти минуты мне не следовало погружаться в воспоминания. Ни в коем случае. Однако я понимал, что передо мной почтенный, уважаемый и чрезвычайно набожный человек, возможно даже маг. Но будь он и в самом деле магом, разве не почувствовал бы мое присутствие?
«У тебя всегда наготове чек для нас, Грегори, — подал голос старик. — Твои пожертвования регулярно поступают в банки и без твоего личного визита. Мы берем от тебя деньги исключительно из уважения к твоей покойной матери и безвременно ушедшему отцу, моему сыну. Мы принимаем деньги только во благо тех, кого когда-то любили твои родители. Возвращайся в свой храм. Отправляйся обратно к компьютерам и всемирной церкви. Иди домой, Грегори. Возьми за руку жену. Ее дочь убита. Оплакивай девочку вместе с Рашелью Белкин. Неужели она этого не заслужила?»
Его собеседник едва заметно качнул головой, словно говоря, что от этого ситуация не улучшится, а потом чуть склонил голову набок и с почтением взглянул на старика.
«Мне кое-что нужно от тебя, ребе», — сказал он.
Несмотря на неприкрытую прямоту просьбы, голос Грегори звучал вкрадчиво, даже заискивающе.
Старик пожал плечами и воздел руки к небу. В свете лампы я видел, как он, тяжело вздыхая, заерзал на стуле, а на макушке его заблестели капельки пота. Губы старика, не по возрасту полные и гладкие, что-то шептали.
За его спиной тянулись книжные стеллажи, их было так много, что казалось, будто вся комната выстроена из книг. Большие, обитые кожей стулья буквально терялись в ней. Огромное количество свитков пряталось в чехлах из мешковины, рядом лежали пергаментные манускрипты.
Поистине никому не позволено сжечь древние свитки Торы. Их надлежит надежно спрятать или хранить в местах, подобных этому.
Кто знает, что сберег и пронес по жизни этот человек? Он говорил по-английски не так быстро и правильно, как Грегори, и в его речи явно слышался иноязычный акцент. Польша… Я видел Польшу и… снег.
Грегори сунул левую руку в карман, где лежал чек, который он так стремился отдать старику. Я слышал, как хрустнул под его пальцами сложенный кусочек бумаги. В том же кармане Грегори прятал и пистолет.
Старик молчал.
«Ребе, — заговорил Грегори, — когда-то давно, в раннем детстве, я слышал одну твою странную историю. Я слышал ее лишь однажды, но запомнил на всю жизнь. Целиком, до последнего слова».
Старик снова ничего не сказал. Его морщинистая кожа поблескивала в свете лампы. Но когда он поднял седые брови, складки будто разгладились.
«Ребе, — настойчиво продолжал Грегори, — давным-давно ты поведал моей тете легенду, открыл ей тайну сокровища… семейной реликвии. И я пришел расспросить тебя об этом».
Старик казался удивленным. Точнее, не просто удивленным. Его поразило, что гость упомянул о предмете, интересовавшем его самого. После минутного молчания он заговорил, снова на идише.
«Сокровище? Ты и твой брат — вот сокровища, которыми владели ваши родители. С чего ты вдруг заявился в Бруклин и расспрашиваешь меня о сокровище? Ты и без того богат, как никто в мире».
«Да, ребе», — покорно согласился Грегори.
«Я слышал, твоя церковь купается в деньгах, а твои миссии в разных странах — это шикарные курорты, куда приезжают богачи и жертвуют деньги в помощь нуждающимся. Насколько мне известно, твое собственное состояние далеко превосходит состояние твоей жены или ее дочери. Суммы, которыми ты владеешь и распоряжаешься, для обычного человека невообразимы».
«Да, ребе, — вновь кивнул Грегори. — Я так богат, как только можно представить, и знаю, что ты не желаешь даже думать об этом и тем более извлекать из моего богатства пользу для себя…»
«Переходи к делу, — перебил его старик и все так же на идише продолжил: — Не трать попусту мое время. Ты отнимаешь те немногие драгоценные минуты, что мне еще остались. Я предпочитаю тратить их на благие дела, а не на осуждение и упреки. Говори, зачем пришел. Чего ты хочешь?»
«Расскажи мне о семейной тайне. И пожалуйста, ребе, говори со мной по-английски».
Старик презрительно усмехнулся.
«А на каком языке я говорил, когда ты был маленьким? — спросил он, упорно обращаясь к Грегори на идише. — На идише? На польском? Или я и тогда изъяснялся по-английски?»
«Не помню, — ответил Грегори. — Но прошу тебя сейчас говорить по-английски. — Он пожал плечами и торопливо продолжил: — Поверь, ребе, я горячо оплакиваю Эстер. Она покупала бриллианты не на мои деньги, и не я виноват, что она носила их и так беззаботно выставляла на всеобщее обозрение. Не моя вина, что грабители застали ее врасплох».
«Бриллианты? — недоумевал я. — Ложь! На Эстер не было бриллиантов. Эвалы не взяли ни единой драгоценности».
Но Грегори говорил чрезвычайно красноречиво и убедительно, Он отлично играл свою роль.
Старик пристально следил за каждым его жестом. Он чуть отшатнулся, будто отброшенный словами Грегори. Казалось, они привели старика в раздражение. Тем не менее он продолжал изучающе разглядывать гостя.
«Ты не понял, Грегори, — заговорил он, на этот раз по-английски. — Я не рассуждал о твоем богатстве или о том, что было на шее Эстер в момент убийства. Я сказал, что ты убил свою дочь Эстер. Сказал, что ты виноват в ее гибели».
В комнате повисло молчание. В тусклом свете лампы я отчетливо видел свою руку, лежащую на книгах, и крошечные складки кожи на ней, а там, где у людей находится сердце, ощущал острую боль.
Льстивый собеседник старика не выказал вины, стыда или раскаяния и выглядел совершенно спокойным. Такую невозмутимость можно было объяснить только абсолютной невиновностью либо безмерной порочностью и злосердием.
«Но это же безумие — обвинять меня в таком преступлении, дедушка, — оправдывался он. — Чего ради я мог бы его совершить? Ведь я такой же богобоязненный человек, как и ты…»
«Замолчи!» — приказал ребе, вскидывая руку.
«Мои приверженцы никогда не подняли бы руку на Эстер, — тем не менее продолжал Грегори. — Они…»
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.