Дэвид Кейс - Клетка Страница 8

Однажды вечером я возвращался домой из города. Было уже довольно поздно. Наш дом находился в нескольких милях от города. Уж и не помню, что меня задержало в городе до такого позднего часа, но, когда я направился домой, начало темнеть. Должно быть, светила луна, потому что и в темноте все было отлично видно. Мне нужно было пройти мимо дома соседа, поскольку мы жили на одной улице. Делать этого мне, естественно, не хотелось, но, чтобы миновать злополучный дом, мне пришлось бы свернуть и пройти по дорожке лесом, а я не видел причины, чтобы рисковать понапрасну.

Так вот, иду я мимо их дома, никого не трогаю, как вдруг появляется мой враг. Как обычно, он принялся швырять в меня камнями, но я, не обращая на него внимания, шел дальше. Один камень попал мне в спину, боль пронзила меня. Я знал, что на этом месте будет кровоподтек. Я прошел еще немного, но потом, кажется, сел возле дороги. Я знаю, что думал тогда об этом мальчике, удивляясь, за что он меня так ненавидит, и спустя какое-то время и я начал ненавидеть его. Никогда прежде я не чувствовал ничего подобного по отношению к нему, и, должно быть, все его нападки и швыряние камнями в конце концов и вызвали во мне эту ненависть. И чем больше я сидел, тем больше его ненавидел. Я припомнил все, что он сделал со мной. Вспомнил тот первый раз, когда он разбил мне бровь, и я ощутил на губах собственную кровь. Каким-то образом вкус этой крови сейчас я ощутил гораздо сильнее, чем тогда, когда это случилось. Я знал, что он будет мучить меня всегда, если я не положу этому конец, и я поднялся, направляясь к его дому.

Мой враг стоял во дворе, возле сарая. Увидев меня, он поднял камень и начал издевательски что-то выкрикивать, называя меня непотребными кличками. Оттого что он использует эти грязные слова, я вышел из себя и впервые понял, насколько он дурной. Я не понимал, почему должен был терпеть его раньше, как я мог позволить такому скверному мальчишке досаждать мне. Мне захотелось наказать его за мучения, но еще сильнее мне захотелось наказать его за то, что он такой отвратительный человек, сквернослов и садист. Надо было преподать ему урок.

Я направился прямо к нему. Мой обидчик продолжал издеваться надо мной, пока я не подошел к нему совсем близко, и тут он, должно быть, осознал своим умишком, хотя и не сразу и не до конца, что на этот раз дело обстоит не так, как раньше, и попятился. Я двигался прямо на него, ступая очень медленно. Когда он бросил в меня камень, то попал мне в лицо, но я почти ничего не почувствовал. Он побежал к сараю, а я остался стоять между ним и домом. Помню, как его глазки забегали, ища помощи, пути к спасению. Я был гораздо больше и сильнее, чем он, — я был больше, чем кто-то еще в школе моего возраста, — и он очень испугался. Но его страх не удовлетворил меня. Мне почему- то еще сильнее захотелось наказать его… Я чувствовал, что он понял, что должен быть наказан за то, что он плохой, и если его не вразумить сейчас, то он будет думать, что поступал правильно. Этого я не мог стерпеть. Я направился в его сторону, и он попытался убежать, но я даже сейчас очень быстр и проворен, а в те дни мог скакать, как дикий кот. Я схватил его двумя руками. Взял за шею и швырнул на землю. Он попытался ударить меня, но я отбросил его ноги в сторону и навалился на него. Он стал колотить меня своими кулачками по лицу, но это были не более чем укусы комара. Я крепко схватил его за горло и начал наказывать его. Я собирался наказать его сильно, в соответствии с содеянными им грехами. Я сжал ему горло, глаза его сделались очень большими, и я почувствовал удовлетворение. Или почти почувствовал — словно оно еще не наступило, но чем сильнее я сжимал ему горло, тем скорее оно приближалось. Казалось, удовлетворение охватывает все мое тело, начиная с кончиков пальцев и приближаясь к предплечьям. Он перестал колотить меня. Он держал меня за запястья и больше ничего не мог сделать. Я вложил всю силу в свои руки и надавил.

Именно в этот момент на меня и напал тот дикий зверь.

Я и не видел, как он подкрался сзади. Он был хитрый, злой, и я вспомнил о нем, только когда он бросился на меня. Мне пришлось отпустить свою жертву, и мы с псом покатились по земле. Зверь, конечно, был очень силен, но в схватке один на один против меня он не мог устоять. Я навалился на него, просунул руку под ошейник и потянул. Затянув ошейник вокруг шеи, я задушил собаку. Она успела расцарапать мне зубами плечо, по моей руке потекла кровь, капая на собаку. При виде крови я обезумел. Только тогда я понял, насколько опасным было это животное и что уничтожить его было необходимо. Я потуже затянул ошейник на волосатой глотке. Из пасти высунулся язык. Я ударил собаку головой о землю, так что зубы ее вонзились в язык, который больше не придавал ей насмешливое выражение. Взгляд собачьих глаз был восхитителен! Она понимала, что скоро умрет. Она понимала, что сейчас заплатит за свою злобность. Ее глаза закатились и вылезли наружу, точно два желтых, сваренных вкрутую яйца. Увидев это, я рассмеялся, но, смеясь, не убирал руки с ее горла. Я не отпускал собаку, пока она совсем не околела.

Когда я наконец поднялся, то увидел, что мальчишка пришел в себя и убежал. Наверное, убежал в дом. Мне бы надо было последовать за ним, но я почему-то перестал его ненавидеть. Наверное, решил, что он уже и так достаточно наказан. Я был уверен, что больше он не потревожит меня. Собака лежала неподвижно при лунном свете, точно брошенная тряпка в масляных пятнах. Чувствовал я себя отлично, так, как чувствуют себя после хорошо проделанной работы. На душе было спокойно, и, довольный, я повернулся и пошел домой. Рука v меня заболела только спустя какое-то время.

Утром к нам пришел отец мальчика и поговорил с моим отцом. После того, как он ушел, отец поговорил со мной. Кажется, он был сердит. Я объяснил ему, что это была самозащита, что животное пыталось убить меня, но он почему-то решил, что я первым напал на мальчика, а собака умерла, защищая хозяина. Даже мой отец придерживался всеобщего заблуждения насчет преданности и верности собак, и мне не удалось переубедить его. Я показал ему рану на плече, но все без толку. Казалось, он и вправду верил в то, что я пытался убить мальчика, хотя это и смешно. Но это был единственный раз, когда мой отец был несправедлив, и спустя короткое время он забыл все это.

И никто больше не издевался надо мной и не бросал в меня камнями.

7 июня

Сегодня я встал рано, собираясь поработать над дневником до обеда. Я перечитал отрывок о собаке. Не думаю, что это имеет какое-то отношение к болезни. В конце концов я был принужден пойти на убийство, чтобы спасти себя, и любой человек поступил бы так же. Но этот случай обнаружил в моей натуре и ярость, на которую я способен, и терпение, которое я обычно проявляю. Поэтому я оставлю эту запись как она есть и продолжу свои усилия по восстановлению в памяти начальных стадий болезни в их последовательности и интенсивности, чтобы они помогли мне предвидеть, каковы будут последующие изменения.