Натали Голдберг - Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем Страница 10

Конечно, то, что вы только что побывали в Новом Орлеане в августовскую жару и сидели в баре «Магнолия» на Сент-Чарльз-Авеню, высасывая жирный сок из голов лангустов, не значит, что вы сумеете заставить своего коренастого героя делать то же самое январским вечером в Кливленде. Это не сработает – если только вы не пишете в жанре сюрреализма, где все границы размываются.

Будьте восприимчивы к деталям вокруг вас, но не зацикливайтесь на них. «Так, хорошо. Я на свадьбе. Невеста одета в голубое. У жениха красная гвоздика в петлице. К столу подают рубленую печень». Расслабьтесь, наслаждайтесь праздником, пребывайте в текущем моменте с открытым сердцем. Вы естественным путем впитаете то, что вас окружает, и позже, сев за стол, сможете точно воспроизвести, как вы, танцуя с рыжеволосой матерью невесты, заметили мазок красной помады на ее переднем зубе, когда она улыбалась, и почувствовали запах ее духов, смешанных с испариной.

Сила подробностей

Я сижу в кофейне «Костас» в городе Оватонна, штат Миннесота. Напротив меня – моя подруга. Мы только что доели греческий салат и следующие полчаса пишем в своих тетрадях среди стаканов с водой, недопитой кока-колы и кофе с молоком. Кофейня оформлена в оранжевой гамме, рядом со стойкой выставлены шоколадные конфеты. На другой стороне улицы – здание банка, построенное по проекту Луиса Салливана, учителя Фрэнка Ллойда Райта. Внутри банка – большая настенная роспись с коровой и красивые витражи.

Наши жизни одновременно банальны и легендарны. Мы живем и умираем, стареем красиво или сморщиваемся в печеное яблоко. Мы просыпаемся по утрам, покупаем желтый сыр и надеемся, что нам хватит на него денег. Но в то же самое мгновение в груди у нас живут удивительные сердца, которые продолжают стучать, невзирая на все печали и зимы нашей жизни. Каждый из нас ценен, жизнь каждого важна и великолепна, и детали этой жизни достойны запечатления. Именно так должен думать писатель, именно с таким чувством мы должны садиться за стол с ручкой в руке. Мы были здесь; мы – люди; вот так мы жили. Пусть об этом узнают другие, пусть это останется в веках. Подробности важны. Иначе можно было бы сбросить на Землю бомбу – и это не имело бы никакого значения.

В Иерусалиме построен Яд ва-Шем – мемориал Холокоста. Там есть целая библиотека, где поименно перечислены шесть миллионов жертв. Однако там содержатся не только имена, но и сведения о том, где эти люди родились, где жили, – все, что было возможно узнать о них. Эти люди существовали, и они важны. В переводе с иврита Яд ва-Шем как раз и означает «память и имя». Во время Холокоста были уничтожены не безымянные людские массы, а человеческие существа.

В Вашингтоне есть Вьетнамский мемориал. Там приведены – полностью – имена пятидесяти тысяч американских солдат, погибших во Вьетнаме. Реальные люди c реальными именами были убиты – перестали существовать в этом мире. Среди них есть имя Дональда Миллера – мальчика, с которым мы дружили во втором классе; он рисовал танки, солдат и корабли на полях всех тетрадей по математике. Когда мы видим имена, мы лучше помним. Мы несем имя с собой через всю жизнь, мы откликаемся на него в классе, на вручении дипломов или когда кто-то шепчет его в ночи.

Это очень важно: называть имена – говорить о том, кто мы есть, произносить названия мест, где мы жили, записывать подробности нашей жизни. «В Альбукерке я жила на Угольной улице рядом с гаражом и носила покупки в бумажных пакетах из магазина на Главной Авеню. Рано весной сосед посадил свеклу, и я смотрела, как разрастаются ее красно-зеленые листья».

Мы жили; моменты нашей жизни очень важны. В этом состоит роль писателя: доносить детали, из которых складывается история людей и человечества, не забывать про оранжевые стены в оватоннской кофейне.

Запись подробностей своей жизней – наш ответ бомбам с их убийственным потенциалом, ответ слишком высоким скоростям и гонке за эффективностью. Писатель должен сказать «да» жизни – всему, что есть в ней: стаканам с водой, кофе с молоком, кетчупу на барной стойке. Наша задача как писателей – не в том, чтобы говорить: «Глупо жить в маленьком городе и питаться в кафе, когда можно готовить здоровые блюда дома». Наша задача – говорить священное «да» реальным вещам, реальной правде о том, кто мы такие, – несколько лишних фунтов веса, серая холодная улица за окном, рождественские украшения в витрине, еврейская писательница в оранжевом кафе с подругой-блондинкой, у которой чернокожие дети. Мы должны стать писателями, которые принимают вещи такими, какие они есть в нашей жизни, которые учатся любить подробности и идут вперед со словом «да» на губах, чтобы в мире было поменьше разных «нет», калечащих жизни и лишающих подробности продолжения.

Печем торт

Когда вы печете торт, у вас есть определенные ингредиенты: сахар, мука, масло, пищевая сода, яйца, молоко. Вы кладете их в миску и перемешиваете, но это еще не торт. Пока это только тесто. Его надо поставить в духовку и добавить жар, энергию, чтобы наконец получился торт – и этот торт совсем не похож на изначальные ингредиенты. Это напоминает, как родители в шестидесятых не могли признать, что хиппи – это их собственные дети. Молоко и яйца глядят на торт и говорят: «Это не наше». Не яйцо, не молоко, а дочь с докторской степенью у родителей-беженцев – чужая в собственном доме.

В каком-то смысле писательский процесс устроен так же. У вас есть все ингредиенты, детали вашей жизни, но просто перечислить их недостаточно. «Я родилась в Бруклине. У меня есть мать и отец. Я – женщина». Вы должны добавить к этому жар и энергию вашего сердца. Это не просто какой-то отец – это ваш отец. Живой человек, который курил сигары и лил слишком много кетчупа на стейк. Тот, кого вы любили и ненавидели. Недостаточно просто смешать ингредиенты в миске: в них нет жизни. Вы должны стать едины с этой любовью и ненавистью во всех их подробностях, они должны превратиться в продолжение вашего тела. Набоков сказал: «Ласкайте божественные подробности». Он не говорил: «Засуньте их куда-нибудь и хорошенько попинайте». Ласкайте их, относитесь к ним бережно. Заботливо обходитесь с тем, что вас окружает. Прильните всем телом к реке, о которой вы пишете, – чтобы, называя ее желтой, дурацкой или тихой, чувствовать это всем своим существом. Когда вы погружены в создание текста, ваше отдельное «я» должно раствориться. Роси Катагири говорит: «Когда вы выполняете дзадзен [сидячую медитацию], вы должны исчезнуть. Не Стив и не Барбара выполняют дзадзен. Это дзадзен выполняет дзадзен». То же самое должно происходить, когда вы пишете: это текст пишет себя. Вы исчезаете. Вы просто записываете мысли, текущие через вас.

Торт выпекается в духовке. Весь ее жар идет на его приготовление. Жар не отвлекается, думая: «О, лучше бы это был шоколадный торт, а не фруктовый». Когда вы пишете, вы не должны думать: «Меня не устраивает моя жизнь. Почему я не родился в Иллинойсе?!» Вы вообще не должны думать. Вы принимаете то, что есть, и переносите на бумагу его подлинность. Роси Катагири говорит: «Литература может рассказать вам, что такое жизнь, но не расскажет, как от нее избавиться».

Духовки бывают очень своенравными – иногда приходится учиться, как прибавить жар. Хороший способ усилить давление, разогреть мысли и пробиться через внутреннего цензора – установить временные рамки. Кроме того, жар усиливается, когда ваша рука ни на секунду не прекращает движение; в итоге из смеси повседневных подробностей может получиться прекрасный торт. Если вы поймаете себя на том, что в процессе написания текста слишком часто смотрите на часы, поставьте перед собой задачу писать, пока не испишете три (четыре, пять) страницы с обеих сторон, или пока торт не будет готов – сколько бы времени это ни заняло. Включая духовку, вы никогда не знаете, получится ваш торт дьявольским или божественным. Никаких гарантий нет, так что не стоит и волноваться. Все равно и то и другое вкусно.

Есть люди, которые пытаются приготовить торт из одного жара, без продуктов. Жар создает тепло, уютную атмосферу, но конечным результатом никого не накормишь. Таковы обычно абстрактные тексты: мы чувствуем, что в них много энергии, но откусить нечего. Прибегая к деталям, вы постепенно учитесь все лучше и лучше передавать свой восторг или печаль. Так что, суетясь в упоении у жаркой плиты, не забудьте поставить туда форму с тестом, чтобы другие люди точно узнали, каковы ваши чувства на вкус, и тоже смогли ими насладиться. «О, это бисквит, шоколадный кекс, лимонное суфле!..» Вот каковы мои чувства. А вовсе не: «О, это было круто, это было очень круто!» Ну да, круто – но чем именно? Дайте читателю почувствовать вкус. Иначе говоря – используйте детали. Они – основа текста.

Используя их, вы не только печете торты и топчетесь у плиты – вы обращаетесь к миру. Это глубоко политический акт, потому что вы не просто греетесь в жарких волнах собственных эмоций – вы предлагаете голодным немного вкусного хлеба.