Валентин Катасонов - Экономическая теория славянофилов и современная Россия. «Бумажный рубль» С. Шарапова Страница 21

Шарапов обращает внимание на то, что среди тех, кто расшатывал устои русской государственности, было непропорционально много евреев. Шарапов неоднократно возвращается к еврейскому вопросу, который имел множество аспектов: религиозно-духовный, административно-государственный, социальный, финансово-экономический и др. В 1899 г. вышла статья Шарапова, которая так и называлась: «Еврейский вопрос»[111]. Ослабление российской государственности происходило уже по той причине, что еврейство было организовано по кагальному принципу, имело свои законы и суды, школы, финансы и т. п.; фактически оно представляло собой «государство в государстве». В последние десятилетия XIX века еврейство, легко преодолевая черту оседлости, заполнило университеты и стало сеять антимонархические настроения среди студенческой молодежи; оно стало играть решающую роль в террористических организациях, политических партиях и разного рода социалистических и антигосударственных кружках. Обладая большими капиталами, они постепенно захватывали газеты и журналы, через которые сеяли антимонархические, антигосударственные и откровенно революционные идеи. После Манифеста 17 октября 1905 г. и создания Государственной Думы они стали использовать трибуну этого парламентского учреждения для еще более активной пропаганды указанных идей. «Полвека не прошло с первого легкого послабления евреям в России (речь идет о послаблениях, которые сделал Александр II сразу же после своего восхождения на трон. – В. К), а уже оккупация ими нашей бедной Родины, можно сказать, закончена!», – писал С. Ф. Шарапов в 1899 г.[112] С еврейством было достаточно сложно бороться, поскольку оно прибегало к проверенному средству маскировки – обращению из иудаизма в Христианство. «Что касается перехода евреев в Христианство, то при ослаблении в нас церковного духа и веры каков будет в новой вере более крепкий духовно еврей и по каким мотивам он здесь очутится? Не говорим об исключительных случаях искреннего перехода единиц, но огромное большинство разве не делает из этого акта очевидного гешефта?»[113].

«Евреи, – отмечалось в 1906 г. в одном из документов Союза Русского Народа, – в течение многих лет, и особенно в последние два года, вполне высказали непримиримую ненависть к России и ко всему русскому, свое невероятное человеконенавистничество, свою полную отчужденность от других народностей и свои особые иудейские воззрения, которые под ближним разумеют одного только еврея, а в отношении христиан допускают всякие беззакония и насилия, до убийств включительно. Как известно и как заявляли неоднократно сами евреи в своих “манифестах” и прокламациях, переживаемая нами смута и вообще революционное движение в России – с ежедневными убийствами десятков верных долгу и присяге слуг Царя и Родины, – все это дело рук почти исключительно евреев и ведется на еврейские деньги»[114].

Дополнительной угрозой для российского государства было то, что евреи достаточно быстро находили подходы к чиновникам-бюрократам (главное средство – взятка, коррупция) и использовали последних для решения своих вопросов: денежных, судебных, политических.

Бюрократия подрывала основы царского самодержавия, присваивая себе полномочия самодержавия: «Самодержавие государя на глазах у всех, – писал Шарапов, – обращается в самодержавие директора, начальника отделения, столоначальника». Шарапов предлагал избавить как царя, так и народ от подобного рода барьера и самостийного «самодержавия». Понятно, что для тогдашней бюрократии подобного рода предложения были страшнее, чем угрозы и бомбы революционеров.

Критика Шараповым тогдашней бюрократии, узурпировавшей государственный аппарат, проходит красной нитью через все его произведения. Он не раз говорил о том, что столичное и даже губернское чиновничество представляет собой автономное от общества образование, как бы «государство в государстве», причем этих отдельных «государств» много и они между собой почти не взаимодействуют: «Наши ведомства, во-первых, совсем не знают России, во-вторых, до сих пор представляют не части одного великого организма, а особые государства, вернее – страны света, связанные только тем, что нарисованы на одном глобусе».

Коррупция и казнокрадство – вирус государственного разложения

Еще одна неприятная сторона деятельности государственной бюрократии – коррупция и казнокрадство. Когда русская аристократия, находившаяся у руля государственной власти, стала терять веру в Бога и вместе с ней страх Божий, она стала поклоняться мамоне, рассматривать свои должности как «кормушки». С этого момента существовавшая в традиционном русском государстве вертикаль власти стала рушиться. Эта вертикаль всегда была очень простой и понятной: Бог – Царь (Божий Помазанник) – Царев слуга (государственный чиновник) – народ. Теперь русская властная верхушка вышла из подчинения Богу и Царю; теперь она стала управляться с помощью «золотого ключика» сторонними силами. Что это за сторонние силы? Это, прежде всего, те, кто владел большими деньгами: нарождающаяся российская буржуазия; еврейские банкиры и заводчики; Ротшильды и другие «короли» европейской биржи, действовавшие через своих представителей в России. Шарапов в романе «Диктатор» достаточно досконально рассматривает этот вопрос, особенно в той его части, которая называется «У очага хищений». Как следует из самого названия части, она посвящена коррупции в государственном аппарате Российской Империи. В основном все приведенные Шараповым факты казнокрадства и коррупции относятся ко времени, когда министром финансов был С. Ю. Витте. Однако этот «вирус», разлагавший государственный аппарат в России, появился еще задолго до этого[115]. По нашему мнению, масштабные казнокрадство и коррупция в России начались со времен Петра I. В частности, ближайший сподвижник Петра Александр Меншиков украл из казны и перевел в английские банки в общей сложности около 5 млн. руб., что сопоставимо с годовым бюджетом всей Российской Империи в те времена[116]. По оценкам Ивана Солоневича, сумма, украденная А. Меншиковым, на начало XX века была эквивалентна 10 млрд. золотых рублей[117]. Как видим, реформы Петра, направленные на укрепление экономической мощи, оказались весьма сомнительными, т. к. модернизация России происходила по западным образцам и сопровождалась разрушением Церкви. Это, в свою очередь, подрывало веру в Бога – прежде всего в верхушке русского общества. Отсюда – взлет коррупции и казнокрадства.

Самый настоящий бум казнокрадства начался в эпоху Александра II, когда в Министерство финансов пришли «молодые финансисты». Петербургская финансовая бюрократия стала активнее прибегать к внешним займам, чтобы «залатать дыры» в государственной казне, опустевшей после Крымской войны. Министр финансов М. Х. Рейтерн в 1862 г. сумел организовать при помощи Лондонского и Парижского банков Ротшильдов заем на сумму 15 млн. ф. ст. (около 90 млн. руб. золотом)[118]. В 1864 г. был организован англо-голландский заем на сумму 47,9 млн. гульденов плюс 1,9 млн. ф. ст. В 1866 г. последовал второй англо-голландский заем на сумму 31,4 млн. гульденов плюс 33 млн. ф. ст. Займы брались уже не только и не столько для финансирования обычных текущих расходов государства, сколько для рефинансирования нарастающих долгов, т. е. на уплату процентов! Государственный (и особенно внешний) долг России при Александре II рос, как снежный ком. К вопросу государственных внешних займов в эпоху «русского капитализма» мы будем еще не раз возвращаться. Об этом сказано и написано много: и в дореволюционные годы, и в советский период, и в наше время. Все-таки не очень понятно: почему финансовые власти с такой легкостью и даже азартом брали все новые и новые займы? Неужели они не понимали пагубных последствий такой политики? Конечно, понимали. Но финансовые власти – это «верхи», для которых Россия была «этой страной». У них были «запасные аэродромы» – в Париже, Лондоне, Риме, Берлине, других европейских столицах. Там у них были банковские счета, там у них были роскошные особняки, там у них были связи и знакомства.

У петербургских чиновников было хорошее жалованье, но даже на него особняк в центре Парижа не купишь. У некоторых были имения, но многие из них еще во времена крепостного права были заложены; поэтому после реформы 1861 г. значительная часть выкупных денег, полученных от казны, пошла на погашение старых долгов. Главный источник такой роскоши – казнокрадство. А займы, размещаемые Ротшильдами и другими европейскими банкирами за границей, – идеальный источник такого обогащения. Буквального казнокрадства не было: деньги не воровались из казны. Просто часть денег до казны не доходила. Часть денег, выручаемых от размещения займов, чиновники получали от «Ротшильдов и Ко» в виде «комиссионных» (на современном языке – «откатов»). Нередко европейские банкиры оказывали своим российским «партнерам» «услуги», размещая «комиссионные» в нужных банках, акциях и процентных бумагах[119].