Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих - Кэмерон Стаут Страница 69

Дом иракца был прекрасен. Он был выложен из красного кирпича, на окнах красовались травянисто-зеленые ставни, на улице играли дети, что немного успокоило мои нервы. Дверь нам открыла его жена.

– Да? – сказала она.

Это напомнило мне о том, как внук Лео отвечал на телефонный звонок каждый раз, когда на автоопределителе высвечивался мой номер. По крайней мере, так было в первые дни. Я рассказал ей, кто мы такие и что нам назначена встреча с ее мужем.

– Это мы еще посмотрим, что у вас там назначено, – сказала она и закрыла дверь.

Мы услышали, как она громко звала кого-то в доме. Через некоторое время вышел человек и стал нас просчитывать. Я напустил на лицо счастливое выражение, Линда была очаровательна, так что нам удалось пройти за порог. Я чувствовал себя, по обыкновению, как некий коммивояжер, пришедший продать товар, кем я по сути дела и являлся. Тем или иным образом, все мы что-нибудь продаем или покупаем, но в первую очередь мы выбрасываем на рынок самих себя.

Я напомнил иракцу о занятиях в Фордхемском университете, потому что именно так мы могли связаться через него с нашей конечной целью вербовки. Сидя за обеденным столом, я начал лучше понимать его, так что смог выстроить стратегию диалога. Но неожиданно появилась жена хозяина дома и закричала:

– Боже мой! Вы вторгаетесь в нашу личную жизнь!

Линда выглядела озадаченной. Я посмотрел на нее многозначительно, как бы говоря: «Не покупайся на эту драму».

– Простите меня, мадам, – сказал я. – Но это ваш муж пригласил нас сюда. Мы уйдем, если вы уж так этого хотите.

– Вы не имеете права!

Она сослалась на какой-то закон и сказала, что работает в американском Союзе защиты гражданских свобод (ACLU). Я подумал, что для нее это весьма большой карьерный рост – из дворца Хуссейна прямиком в ACLU, – так что просто пожал плечами.

Хозяин встал, взял жену за руку и попросил позволить Линде и мне закончить, пока он препровождал ее до двери, что ему удалось успешно сделать. Она продолжала сопротивляться, попыталась снова устроить скандал, вела себя странно и агрессивно, но в итоге муж все же выпроводил ее вон. Мы же выдали иракцу краткую сводку из данных, касающихся предполагаемого шпиона. Мы слышали, что жена хозяина дома так и стоит за дверью.

– Я сожалею, но не могу помочь вам, – сказал иракец.

Выражение лица Линды стало кислым. Я покачал головой почти незаметно, что означало: «Не позволяй ему повлиять на твои эмоции», а потом сказал:

– Почему же? Ты обеспокоен тем, что это может быть опасно?

– Да, – сказал он, указывая большим пальцем в сторону двери на кухню. – Но возьмите это.

Он написал на клочке бумаги телефонный номер и имя «Сюзан», после чего передал ее мне. Все было похоже на то, что именно так он и планировал сделать изначально.

– Она тоже училась на том курсе. Она очень умная. Возможно, она найдет в своем расписании время, чтобы поработать на вас.

Я передал бумажку Линде, чтобы помочь ей утвердить свою власть над иракцем (и над собой). Я обнаружил, что если передавать полномочия достаточно часто, то человек, которому ты их предоставляешь, начнет себя чувствовать и действовать более уверенно, и необязательно потому, что степень влияния меняется, а просто потому, что вы признаете его состоятельность. Все мы достаточно напористы, если только никто не пытается контролировать нас, но даже тогда большинство людей оказываются на высоте положения и заставляют выслушать себя.

Мы услышали, как на кухне громыхнула кастрюля. Возможно, жена сделала это нарочно, чтобы напомнить нам о том, что она по-прежнему дома.

Теперь мне было уже нечего терять, так что я сказал:

– Мне говорили, будто бы вы были единственным человеком в мире, которого боялся Саддам Хусейн.

Мне было просто любопытно. Я думал, что парень просто состоял в рядах исполнителей на службе тайной полиции. То есть принадлежал к тем людям, которые появляются ниоткуда во время переворота, а потом исчезают навсегда.

– Да, – улыбнулся тот. – Он боялся меня. Я удивлен тем, что вы это знаете.

– Почему?

Я подобрался, ожидая услышать потенциально ужасный ответ. Боковым зрением я видел, что Линда сделала то же самое.

– Я был его зубным врачом, – сказал он.

Мы услышали громкое «Черт!» из кухни. Потом снова упала кастрюля.

– Я тоже боюсь только одного человека на свете, – сказал он.

Большим пальцем он указал в сторону кухни, заканчивая свою мысль.

Я полностью согласен с авторами психологической теории, согласно которой есть только две основные эмоции, «прошитые» в мозгу, и именно они являются движущей силой основных программ, определяющих мысли и поступки людей. Речь идет о противоположных по знаку силах – любви и страхе. Все другие эмоции в конечном итоге происходят именно от них.

Даже глубоко укорененная эмоция гнева, например, появляется из-за страха, потому что гнев при всей его жестокости и со всеми сопутствующими ощущениями, такими как ненависть и паника, обычно теряет свою силу и даже может исчезнуть, когда исчезает предмет, явление или человек, вызвавшие вспышку ярости. Сходным образом грусть, чаще всего возникающая из-за утраты, в своей основе проистекает из-за страха жить вечно без того, что ушло навсегда и никогда не вернется. Тот же самый принцип лежит в основе чувства облегчения, когда угроза уходит; он же применим к другим формам страха, таким как отвращение, цинизм, расстройство, презрение или беззащитность.

Любовь – другое первичное чувство, с которым мы все рождаемся, – приходит в своих собственных формах выражения, включая романтические отношения, безопасность, защиту, признательность, верность, очарование, привязанность, поклонение и преданность.