Роберта Джеллис - Дракон и роза Страница 10

– Видите, – сказала она, когда он откланивался, – вы обоим нам доставили радость.

Себе он принес мало радости, внушив Франциску любовь к себе, – подумал Генрих, избегая мрачных взглядов бретонских аристократов.

Когда из Англии вновь приехали посланники, Франциск разрешил им забрать Генриха с собой. Возможно, что он и не дал бы своего согласия, не будь предложение Эдварда столь благовидным. Король Англии утверждая, что в королевстве все тихо и спокойно, и что он больше не опасается мятежа. Настало время положить конец долгой ссоре между Йорками и Ланкастерами. Он отдаст свою старшую дочь Элизабет в невесты Генриху.

Только по чистой случайности Франциск узнал о переговорах и о помолвке Элизабет и дофина Франции. Опасаясь предательства и фатального для Бретани альянса, он приказал своим людям догнать посланников и привезти Генриха назад.

Люди Франциска обнаружили, что Генрих все еще в Бретани. Он прибег к своим детским уловкам и притворился больным. Английские посланники не решились перечить Генриху, пока тот все еще находился в герцогстве Франциска и разрешили ему поискать врача. Этого ему было достаточно, чтобы укрыться в церкви и попросить там права на убежище. Это был не первый и не последний раз, когда смекалка Генриха спасала его от смерти.

Когда они воссоединились, Франциск рассказал Генриху, что заставило его изменить свою волю.

– Конечно, у Эдварда было еще две дочери, но я могу биться об заклад, что ни одна из них не предназначалась тебе.

Генрих пожал плечами.

– Даже если бы это было и не так, они бы следили за каждым моим шагом и словом. Я был бы пленником в позолоченной клетке. Вы не понимаете, что он никогда не доверил бы мне места ни в армии, ни в правительстве.

– Нет, я полагаю, нет. Генрих, ты ищешь такое место?

– Я не пустой фат.

– Это так. Ты скучаешь по Англии, мой сын?

– Мой господин, разве вы никогда не оглядывались на свое детство и оно не казалось вам безоблачным и радостным? Хотя, вы, должно быть, знаете, что счастливые дети страдают больше всех. Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что Англия была сладкой страной с молочными берегами, и я мечтаю. Но, очнувшись, я понимаю, что это не так. Я люблю свою мечту, хотя знаю, что это только мечта. Я не думаю, что это возможно. По правде говоря, я не скучаю по Англии. – Да простит меня Бог, – подумал Генрих.

– Это хорошо, так как, по-моему, тебе нет там места… и никогда не будет. Это будет потерей для Англии и огромным приобретением для меня, поскольку ты рожден, чтобы править, Генрих.

Генрих нервно отступил назад. Если Франциск заподозрит у него нездоровые амбиции, его положение станет отчаянным.

– Да, моя первая жена, да защитит милосердный господь ее душу, видела это, когда ты был еще ребенком, а я видел, как это росло в тебе. Ты знаешь о том, что моя первая герцогиня просила меня найти способ сделать тебя моим наследником?

– Мой господин! – Ровный характер Генриха никогда не выдавал удивления, но столь дикий план начисто лишил его свойственного ему хладнокровия.

Франциск сдавленно рассмеялся.

– Да, она была хорошей женщиной и прислушивалась к голосу своего сердца. Я знал, что тогда было невозможно сделать тебя бароном, поскольку нас не связывали никакие кровные узы. Однако теперь у нас есть возможность породниться. Что ты скажешь о том, чтобы стать моим сыном через брак, Генрих?

На мгновение Генрих застыл в изумлении, а затем упал на колени.

– У меня нет таких слов, чтобы выразить вам свою благодарность. То, что у вас просто возникла мысль о таком союзе, доставляет мне больше радости, чем…

– Прибереги свои красивые речи, мой сын. Тебе понадобится твой золотой язык, чтобы растрогать других, а не меня. Имей в виду, что я люблю тебя, но я придумал этот план исходя не только из твоих интересов. – Франциск позволил Генриху поцеловать его руку, а затем поднял его с колен. – Любой другой человек достаточно высокого происхождения едва ли захочет покинуть свою родину, а если и захочет, то Бретань всегда будет оставаться ему чужой.

– Мой господин, я не ненавижу Англию, но вы можете быть уверены, что я никогда не поставлю интересы Эдварда выше интересов Бретани, – четко произнес Генрих.

– Я думал над этим, – сказал Франциск со смехом. – Ты любишь меня, Генрих, и, живя здесь, ты можешь завоевать любовь Анны и сделать ее счастливой, заботясь о родной ей земле.

– Я попытаюсь… но мне двадцать два года, мой господин, а она всего лишь ребенок. К тому же, я знаю мужчин, но женщины – это совсем другое дело.

– Ты должен больше заниматься их изучением, – усмехнулся Франциск, который слышал, что Генрих благочестиво скромен в отношениях с женщинами.

– Я, конечно же, постараюсь лучше узнать ее. – Он слегка покраснел. – Я сделаю для нее все, что смогу, чтобы осчастливить ее.

Франциск покачал головой и улыбнулся.

– Я думаю, ей понравится мой выбор, но сейчас более важно найти способ, чтобы это понравилось моим вассалам. К счастью, у нас есть время. Анне всего два года и обручить ее пока еще рано. Этот план должен остаться нашей тайной до тех пор, пока мы не убедим моих лордов в том, что лучше иметь благородного правителя, который любит Бретань, чем какого-нибудь бретонца, который неподобающим образом возвысит свою родню и будет дурно управлять страной.

В то время, когда Генрих с интересом знакомился с одним ребенком, Маргрит интересовалась другим. В первые годы своего пребывания при дворе она надеялась, что родня королевы и короля снова начнут делить страну и дадут Генриху шанс. Этого не произошло, хотя казалось, что Глостер, Клэренс и Вудвиллы жили в постоянном состоянии вражды. Теперь Маргрит считала, что баланс сил сохранится и связывала шансы Генриха на возвращение в Англию из безденежного забвения с предложением ему руки одной из дочерей короля. Эдвард становился все более и более спокойным, поскольку видел, что народ по-прежнему любит его. Ему прощали его мотовство, пьянство и распутство, алчность его придворных, все, ради его доброты к простым людям и заинтересованности в финансовом процветании страны.

По сути дела, Маргрит не была уверена в неискренности предложений, сделанных Эдвардом Генриху. Она знала о переговорах с Францией, но надежд на заключение подобного соглашения было мало с самого начала. Кроме того, была еще одна принцесса, всего на год младше Элизабет. Конечно, Элизабет подошла бы больше.

Маргрит окинула взглядом приемные покои королевы, где четырнадцатилетняя девочка играла на верджинеле и тихо напевала.

Если бы женитьба состоялась, это было бы совсем неплохо. Своей красотой девочка могла поспорить с матерью и даже превосходила ее, поскольку в ее чертах не было той заостренности, которая выдавала низкое происхождение матери. Возможно, овал ее лица не был столь совершенен, а нос слегка коротковат, но зато ее крупный и благородный рот с поднятыми уголками губ, выдававшем готовность принцессы смеяться, был гораздо привлекательнее. У нее также были более мягкие голубые глаза, в глубине которых светилась радость.