Эмма Драммонд - Танцовщица Страница 102

— Хорошо, Нелли, ты высказала свою точку зрения этой глупой сказочкой, — рявкнула она. — Я пойду сегодня за суповыми билетами, но если ты только расскажешь майору Вейси-Хантеру, знай, это конец нашей дружбе. Понятно?

Нелли подняла глаза, застенчиво улыбаясь.

— Я бы никогда не сказала ему, Лейла. Он так тебя любит, что, скорее всего, пойдет и застрелит этих женщин, прежде чем их арестуют.

Лейла поняла, что это было не просто обычное нежелание выйти из дома. С тщательно наложенным гримом, надев парик и подобрав к белой юбке такого же цвета блузу с длинными рукавами и высоким воротником-стойкой, она стояла на пороге, испытывая почти животный страх. Ее решимость выйти наружу исчезала, когда она смотрела на широкую залитую солнцем улицу. Непроизвольно она начала дрожать, на лбу выступил пот, ноги, казалось, налились свинцом. В этот жаркий день Лейла ощущала себя куском льда или снежной бабой, вылепленной лондонскими ребятишками, когда темный зимний ветер свистит по опустевшим к вечеру улицам.

Кто-то коснулся ее руки, и, повернувшись, Лейла увидела внизу худенькое личико Салли Вилкинс. Рот девочки открывался и закрывался, но Лейла ничего не слышала, кроме шума в ушах. Появилось другое лицо с шевелящимися губами, но никакие звуки не проникали сквозь охватившую Лейлу пелену ужаса. Смотря широко раскрытыми глазами на Нелли, Лейла тряслась, как в лихорадке. Вдруг она вспомнила слова Вивиана — она их слышала так отчетливо, будто он говорил их здесь и сейчас, а не более недели назад.

«Ты чувствуешь себя необыкновенно одиноким, когда скачешь по равнине, даже если рядом твои товарищи. Вокруг лежит неизвестность. То, что случится через несколько часов, может убить тебя или вызвать к жизни мужество, о котором ты и не подозревал. Кажется немыслимым идти вперед, но ты все-таки идешь, потому что нет выбора. Когда же возвращаешься, то чувствуешь облегчение и вместе с тем странное умиротворение».

— Лейла, с тобой все в порядке?

Голос раздавался почти над ухом, и она обнаружила, что может повернуть голову.

— Да, Нелли, не беспокойся, — удалось ей выговорить своим хриплым полушепотом. — Не пора ли идти?

Улицы были полны народа, так как ближе к вечеру жара немного спала. Прикрываясь зонтиком, Лейла шла по центру Кимберли, словно солдат по пустынной равнине. Она действительно ощущала одиночество, несмотря на многочисленных прохожих, которые тепло приветствовали Лейлу, выражая надежду, что она выздоровела, и просили разрешения навестить. Лейла шла вперед, потому что понимала необходимость этого, но рядом притаился страх, и она постоянно обшаривала глазами толпу в поисках тех суровых, пылающих ненавистью лиц.

Как ей показалось, Кимберли значительно изменился за последние три недели — появились новые воронки от снарядов, многие здания обрушились; кругом виднелись признаки перебоев со снабжением: магазины закрыты до конца осады, витрины заклеены извинениями, повсюду расклеены листки с объявлениями и указами военного командования.

В городе богатых воцарилась бедность. Те, кому еще удавалось ее избежать, выглядели усталыми и подавленными, менее везучие стали изможденными. Чернокожие и многие белые из низов просто стояли или сидели на улице, не зная, как занять свое время. Даже острословы перестали отпускать свои любимые шуточки по поводу идущих на помощь войск или неэффективности обстрела; пробивающиеся к городу английские войска больше не вызывали энтузиазма, а артиллерийские атаки буров стали настолько эффективными, что ежедневно вызывали большие разрушения и потери.

Как бы в подтверждение этого, снова начался обстрел. Далекий рев, сменяющийся серией взрывов в районе шахт, предупредил людей о приближающейся опасности. За долгое время, однако, выработалось что-то вроде пренебрежения к ней, и быстрый бег к укрытиям, как было в первые дни, сменился на спокойный шаг. Нелли боялась больше, чем другие, и сразу же подхватила свою дочку на руки, спеша к одной из ям, вырытых на обочине и прикрытых гофрированным железом и мешками с песком. Лейла старалась не отставать, чувствуя беспокойство, забытое за три недели вынужденного заточения в своем доме, расположенном в относительно безопасном районе города.

Воздух был наполнен звуками: постоянный грохот вражеских орудий напоминал далекое эхо — только в этом случае громкий рев разрывающихся снарядов следовал за более тихими звуками. Скорчившись в укрытии и чувствуя запах земли, воскресивший в памяти тот день, Лейла подняла глаза на небо. Оно было настолько синим, что заставляло думать о рае.

Что будет, если ее жизнь закончится в этом городе? Решит ли Лестер Гилберт закрыть шоу, прежде чем аудитории наскучит вспоминать Лейлу Дункан? Может быть, сейчас самое подходящее время умереть для девушки, которая больше никогда не сможет петь? Что, если она никогда не покинет Кимберли? Под ясным лазурным небом эта мысль не казалась ей столь уж непривлекательной.

Послышался резкий свист, и находившиеся в укрытии непроизвольно пригнулись. Земля содрогнулась, все вокруг заволокло рыжевато-коричневым облаком, в уши ударил ужасающе громкий звук взрыва. Люди задвигались, чувствуя страх при столь близком ударе снаряда. Пыльное облако осело, открыв взглядам зияющий кратер на дороге, по которой они только что гуляли, и россыпь шрапнели, сверкающей на солнце, словно бриллианты.

Потрясенная видом смертоносных осколков, появившихся будто в ответ на ее мысли, Лейла не заметила движения рядом с ней. Но потом она увидела, что это была маленькая Салли, на подгибающихся ножках топавшая к ярким кусочкам металла, привлеченная, как и многие другие дети, их блеском. Матери принялись громко звать детей обратно, некоторые женщины, чьи малыши не обратили внимания на окрик, кинулись вдогонку за своими чадами. Нелли также бросилась за дочкой, которая целеустремленно шла к большому осколку, в лучах солнца напоминавшему серебряный шар.

Лейла не слышала приближения другого снаряда, ее замедленное восприятие лишь отметило появление еще одного грибовидного коричнево-красного облака пыли с какими-то твердыми включениями, разлетавшимися во все стороны. Вся сцена, казалось, протекала в молчании. Стены содрогнулись, на пол посыпались комья земли, так что обитателям укрытия пришлось закрываться руками, чтобы спасти головы. Прекрасное бездонное небо исчезло за клубами удушающей пыли — но ни одного звука. Наступившая темнота длилась бесконечно, и Лейла снова оказалась в том страшном для себя предрождественском дне, чувствуя боль от ударов. Затем кто-то помог ей подняться на ноги, бормоча слова утешения, держа за руку, пока выводил наверх, где стало светло.