Дина Джеймс - Сцены любви Страница 11

– Теперь я думаю, что мы с самого начала шли по ложному следу. – Траск шагнул к ней. Его кольт был нацелен прямо ей в живот. – Если ты сумела одурачить меня, находясь рядом, вполне возможно, что ты одурачила всех, кто был на празднике Дня независимости. Ведь это ты пристрелила генерала, верно?

– Это была самооборона, – почти шепотом сказала она. – Он первый навел на меня пистолет.

Щели в стенах не скрыли новой вспышки молнии, а через пару секунд раздался удар грома.

Траск не обратил на это никакого внимания.

– В армии на это смотрят иначе. – Он усмехнулся. – Они, конечно, не дальновидны и вообще не слишком дружелюбны. И уж наверняка им не по душе люди, которые убивают генералов.

– Он был убийцей. И планировал новые убийства. – Миранда не ожидала, что ее слова подействуют на него убедительно, но этим она рассчитывала выиграть время и сделать сержанта – если возможно – менее уверенным в себе.

– В самом деле? – На лице Траска появилась гримаса наигранного удивления. – Ну, это меня нисколько не удивляет. Эти генералы все негодяи.

– Он убил моего отца.

Град застучал по крыше конюшни. Все лошади уже проснулись и заволновались.

– Ага. Могу себе представить. Застрелил его или повесил? – Он не стал дожидаться ответа. – Ну, если бы ты была ласкова со мной – по-настоящему ласкова – может быть, я и смог бы забыть то, что видел.

Миранда сразу насторожилась. Возможно ли, что он не сообщил охранникам, кто она? Может быть, он испугался, что его собственный промах может стоить ему карьеры? И кто сказал, что жизнь не похожа на театр?

Она робко улыбнулась:

– О, так вы могли бы? Могли бы? Вы могли бы сказать, что не видели лейтенанта. Могли бы свалить вину на охранника, который заснул на посту. Он ведь действительно заснул. Я была бы так благодарна вам.

Ее игра была безупречной. Траск расслабился и довольно усмехнулся. Дуло пистолета перестало быть нацеленным на нее; он поднял его, чтобы в раздумье почесать висок.

– Это было бы замечательно. Теперь мне нужно только выяснить, какова же будет твоя благодарность. Конечно, остается еще твой напарник. Что мы будем делать с ним?

Миранда внимательно следила за оружием. Пистолет вновь был нацелен на нее. И он был заряжен. В этот момент она отчетливо поняла, что у Траска нет намерения отпустить ее, несмотря на все формы благодарности, которые она могла бы ему предложить. Она подняла подбородок и взялась за верхнюю пуговицу на своей рубашке. Медленно расстегнула ее. Потом следующую.

– Зачем он вам? – томным голосом произнесла она. – У вас есть я.

От неожиданности Траск открыл рот и опустил пистолет.

– Это верно. Чертовски верно.

– Как вы говорили, сержант, у мужчины здесь очень мало возможностей, а потому он довольствуется тем, что имеет. Такая возможность, как сегодня, выпадает не часто.

– Ты права. – Он приблизился на шаг. Дуло пистолета со взведенным курком теперь уже смотрело в пол.

Она расстегнула еще одну пуговицу и изогнула шею. Кровь стучала у нее в висках, а кожа на шее покраснела.

– А ты красивая.

Этот человек своими побоями превратил лицо Шрива в жуткое месиво. И он опять предлагал свои услуги, когда она сказала, что хочет задать пленнику несколько вопросов. Он вломился к ней в комнату с целью изнасиловать ее. Он был опасен как взбесившийся медведь. Никогда еще Миранда не испытывала такого страха.

Траск распахнул на ней рубашку и схватил ее за грудь. Она чувствовала отвратительный запах его немытого тела и его гнилое дыхание.

Вспышка молнии вновь прорезала темноту, осветив конюшню, а затем раздался мощный раскат грома. В воздухе запахло озоном.

Внезапно Траск осознал, что он все еще держит пистолет. Он попытался сунуть его за пояс, но промахнулся и тогда вновь поднял его.

– Ну, красавица, поцелуй-ка меня.

Она выпрямилась, прижав одну руку к его груди, а другой сжала запястье его правой руки, чуть подняв ее вверх.

Он ничего не заметил. Ее белая гладкая кожа заворожила его. Его губы были совсем близко. Наклонившись вперед, он издал неприличный чмокающий звук.

– Ну, красавица, давай.

Прижав кольт к ее груди, Траск наклонился почти над самым дулом. Его губы были почти готовы проглотить ее. Левая рука Миранды поползла вверх по запястью сержанта и легла на пистолет.

– Эй, давай...

Ее палец дотронулся до лежащего на курке пальца сержанта.

– Ты что...

Она нажала изо всех сил. Пуля попала ему в нижнюю челюсть, и кровь фонтаном хлынула у него изо рта и из носа. Он рухнул навзничь, увлекая Миранду за собой. Его руки со сжатыми в агонии пальцами упали на солому.

Во всех стойлах лошади уже громко ржали, а в ближайшем раздался оглушительный треск и полетели щепки, когда одно испуганное животное попыталось вышибить дверь, чтобы убежать.

Оглушенная выстрелом, Миранда с большим трудом отползла от тела Траска и поднялась на колени. Дрожа от волнения, она ждала, что сейчас здесь соберется взбудораженная толпа. Выстрел, должно быть, разбудил весь Шайенн.

За вспышкой молнии последовал раскат грома. Никого не было. Гроза. Значит, выстрел приняли за раскат грома. Тонкая струйка воды потекла с крыши ей на шею.

Миранда подняла глаза вверх.

– Благодарю тебя, Господи.

Опять вспыхнула молния и ударил гром.

Глубоко вздохнув, Миранда с трудом поднялась на ноги, и ее рука оставила кровавый след на перекладине лестницы.

Из каждого стойла доносился беспокойный стук копыт и лошадиное ржание. Какой-нибудь добросовестный конюх может зайти в конюшню, чтобы проверить, в порядке ли лошади.

Она должна торопиться, забрать, как планировала, двух лошадей и уходить. Благодаря фонарю Траска она могла теперь найти гнедую лошадь, на которой приехала сюда, а в соседнем стойле должен был находиться конь Траска.

Действуя с лихорадочной быстротой, она схватила тело Траска за ноги и поволокла в пустое стойло, где он до этого прятался. Перевалив его через порог, она подтащила его к стене и прикрыла соломой. Если повезет, его могут найти только через несколько часов, а может быть, и дней. В другом стойле она схватила большую охапку соломы и, вернувшись, бросила сверху. Потом еще и еще раз. Теперь тело было полностью скрыто под грудой соломы.

Раскат грома заставил ее вздрогнуть. Она обняла себя за плечи. Она убила еще одного человека. Неважно, что он был омерзительным, жестоким варваром. То, что лежало там, в темноте, все равно было человеком, и она лишила его жизни. Она поежилась, и у нее застучали зубы.

Как во всех великих трагедиях Шекспира любой заговор заканчивался морем крови. Ее губы прошептали:

– «Ты, жалкий, суетливый шут, прощай!»[5] Тихий истерический смех сорвался с ее губ. Драматичная острота ситуации удерживала ее от того, чтобы окончательно не потерять присутствия духа. Но как рассердился бы Шрив, если бы только мог увидеть ее сейчас, стоящую здесь, в конюшне, с руками, обагренными кровью, и цитирующую «Гамлета».