Елена Арсеньева - Звезда на содержании Страница 16

– Мужчина! – презрительно пожала плечами Мальфузия, но тут же горячо чмокнула супруга в щеку, едва не оторвав приклеенный ус: – Есть и среди этого племени люди благородные, и первый – это ты, мой дорогой Блофрант! Однако полно болтать. Вот-вот начало. Нужно познакомиться с актерами.

– Ну, а вот и Оливия... – сказал Блофрант, и голос его при этих словах вдруг дрогнул и он сделал некое телодвижение, словно хотел кинуться прочь, да устыдился, а вместо этого сказал:

– Познакомьтесь, Надежда Васильевна, это новая Помпилия – племянница моя, Варя Нечаева.

Анюте пока еще требовалось некое усилие для того, чтобы не вскидывать изумленно брови при звуках этого имени. А впрочем, у нее были брови так густо намазаны, что не больно-то их вскинешь – отяжелели! Поэтому она спокойно повернулась и сделала книксен подошедшей актрисе. Ее так учили – при знакомстве, особенно с дамами, делать книксен, ну а уж если особа придворная или выше тебя рангом – тут уж без реверанса не обойтись. И хотя Аксюткин явно трепетал перед незнакомкой, облаченной в сверкающее золотом и серебром тяжелое платье (глаз Анюты уже привык к театральщине, и она сразу определила, что золото даже не сусальное, а просто-напросто мишура), Анюта никакого трепета не испытывала. Актерка – существо презираемое. С другой стороны, кто она сама теперь, коли не актерка? Вдобавок незаконнорожденная...

– Помпилия? Экая дылда! – презрительно воскликнула актриса. – Да мне голову надобно задирать, чтобы на нее посмотреть!

В самом деле, она была невысока ростом и субтильна телом. Анюта всегда хотела сделаться пониже и похудее, но уж, как говорится, что Бог дал. Все, что она могла делать, это немножко сутулиться при ходьбе, хоть тетушка и бранила за это. Но сейчас Анюта нарочно вскинула голову и развернула плечи, чтобы казаться еще выше. Что-то было в этой маленькой изящной Надежде Васильевне такого, что раздражало ее и заставляло поступать наперекор.

– Истинно королевская стать, – раздался в это время незнакомый звучный голос, и Анюта увидела перед собой высокого мужчину сказочной, неправдоподобной красоты: с бледно-мраморным лицом, ослепительными черными глазами и такими длинными ресницами, что они более пристали бы сказочной красавице, а не рыцарю, в одежду коего был наряжен мужчина. Впрочем, ресницы, как немедленно обнаружила Анюта, были наклеенными и сильно подкрашенными. – Приветствую вас, прекрасная Помпилия. От души сожалею, что злая воля автора сей пиесы лишила меня счастия ответить взаимностью на вашу пылкую страсть, но мне будет чрезвычайно приятно выслушивать нежные признания из ваших уст.

И он улыбнулся так, что Анютины губы, ставшие большими и толстыми от непомерного количества наложенной на них помады, невольно расплылись в ответной улыбке.

– Максимилиан, храбрый рыцарь французский, – представился он, отвешивая Анюте, а вернее, Помпилии настоящий придворный поклон, и подмел перьями своего плюмажа пол. – В миру Димитрий Псевдонимов...

– И премьер нашей труппы, – подхватил донельзя довольным голосом Аксюткин. – Добрейшая душа и актер великолепный. Ежели ты, Варенька, что спутаешь на сцене, Митя Псевдонимов тебя всегда выручит.

– Ну, кому Митя, а кому и Димитрий Христофорыч, – недовольным голосом поправила Оливия. – Я бы вот желала, чтобы племянница ваша, милейший, не вздумала честить меня попросту, а обращалась исключительно по имени-отчеству, а то и вовсе – госпожа Самсонова, понятно? Не люблю фамильярностей!

– Ну что ж, кому нравится арбуз, а кому – свиной хрящик, – миролюбиво согласился несказанно прекрасный Псевдонимов. – Я вот ничего против своего уменьшительного имени не имею, будьте со мною, Варенька, запросто! Однако вот-вот грянет первый звонок. Нам сейчас уже на сцену, господа. Мы с вами вместе, Варенька, участвуем в первом акте во второй мизансцене. Знакомы ли вам они?

– Я не успел еще рассказать, – сокрушенно прошептал Аксюткин. – Мы только что гримироваться закончили. Виноват-с...

– Ничего, – отмахнулся Митя Псевдонимов. – С вашего позволения и с нашим превеликим удовольствием, я и сам это сделаю. Вашу руку, прекрасная Помпилия!

И поскольку Анюта несколько испугалась и заробела, он сам взял ее за руку и повел по сцене, не обращая ровно никакого внимания на откровенную ярость Оливии и показывая по сторонам:

– Вы выйдете на свою мизансцену вот отсюда и станете ждать, пока Балтазар не перестанет поносить вашу милость, принцессу Помпилию, и все ваше сарацинское племя. Выходите вы не тотчас после поднятия занавеса, а несколько погодя, и держитесь поначалу несколько в стороне, чтобы зрители вас видели, а для Балтазара и всех прочих, в том числе и вашего покорного слуги, – он смешно поклонился, – вы оставались как бы невидимы...

О странное и чудное явление по имени провинциальный театр! В минувшие времена он был прост и непритязателен, как и сами провинциальные нравы. Если столичные театры, посещаемые самой изощренной, высокопоставленной, а порою и вельможной публикой, старались во всю мочь, уделяя немалое внимание репетициям сцен и разработке образов, силились подражать в этом Комеди Франсез, то в провинциальных труппах роли зачастую учились за несколько часов перед премьерой, а репетиций не было вовсе. Максимум внешней эффектности и минимум житейского правдоподобия – увы, частенько именно по этому принципу работали старинные труппы, которые вполне могли зваться любительскими, потому что к делу относились именно что любительски, а не профессионально. Конечно, что спорить – были, были в России даже и провинциальные театры, где оказывался способный, дельный постановщик спектакля, но чаще всего кругом царила самая вопиющая самодеятельность. И только прирожденный профессионализм и вкус актеров спасали пьесы, бывшие, как правило, самого озадачивающего свойства и качества. Однако наивный зритель, далекий от московских и петербургских изысков, обожал свой театр и снисходительно не требовал от него большего...

Тот же самый лысый человек в зеленом засаленном сюртуке, который недавно кричал на Аксюткина, вдруг возник из-за полотен декораций и потряс колокольчиком, зажатым в руке. Все на сцене мигом умолкли, и Анюта услышала, как стихает за занавесом рокот человеческих голосов.

– Первый звонок, господа актеры! – сказал директор наставительно. – Участников первого действия прошу по местам!

Митя покрепче стиснул похолодевшую, несмотря на перчатку, руку Анюты.

– Ну-ну, прекрасная Помпилия! Гляди веселей! И помни: здесь все как будто! О великий мир неправды! Виват тебе и неофитам, делающим первые шаги по твоим псевдомраморным чертогам! Смелей, Помпилия! Все будет хорошо!