Кэтрин Куксон - Стеклянная мадонна Страница 17

– За то, что продавала свинские отбросы всякому сброду? Неужели ты уволила ее именно за это?

– «Сброд», как ты изволишь выражаться, – это работники твоего дружка Розиера, выселенные из домов, и моя кухарка продавала им мою еду. Имея пенни, они могли утолить голод, не имея – оставались голодными. Откуда у бастующих деньги?

– Дьявол! Дела Розиера тебя совершенно не касаются!

– Изволь следить за своим языком, Эдмунд, когда разговариваешь со мной.

– Следить? Проклятие! – Он приблизился к ней. Теперь их разделял какой-то фут. – Да знаешь ли ты, что натворила? Из-за тебя я лишаюсь двух тысяч фунтов! Блант – не крепостной, он волен идти на все четыре стороны, что он и сделает, раз его жене дали от ворот поворот. А уйдет он, скорее всего, к Бостону или Розиеру. Он – лучший боец в графстве, а я лишаюсь его из-за каких-то объедков! Даже если он останется и будет драться, то уже без желания. Он будет поддаваться и зарабатывать на этом. Знаю я Бланта!

Пристально посмотрев на него, она ответила дрожащим голосом:

– Наверное, ты поставил немалую сумму, если намеревался выручить целые две тысячи, уверяя меня, что в банке денег не осталось!

– Я поставил на него уже год назад. Это долгое пари. – Он был так уверен в надежности своего вранья, что готов был сам в него поверить. – До сегодняшнего дня деньги были все равно что у меня в кармане. Послушай, – в его голосе появились умоляющие нотки, – верни ее! Отругай – я сам ее взгрею, – но только верни!

– Нет, Эдмунд, я этого не сделаю.

Он впился в нее сузившимися глазками. Только сегодня она спасла его от верного банкротства и от бесчестья перед дружками по азартным играм, однако он решился на страшную речь, которую его спокойный тон сделал еще страшнее:

– Я подумываю о том, чтобы познакомиться с производством стекла на континенте – в Германии, Франции и Бельгии. Я мог бы кое-чему там научиться, а также поискать рынки сбыта в Испании и Португалии: там требуется качественное стекло, а мы можем предложить его им. Я уже много лет не бывал в Италии; меня всегда завораживало венецианское стекло, к тому же Аннабелле понравится в Венеции. Думаю, семь лет – подходящий возраст, чтобы попутешествовать и посмотреть на мир. Как ты к этому относишься?

Со стороны вполне можно было подумать, что они мирно обсуждают перспективы образования своего ребенка. Он наблюдал, как бледнеет ее лицо, как начинают дрожать руки, как ходит вверх-вниз платье на плоской груди.

– Я выйду к ужину, – добавил он. – Вечером мы продолжим этот разговор.

Слегка поклонившись, он развернулся и вышел.

Все, что до сего дня еще оставалось в ее руках, – это управление усадьбой. Теперь ей предстояло лишиться и этого. Она будет вынуждена вернуть кухарку. Отныне она превратится в посмешище в глазах челяди. Где взять сил, чтобы снести такое унижение? Только у Господа.

Она заперлась, упала на колени рядом с кроватью и зарылась головой в покрывало.

Однако этим события дня не исчерпались. Аннабелле еще предстояло спросить у Элис, что значит одно словечко…

День выдался для Аннабеллы не таким счастливым, как она надеялась. Мать надолго задержалась у бабушки, а Уотфорд по пути на клубничное поле вела себя очень странно. Один раз она остановилась и, тряхнув девочку за руку, произнесла:

– Ты – маленький… – Она вовремя умолкла.

На поле они застали детей, те подбирали ягоды. Завидя Аннабеллу, они сбились в кучку и замерли. Она хотела было подойти ближе и бросить монетки к их ногам, но Уотфорд не позволила. Она вырвала у нее деньги и сама бросила их детям, которые от удивления не поторопились отыскать их в траве. Потом Уотфорд неприязненным голосом повторила для них то, что велела Розина. Дети по-прежнему таращились на Аннабеллу.

Все это сильно разочаровало ее; окажись с ними наедине, она поступила бы иначе. Ей гораздо больше хотелось отдать деньги им в руки. Мать предупреждала, что они грязные и от них дурно пахнет, но ей все равно хотелось с ними поговорить.

Выполнив поручение, Уотфорд увела ее и отказалась продолжать игры. Она обиделась на няньку, но одновременно жалела ее, так как мать собиралась беседовать с ней в кабинете, а это означало, что она ею недовольна.

Остальные слуги тоже вели себя необычно. Миссис Пейдж, завидя ее, отвернулась, а Пирс, девушка, которую все звали «Фанни», обладательница веселого красного личика, всегда при встрече кричавшая ей «хэлло, мисс!», сейчас взглянула на нее искоса и ничего не сказала. Подруга Уотфорд, Роулингз, тоже бросила на нее злой взгляд, свидетельствовавший о недовольстве.

Аннабелла недоумевала.

Потом Роулингз явилась в гостиную при детской и, как всегда, завела с Уотфорд разговор, а Аннабелла, как всегда, навострила уши. Она не считала подслушивание проступком, так как никогда никому не повторяла того, что слышала от них. Те часто обсуждали Фейла и Каргилла, а также кухарку и миссис Пейдж. Сплетничая о Фейле и Каргилле, они смеялись, но кухарка и миссис Пейдж не вызывали у них смеха. Этим вечером темой их пересудов стала она сама, причем Уотфорд повторяла словечко, чуть было не сорвавшееся у нее утром. Она твердила: «Маленький ВЫ-РОДОК!» Что это значит?

Она спросила у Элис:

– Что такое «вы-родок»?

Элис, не принадлежавшая к особам голубой крови, не располагала привилегией хлопаться в обморок, поэтому ограничилась тем, что зажала уши и закатила глаза, после чего, содрогаясь всем телом, как от икоты, в ужасе прошипела:

– Дитя мое, что ты говоришь?!

– Я только спросила, что такое…

Аннабелла была немного напугана тем, как подействовал ее вопрос на Элис – та воздела руки к потолку и возопила:

– Да знаю я, что ты спрашиваешь! Где, от кого ты услышала это слово? Отвечай!

Девочка ничего не ответила, полагая, что не годится навлекать на Уотфорд, и так недовольную ею, дополнительную беду, иначе она и назавтра не захочет с ней играть, а слуги будут и дальше хмуриться при ее появлении.

– Не знаю, Элис, – молвила она наконец. – Просто кто-то назвал меня маленьким… вот этим самым.

– Раз ты это слышала, то должна знать, кто это сказал. Уж не Уотфорд ли?

– Нет-нет, Элис, не Уотфорд, не Уотфорд, честно, не она! – Она знала, что, протестуя, перегибает палку, поэтому смолкла и уставилась на гладкое старческое личико.

– Выкладывай, дитя мое, немедленно выкладывай! Кто это тебе сказал?

– Не мне, Элис, просто я подслушала.

– Ты отказываешься признаваться?

– Да.

– Хорошо же!

Элис почти рысью покинула детскую и ворвалась в покои госпожи, где застыла от неожиданности, увидав хозяина. Посещение им госпожи два вечера подряд не предвещало ничего, кроме беды. Она попятилась, но Розина окликнула ее: