Ширл Хенке - Глубокая, как река Страница 18

«Почему бы и нет? В худшем случае он будет холоден и отвернется, как сделал на балу у Фелпсов». — И, собравшись с духом, Оливия направилась к Сэмюэлю через весь зал. Как по мановению волшебной палочки, расступилась густая толпа болтающих и смеющихся гостей, образовался широкий проход, и Сэмюэль повернулся и увидел девушку. В тот же миг ярко вспыхнули неистовые голубые глаза. Он узнал ее, но не сдвинулся с места, а со своей невероятно манящей улыбкой на губах стал наблюдать за приближением Оливии.

Что означает эта улыбка? Рад ли он встрече — или возмущен смелостью Оливии, почти выходящей за рамки приличий? Выяснить это можно было лишь одним способом. Продолжая скользить вперед по сверкающему паркету, девушка еще выше вскинула упрямый подбородок, хотя ее сердце того гляди грозило выскочить из груди. Интересно, слышит ли Сэмюэль, как гулко бьется ее сердце?

5

Сэмюэль не сводил глаз с приближающейся девушки. В ее походке и манере держаться не было ничего от осторожности и коварства светской красавицы; напротив, все в ней говорило о решимости и полной искренности. Полковник знал о девушке крайне мало, но уже сейчас мог твердо сказать, что у нее нет ничего общего с его женой. Да и бледная красота Летиции меркла в сравнении с огненной свежестью молодой француженки.

За продвижением Оливии по залу зорко следил не только Шелби. Не было ни одного мужчины, который остался бы равнодушным. В платье желтого цвета, который к лицу очень немногим, девушка казалась олицетворением самой весны. Тонкий муслин слабо трепетал при каждом ее движении, подчеркивая стройность фигуры и оттеняя легкий загар, чуть тронувший юное лицо, и на этом фоне ярким живым пламенем пылали кольца рыжих кудрей. Украшением ей служили только крохотные жемчужины, искусно вплетенные в прическу и вшитые в верхний край платья. Девушка была воплощением изящества и чистоты.

Шелби испытывал к ней желание столь сильное, будто вернулись годы юности, и страшился этого. Он пробежал взглядом снизу вверх от стройных длинных ног, угадывавшихся под покровом платья, до небольшого упрямого подбородка, на миг задержался на слегка приоткрытых чувственных губах и споткнулся на чуть раскосых экзотических кошачьих глазах. Полковник вспомнил, что сенатор Соамс как-то подарил своей дочери изумрудное ожерелье и серьги. Крупные зеленые камни плохо смотрелись на фоне бледной кожи, но наверняка заиграли бы на тронутой легким загаром шее Оливии, засверкали неистовым блеском в маленьких ушах и перекликались бы с темно-зелеными огнями ее удивительных глаз. Она была рождена для того, чтобы носить изумруды, и никакие другие камни нельзя было себе представить на Оливии. «Прекрати немедленно! — приказал себе Шелби. — Не валяй дурака!» Но в этой девушке было нечто такое, из-за чего Сэмюэль не мог оторвать от нее глаз и его неудержимо влекло к ней.

Оливия прочитала мужской зов в неистовых голубых глазах. Однако полковник не сделал ни шагу навстречу ей. Он демонстративно продолжал стоять в центре зала, красивый и рослый, в идеально подогнанном синем мундире, ожидая, когда девушка подойдет. Интересно, находит ли он ее не менее красивой, чем те блестящие дамы, с которыми он, несомненно, общался в Вашингтоне? Понимает ли он, что она сейчас открывает ему свою душу? Прежде чем храбрость покинула Оливию, она остановилась прямо перед полковником и улыбнулась, мысленно моля Бога, чтобы не позволил ее голосу сорваться.

— Вот мы и встретились вновь, месье полковник. Если помните, я честно предупредила, что обязательно вас выслежу.

— И вы убедительно доказали, что вам нет равных на охоте, — с легкой усмешкой ответил Сэмюэль, — но мне кажется, мы договорились обращаться к друг другу по именам, вы не забыли?

В этот момент снова заиграл оркестр. Не колеблясь ни секунды, Оливия протянула руку со словами:

— В таком случае, Сэмюэль, вы сделаете даме честь, пригласив ее на танец!

В ответ полковник сверкнул белозубой улыбкой, взял руку Оливии и, обнял за талию, притянул девушку к себе намного ближе, чем диктовали правила даже такого нового и несколько неприличного танца, как вальс. Грациозно и свободно они заскользили по навощенному паркету из орехового дерева, подхваченные волнами певучей мелодии, — удивительно красивая, словно созданная друг для друга пара.

— Вы великолепно танцуете, Сэмюэль, — шепнула полковнику Оливия, убежденная, что он слышит, как учащенно бьется ее сердце, подчиняясь волнующему ритму музыки.

— Как и вы, Оливия. Признаться, Сент-Луис удивил меня и порадовал. В Вашингтоне никто не поверит, что в этой глухомани танцуют вальс.

— В прошлом году учитель танцев из Нового Орлеана обучал здесь всех желающих вальсу и прочим новомодным европейским танцам. Не такие уж мы отсталые, как думают в Вашингтоне, — весело отозвалась Оливия. У нее кружилась голова и все плыло перед глазами от ощущения близости этого человека, кружившего ее в вихре вальса.

— Люди здесь действительно не отсталые, а, напротив, скорее весьма передовые, — поддразнил Сэмюэль.

Оливия почувствовала, как густой румянец заливает щеки и поднимается до корней волос.

— Вы считаете, что я веду себя вызывающе? — спросила и тут же пожалела о своем вопросе, когда по его лицу пробежала легкая тень.

Он тут же улыбнулся снова:

— А я-то думал, что только американки славятся прямодушием и откровенностью.

— Что ж, я тоже американка. Во всяком случае, становлюсь американкой. Ведь я живу здесь с пятнадцати лет, можно сказать, с детства.

— Это, конечно, очень долго, — серьезно заметил полковник, — ведь пятнадцать вам исполнилось очень давно.

— Временами именно так мне и представляется, — проговорила девушка и вздохнула, вспомнив смеющиеся лица своих родителей, канувших в небытие навсегда.

Сэмюэль тревожно глянул на пушистые темно-рыжые опахала ресниц, скрывавших эти чудные изумрудные очи. Отчего, интересно, ей неожиданно взгрустнулось? Видно, сказывается переменчивый французский темперамент.

— А вы не тоскуете когда-нибудь по родному дому? — мягко поинтересовался Сэмюэль.

Оливия вскинула голову, почувствовав нечто новое в тоне Шелби.

— Мне очень не хватает отца и матери, но если вы имеете в виду Францию… — Девушка пожала плечами. — Террор начался во Франции, когда я была еще в колыбели, так что я практически ничего не помню и мне это абсолютно безразлично. Потом моя семья все время переезжала из страны в страну, но и те годы не запомнились, потому что я была слишком маленькой. Конечно, приятно путешествовать, но с возрастом мне все больше и больше хотелось обрести настоящий домашний очаг.