Роксана Гедеон - Валтасаров пир Страница 21

В дверь громко постучали, и я не стала уточнять время свидания. Поцеловав Маргариту, я опрометью выбежала из комнаты, стараясь пониже опустить юбки, чтобы никто не заметил подмены туфель.

Запыхавшись от быстрой ходьбы, я с размаху упала на подушки кареты и приложила к разгоряченным щекам прохладные ладони, чтобы не выглядеть слишком румяной. И только спустя одну-две минуты я почувствовала, что слева от меня кто-то сидит.

Я осторожно повернула голову. Соседом оказался мой будущий супруг.

– Ах, это вы, – сказала я. – Здравствуйте, сударь.

Он послушно приложился губами к моей руке. Я отодвинулась от него как можно дальше, упрямо не желая сближаться с этим человеком или, по крайней мере, пытаясь отодвинуть час сближения. Я толком-то и не разглядела принца, но все в нем вызывало у меня неприязнь – любой жест, любое движение, даже запах одеколона, которым он был надушен. На Эмманюэле был великолепный голубой камзол, расшитый золотыми галунами, белый шелковый жилет с горой кружев на манишке и шпага на сверкающей перевязи. Кто-то придал ему вид настоящего щеголя. Эти пряжки на туфлях, эти чулки, этот безукоризненный парик… Я отвернулась, пытаясь скрыть свое раздражение.

Свадебный кортеж остановился у церкви Сен-Северен. Я поправила веточки флердоранжа в волосах и, опираясь на руку Эмманюэля, прошла в церковь. Здесь собрался цвет французской аристократии – об этом явно позаботился мой отец… Я увидела сидящих в почетном первом ряду королеву и графа д'Артуа, чья красивая физиономия сейчас мне была совсем не по вкусу. Королева приветливо кивнула мне, словно желая приободрить. Но из толпы аристократов, затмевавшей своими бриллиантами даже блеск свечей в соборе, до меня донесся притворно-сочувствующий возглас:

– Ах, Боже мой, какое скверное время выбрано для свадьбы! Выходить замуж в мае – верный признак беды…

Венчание длилось недолго. Через полчаса мы с Эмманюэлем уже были обвенчаны, о чем громогласно объявил епископ с алтаря. Мария Антуанетта, благоухая надушенными локонами, приняла меня в свои объятия.

– Поздравляю, милая Сюзанна! Ах, как это все замечательно! Дорогой кузен, – обратилась она к графу д'Артуа, – дорогой мой брат Шарль, поздравьте же и вы эту очаровательную новобрачную!

– О, мои поздравления, – сквозь зубы отозвался принц. – Несомненно, Бог пошлет вам многочисленное потомство.

– Как-то вы странно себя ведете, Шарль, – с укоризной заметила Мария Антуанетта. – Для моей любимицы можно было найти и более оригинальные фразы.

– Вы же знаете, мадам, что я сегодня не выспался.

– Откуда мне знать? – воскликнула королева. – Вы испортите новобрачной настроение. Если вы чем-то недовольны, можете отправляться в Версаль.

– Нет, отчего же, – сказал граф. – Я непременно побуду до самого конца… чертовски хочется досмотреть это торжество. Говорят, принц де Тальмон приготовил нам сюрприз – торт в виде дворца с башнями высотой в четыре фута.

– Благодарю вас, монсеньор, за оказанную нам честь, – я сделала реверанс, – ваше присутствие принесет нам счастье.

– Ну-ну, не сердись на него, – шепнула королева. – Ты сегодня так хороша! Была бы моя воля, сразу забрала бы тебя в Версаль! Как жаль, что твой медовый месяц лишит меня твоего общества.

Сквозь толпу ко мне протиснулся отец, галантно поцеловал руку, любезно протянутую ему королевой.

– Пора ехать, дорогая моя новобрачная! Возьмите же под руку своего супруга. Ваша задержка уже возбуждает толки.

Не скрывая ненависти, я посмотрела на отца. Он до сих пор еще воображает, что может мне приказывать! Он даже не понимает, что я уже не в его власти!

– Пойдемте, Эмманюэль, – сказала я мужу.

Граф д'Артуа взял под руку Диану де Полиньяк, и я краем уха услышала обрывок их разговора.

– Праздник, кажется, великолепен, – сказала герцогиня.

– Вы так думаете?

– А почему нет?

– Для хорошего праздника новобрачная слишком красива, герцогиня… такие не бывают счастливы.

«Новобрачная слишком красива! – изумленно повторила я про себя. – Черт возьми, а ведь он, пожалуй, ревнует!»

Это было мне на руку, и я снова вспомнила о Жанно. Что с ним? Каким он стал теперь? Ах, этот король – он так медлителен! И сейчас столько государственных забот – волнения в провинциях, бунты парламентов! Кто вспомнит в такое время о моем ребенке? О Господи Иисусе! Если бы ты был таким милосердным, как тебя изображает духовенство, Жанно давно был бы со мной!

– Прошу вас, мадам, – услышала я голос лакея.

Свадебный кортеж медленно удалялся от церкви Сен-Северен. Лошади в роскошной упряжи звонко цокали копытами по мосту, и остров Сите с Дворцом Правосудия и Сен-Шапель остались позади. На Королевской площади мы принимали поздравления чиновников Ратуши, а у церкви Сен-Жермен-л'Оксер-руа к нам присоединились кареты тех аристократов, которые на венчании не присутствовали, но были приглашены на свадьбу. По улице Сент-Оноре карета въехала на площадь Карусель, где находился наш новый особняк. Дом, в котором я отныне буду жить со своим нелепым мужем.

Это был большой розовый особняк в стиле позднего барокко, оттененный белоснежными колоннами с пеной украшений и распускающимся пышным садом. Кованые кружева ворот распахнулись перед нами. Я припала к оконному стеклу, с изумлением ощущая, что этот дом нравится мне. Наконец-то мне хоть что-нибудь нравится! Особняк был новый, свежий и блестел, как игрушка. Поистине королевский подарок преподнес нам отец в день свадьбы.

Служанки провели меня в туалетную комнату, чтобы я могла привести себя в порядок перед праздничным обедом и освежиться. Меня мучила жажда. Только выпив два стакана ледяного лимонада, я позволила горничным взяться за мой туалет. Они все были новые, и мне это не очень нравилось. Было бы куда лучше, если бы Маргарита занималась мною.

Я сняла расшитый алмазами корсаж и надела такой же, только с более смелым декольте, с которым нельзя было появиться в церкви Сен-Северен, а также добавила одну нижнюю юбку, чтобы платье было еще пышнее. Только потом я наконец огляделась по сторонам. В комнате негде было повернуться из-за обилия коробок, ларцов, шкатулок и футляров с подарками. Диадемы, ожерелья, кольца, горы золотой тесьмы, венецианских кружев, черепаховых гребней и бриллиантовых заколок, прочих дамских мелочей… Я даже не знала, кто именно преподнес мне тот или иной подарок.

И тут я заметила среди всей этой роскоши нечто совершенно особенное. На хрупком фарфоровом столике стояла изящная японская ваза, а в ней был огромный – я даже удивилась, как столик выдерживает подобное великолепие, – благоухающий букет. В жизни я еще не видела такого. Десятки редкостных белоснежных камелий оттенялись хрупкими чашевидными головками золотых крокусов. И среди этих цветов пламенно пылали ярко-красные махровые галльские розы.