Враг мой любимый - Ульяна Соболева Страница 22

– Все это просто детская влюбленность, поверь, она проходит со временем. Ты очень скоро о нем забудешь, посмотри, какая роскошь тебя окружает, и как щедр твой будущий муж….поверь мне первая любовь – это больше розовые мечты и они очень быстро исчезнут.

Я отрицательно покачала головой. Мне не верилось, что она не слышит меня и не хочет понимать.

– Марта…какой Потоцкий. Меня от одной…от одной мысли о нем тошнит. Никогда, слышишь? Никогда Николай не прикоснется ко мне! Он знает, что это самое главное условие нашего союза. Если бы он отказался его выполнить, я бы лучше вернулась на каторгу и предпочла смерть.

Марта прижала руки к груди, глядя на меня с нескрываемым отчаянием.

– Но ты ведь не знаешь, на что обрекаешь себя, несчастная. Ведь радость женщины это быть любимой мужчиной, желать его, мечтать, радоваться минуте объятий и плакать при расставании. Носить и рожать его детей. Ты обрекаешь себя на вечное наказание.

Но я ее почти не слышала, я прикрыла глаза и снова увидела перед собой лицо Григория на фоне темного неба. Увидела, как ветер треплет его длинные черные волосы, как сверкают карие глаза из-под густых, ровных бровей.

– Я знаю на что иду. Ты даже не представляешь, насколько я знаю. И я радовалась минуте объятий, когда он сжимал меня своими сильными руками.

– О Боже! Ты…ты ему позволила? Ты…ты с ним…?

– Нет…Господи – нет! Но я бы так хотела, я мечтала и мечтаю об этом. Его объятия всего лишь несколько минут и эти минуты были самыми счастливыми в моей жизни. Ты говоришь о слезах при расставании? Я плакала. Я плачу каждую секунду из-за разлуки с ним. Мое сердце залито слезами, просто этого никто не видит. Желать – о, да я желаю, желаю так сильно, что голова кружиться от одной мысли о нем. НОСИТЬ И РОЖАТЬ ДЕТЕЙ? Если эти дети от него. От Григория! Я никогда не смогу его забыть и клянусь Богу или Дьяволу, что только он будет первым, кто прикоснется к моему телу, а если нет, то оно так и не достанется никому…Я лучше умру чем позволю. Перережу вены или брошусь в воду как моя мать. Но никто и никогда не тронет меня…

Марта суеверно перекрестилась.

– Замолчи, ненормальная, не богохульствуй. Я не буду с тобой спорить, ибо ты обезумела. Пусть будет так, а время расставит все по своим местам. Хочешь страдать? Страдай дальше и не замечай того счастья что ходит рядом. Скоро ты предстанешь перед царицей, станешь придворной дамой Ее Величества. Твой муж пусть и не особо красив, но он богат и знатен, по нему наверняка вздыхают многие дамы. А ты мечтай о своем офицере, если хочешь! Уверена, что он и думать о тебе забыл, у них в каждом порту по девке, ты мне поверь уж я то знаю.

Я в ревнивой ярости посмотрела на Марту, но знала, что няня, наверняка, права. Нужно жить дальше, идти вперед, а чувства спрятать так глубоко что бы о них никто не догадался. Но верить в то, что Он меня забыл не хотела. Меня бы это убило.

– Покажи мне мою комнату, Марта.

Женщина улыбнулась и радостно пошла вперед, звеня ключами.

– Сейчас ты увидишь самую красивую комнату в доме. Клянусь всеми святыми, что красивей ты не встречала…..Я сама занималась ее убранством, зная твой вкус.

Комната действительно поражала своей изысканной простотой и вместе с тем вкусом. Разукрашенная серебром, на синем фоне один цвет плавно переходил в другой. На стене висели картины с изображением моря, а я теперь любила его всем сердцем….Они были разными….такими непохожими. Вот бурная стихия поглощает истерзанный, разбитый корабль, швыряя его из стороны в сторону, как игрушку. А вот лагуна, залитая нежно розовым светом заката. А вот спокойное море и небо с солнцем в зените, казалось две пучины спорят между собой, о красоте свей синевы.

Картины так соответствовали состоянию моей души, словно их специально повесили здесь для меня. Тем более созерцание воды, кораблей напоминало мне о самом сокровенном….

Я обернулась к окну, большому на всю стену от потолка до самого пола, оно было прикрыто занавеской из темно-синего бархата. Марта дернула за шнурок, и штора отодвинулась, разделившись на две части. Дневной свет залил комнату, и она показалась еще прекрасней. Посредине красовалась роскошная постель под серебристым балдахином. По левую сторону стоял резной дубовый шкаф, а по правую секретер с множеством ящичков, с полкой для книг и письменными принадлежностями. Напротив кровати красовалось огромное зеркало с маленьким столиком для туалета, все убранство завершал великолепный персидский ковер ручной работы, также синего цвета.

Я подошла к окну в немом оцепенении от увиденной красоты, и ахнула, моему взгляду предстала зеркальная гладь озера. Два белоснежных лебедя скользили по нему в любовном танце.

– И это все это станет вашим. Ради этого всего можно забыть всех офицеров вместе взятых.

Минута очарования была нарушена. Я отпрянула от окна и задернула занавеску.

– Красивая золотая клетка, в которой сидеть мне до конца дней моих.

***

Григорий

Я топтал ковровую дорожку у покоев самой императрицы. Нервничал как дурак. Аж в пот швыряло. Впервые на аудиенции. Впервые руку своей царицы смогу поцеловать. Картины рассматривать надоело. Наизусть выучил все лица венценосной семьи. Разглядывал одно за другим. Остановился возле портрета Петра Великого, отдал честь. Когда-то в дикой юности мечтал на него быть похожим. Усы залихвацкие отрастить. Подкручивать пальцем и грозно поднимать бровь глядя на холопов своих.

Встречи с государыней давно добивался. Через Апраксина с Шуваловым получилось встретиться, а он самого Розумовского попросил за меня. Не просто так. Мне это стоило перстня матери. Дорогого семейного украшения, которое досталось Марии Никитиной от ее пробабки, а той было подарено английской герцогиней. Но я бы не только перстень отдал, я бы много отдал чтобы найти княжну Соболевскую. И не просто найти, а добиться для нее помилования. А еще за друзей просить и за брата, чтоб в Измайловский перевели. Как с детства мечталось, чтоб снова вместе.

В полку вначале приняли сухо. А я лебезить не умел и чуть что в драку и на дуэль. Доверия особого не внушал. Сирота и доходы у имения маленькие. Зато вякать не смели и косо смотреть тоже, потому что в первый же день чуть глаз поручику Михайлову не выбил. Еще троих в больничку отправил после дуэлей. Больше желания задираться