Враг мой любимый - Ульяна Соболева Страница 23

никто не испытывал. В друзья мылились. Да на хрена мне новые друзья, коли старые имеются. Черт…как вспомню как они меня спасали так весь мурашками покрываюсь. Меня точно ждал военный трибунал за помощь каторжной. Никакой порошок я не принимал выкинул на хрен в море. Сидел в своей каюте и смотрел перед собой кусая губы изнутри и понимая, что с рассветом кинутся искать арестантку…И кинулись. В четыре утра. Первым ко мне примчался Иван. Волосы дыбом, чуб вихрами, глаза бешено вращаются.

– Пропала! Катька! – шепчет хрипло и пытается через мое плечо в каюту заглянуть.

– Кто пропал?

– Каторжная. Та… что волосы золотые! Помните, Ваш Светлость. Ну та, что опростоволосилась, плюнула в меня еще, а вы заступились.

– Ммм…помню, да. И где она?

– Нет, Ваше Благородие. Исчезла. Я встал, пошел проверить и нет ее…. И шлюпки нет. Сбежала!

– Кто бежать помог? Тыыыы? Морда твоя скотсткая?

– Я?

Иван глаза еще больше выкатил и попятился к стене.

– Я…спал. Она сама убегла. Это ж вы с ней говорили. Три дня назад к вам она в каюту заходила. И вчера…у вас была с сучкой брюхатой. Роды принимала.

Я руку вперед выкинул и Ивана за горло схватил.

– Молчи, сука! Думай, что говоришь! Ты с ней, о чем договаривался, м?

– Ненене…на меня не выйдет! Так я своими глазами видел, как она к вам…Что? Дала сучка, а Ваш Благородие? Раздвинула ляжки, и вы ей убегти помогли? Свидетели найдутся…не только я видел, как она вам глазки строила курва.

– Заткнись, мразь!

– Заткнусь. Только вам это будет дорого стоить. Шлюха эта проклятая. Говорят, она каждого конвоира через себя пропустила за кусок мыла сосала. Сиськи у нее спелые. Знаю сам трогал за гребешок дала помацать! И мне б дала…но тут такой офицер нарисовался.

– Заткниииись падла!

Ударил его под дых, потом по лицу, на пол завалил и…пелена перед глазами красная. Сам не помню, как бил, как хрустели кости под кулаком. Я бил как осатанелый, и кулак в мякоть входил, пальцы о кости резались. Лицо Ивана в кашу превратил, в месиво…когда отшатнулся весь в кровищи и тот на человека больше не похож.

Потом за стол сел как пьяный. Водки налил залпом выпил, рот утер локтем и на труп посмотрел. Одного глаза нет…рот разодран. Сссука…довел мразь. Когда представил, как он ее лапает в голове перемкнуло.

В дверь постучались и я закрыл глаза и выдохнул медленно. Потом крикнул:

– Кто?

– Впусти. Не спится нам. Давай в картишки перекинемся!

Голос Василия полоснул ножом по нервам. Только скрывать уже глупо. Утром и так все узнают. Заключенной бежать помог и конвоира забил на смерть. Плаха меня ждет теперь. Шатаясь, как пьяный, подошел к двери и открыл настежь.

– Блядь…– выдохнул Васька, увидев мое окровавленное лицо и сплюнул. Глеб на труп несколько секунд смотрел потом повернулся ко мне. Молчит, а Васька шумно воздух втянул и вмазал кулаком по стене, – твою ж мать! За что?

– Ночью помог сбежать заключенной…он узнал! – глухо сказал я – Денег хотел за молчание!

Какое-то время мы все молчали.

– По хер. Готов понести наказание.

Вскинул голову и посмотрел на брата, потом на Ваську.

– Не мог я иначе поступить. И поступил бы так снова. Так что давайте под трибунал меня!

Дверь каюты наглухо закрыл Васька и почесал мохнатую светлую бровь.

– Так! Значит Иван помог заключенной бежать, а ты, как капитан корабля, лично его наказал за преступление!

Говорит, а у меня руки дрожат и по лицу капли крови конвоира стекают. Кулаки разбиты до мяса. Трясет всего.

– Не было никакой заключенной. А конвоир в драку с капитаном полез и был наказан. Списки подправим. Заключенные молчать будут. Матросы понятия не имеют сколько на судне заключенных.

Продолжает Васька прикидывать варианты.

– А шлюпка?

– Черт!

– Иван с заключенной сегодня ночью удрал… – тихо сказал Глеб и наклонился над телом, – труп в воду с камнем на шее. Кто-то видел, как он сюда шел?

Васька выглянул из каюты и посмотрел по сторонам.

– Сейчас пять утра. Все спят. Переполошить не успел. Видать пришел условия свои ставить. Денег хотел.

– Дохотелся. – проворчал Василий. Потом посмотрел на меня.

– Оно того точно стоило, а…брат?

– Стоило! – ответил уверенно не отводя взгляд и чувствуя, как постепенно начинает проходить адская дрожь.

– И что она тебе напела? – с деланным спокойствием спросил Глеб, глядя на труп Ивана, – Что, мать вашу, можно было напеть такого, чтоб ты с катушек съехал окончательно? Что пообещала?

– Какая разница теперь? Все. Нет ее. Конвоир мертв. Можешь меня лично арестовать…может капитана дадут!

– Дурак! – процедил сквозь зубы и мы с ним сцепились взглядами.

– Дурак! – подтвердил я – И стал бы еще раз дураком коли снова попросила бы! Не жалею!

– Все! Хватит! От тела надо избавиться и утром сделать объявление, наказать еще парочку для наглядности, составить рапорт. Или он и правда отвечать будет…если пронюхает кто-то. Умойся!

Прорычал на меня.

– И давайте этого вынесем. Мне кажется, он до утра смердеть начнет.

Тело вынесли, накрыв одеялом. На шею привязали мешок с песком и скинули за борт. Потом каюту вымыли и разошлись. Утром еще троих конвоиров вздернули за то, что просмотрели побег. Рапорт составили, свидетели того, что конвоир и каторжная в сговоре были тоже нашлись. Был ли я рад…Нет, не был. Какая-то часть меня прекрасно сознавала, что скорей всего обвела вокруг пальца и смылась и конвоир прав был. Только рожу я б ему расквасил при любом раскладе. За то что посмел о ней так. Зверел от одной мысли, что все это правдой могло быть и она просто шлюха подзаборная.

– Четверо…только за то, чтобы неизвестная девка оказалась на свободе. Девка, которая скорей всего облапошила тебя как мальчика!

Процедил сквозь зубы Глеб и толкнул меня плечом.

– Она обещала меня найти!

– Жди. Может в следующей жизни найдет!

– Значить ее найду я!

– Дважды дурак!

***

И я искал ее. Когда в Санкт-Петербург вернулся. Мне даже удалось нарыть информации о Соболевском. Да, у него действительно была дочь. В самую первую из своих увольнительных я помчался в поместье Соболевских радостно предвкушая встречу. Трясся весь как идиот. Но меня ожидало адское разочарование. Дом в запустении и старенький дворецкий сообщил, что о юной княжне ему ничего не известно вот уже долгих семь лет. Рассказал грустную историю про смерть ее матери и нелюбовь отца, а когда я спросил кто все же присматривает за домом получил ответ, что Петр Потоцкий присматривает. Больше слугам ничего