Елена Домогалова - Регина Страница 27

— Ваше величество! Помилуйте, да я в жизни…

— Не взял самой мелкой монеты лично для себя. Знаю. Слышала не раз. И пока что делаю вид, что верю в это. Что ж, канцлер, пусть мой секретарь напишет письмо… Нет, письмо может попасть на глаза Бюсси или, что ещё хуже, Гизам. Я пошлю кого-нибудь из пажей за девчонкой и сама поговорю с ней с глазу на глаз.

Канцлер склонился в низком поклоне и вышел, пряча торжествующую улыбку в уголках губ: фрейлины королевы обычно кочевали из одной постели в другую по малейшему намеку госпожи. Страшнее удара для заносчивого Луи не придумать.

В четверг спозаранку в ворота дворца Бюсси постучал молоденький Анн де Гонто, младший сын Бирона де Гонто, — любимый паж Екатерины Медичи. Гордо вздёрнув золотистую голову, он передал Регине, что королева-мать просит графиню явиться в Лувр, поскольку весьма заинтересовалась ею и хотела бы поближе познакомиться с ней. Не спавшая третью ночь Регина обречённо вздохнула, но гневить властную старуху в первую же неделю не рискнула, достаточно того, что королева-мать на дух не выносила Луи. К тому же, врождённое любопытство не давало спокойно сидеть на месте. Регина подняла на уши камеристок и, торопливо запихивая в себя под причитания и ворчания Франсуазы бутерброд вперемешку с яблоком, заливая всё это молоком, была одета, причёсана и даже слегка надушена в какие-то полтора часа. Перед толстой, обрюзгшей Екатериной она должна была появиться во всём блеске своей молодости и красоты. Платье из золотистого атласа, расшитого чёрными цветами, с глубоким декольте, выгодно подчёркивало редкий прозрачный оттенок её кожи, который Луи в порыве восторга назвал "рассветом в горах, покрытых ослепительно-белым снегом". Картину довершало изысканное ожерелье из крупных опалов медового цвета и такие же серьги. Анн де Гонто задохнулся от восхищения и в синих глазах его засверкали искры юношеской влюблённости. "Ещё один", — вздохнула про себя Регина, одарила его неотразимой улыбкой и приняла поданную ей руку.

Всю дорогу до Лувра юный паж развлекал Регину пикантными и забавными историями из жизни придворных, пытался несколько раз (увы, безрезультатно) сочинить мадригал в её честь и галантно предложил свой надушенный платок, когда пришлось проезжать залитую помоями улицу Сен-Поль. Входя в галереи Лувра, графиня уже знала наверняка, зачем понадобилась королеве: пополнить состав "летучего эскадрона", — и ей оставалось только поблагодарить бога за то, что Луи не успел проснуться, иначе он нипочем бы не отпустил её в Лувр одну, а также мог запросто надерзить королеве-матери, как однажды надерзил королю. С красавицами из "летучего эскадрона" он провёл не одну бурную ночь, но скорей умер бы, чем согласился увидеть свою сестру среди них.

Когда юный де Гонто скрылся за дверью покоев королевы-матери, тёмные портьеры южного окна раздвинулись и из-за них шагнул к Регине неотразимый Шарль де Лоррен. Графиня от неожиданности вскрикнула.

— О, я вас испугал, небесное создание? — чарующий шёпот щекотал ухо.

— Да, немного, — мило улыбнулась Регина, польщённая вниманием младшего брата самого Генриха Гиза.

— Приношу свои извинения, и, поскольку нас не представили друг другу до сих пор, к вашим услугам герцог Майенн Шарль де Лоррен. А вы, судя по редкостной красоте вашего лица, так похожего на лицо отважного Бюсси, Регина де Клермон?

Графиня протянула Шарлю руку для поцелуя.

— Простите великодушно мое любопытство, но что делает в столь ранний час юная богиня в стенах этого Критского лабиринта?

— Готовится сразиться с Минотавром.

— В таком случае, позвольте мне выступить в роли Тесея.

— По-моему, Тесеем как раз являюсь я сама. Единственная вакантная роль — это Ариадна. Но на неё вы не особо похожи.

— Зато у меня есть волшебная нить.

— ?

— Если я правильно вас понял, Минотавром на сегодня является чёрная толстуха из Флоренции?

— Вы как всегда правы.

С лукавой улыбкой Шарль протянул ей письмо и прежде, чем Регина успела о чём-либо спросить, исчез в полумраке переходов.

Графиня быстро оглянулась по сторонам, сорвала с письма печать и начала читать. Писала ей сама блистательная герцогиня де Монпасье, Екатерина-Мария де Лоррен — злейший враг Генриха III Валуа.

"Регина, — позвольте мне так называть вас, ибо я испытываю к вам самые искренние дружеские чувства, — прошу вас со всей серьёзностью и полным доверием отнестись к моему письму. Из достоверных источников мне стало известно, что королева-мать сегодня утром будет иметь с вами разговор. Также известна мне цель этого разговора. Вам, я думаю, тоже. Мой брат любезно вызвался передать вам это письмо и дождаться окончания вашей беседы с Медичи. Он в восторге от вашей красоты и ума и, как и я, хотел бы располагать вашей дружбой. Но — к делу.

С вашим появлением в Париже вокруг вас разыгралась та же борьба, что шесть лет назад бушевала вокруг вашего брата. При всем желании, в наше время в Лувре невозможно сохранять полную независимость и вам, волей-неволей, нужно будет отдать себя под покровительство какой-либо партии. Впрочем, зачем я объясняю эти прописные истины вам, достойной сестре самого Бюсси? Но ваша неопытность в придворных интригах и юношеская горячность могут подтолкнуть вас к неверному выбору. Надеясь опередить ваших недоброжелателей, которые, несомненно, постараются затянуть вас в свои сети, я предлагаю вам свою дружбу и своё покровительство.

Мой брат герцог Майенн будет ожидать вас на потайной лестнице в Луврском колодце и, если вы согласитесь, будет счастлив сопровождать вас во дворец Гизов, где и ожидает вас ваша любящая подруга

Екатерина-Мария де Лоррен, герцогиня Монпасье".

Регина всегда соображала быстро и мгновенно принимала решения. Всё, что говорили о Гизах Маргарита Валуа и Луи, яркой вспышкой блеснуло в памяти. Гизы вот уже много лет враждовали с правящей династией и перемирия не предвиделось. Во всех этих непрекращающихся распрях между католиками и гугенотами были замешаны организаторы Католической Лиги. Правда, когда очень припекало, изворотливые Гизы умели объединиться даже со своими заклятыми врагами, как, например, во время Амбуазского заговора. Но в последние годы интересы Лиги во главе с кардиналом Лотарингским и Генрихом Гизом пересекались с интересами Генриха III и его матери столь часто и так сильно, что искры сыпались во все стороны. Чувствуя, что династия Валуа слаба, как никогда, Гизы рвались к власти, используя любые средства и буквально шагая по трупам. Регина в первые же дни пребывания в Париже из рассказов Маргариты прочно усвоила прописную истину: при дворе невозможно быть самим по себе. К какому бы лагерю ты не примкнул, есть большая доля вероятности, что тебя так или иначе уберут с дороги, но если ты окажешься между двух огней и начнёшь гордо демонстрировать свою независимость, тебя уничтожат вернее и быстрее. Даже гордый Луи не брезговал поддержкой Маргариты и герцога Анжуйского. Отчасти назло брату и его любовнице, отчасти из-за того, что красавец-кардинал и жизнерадостный упитанный, высоченный и шумный Шарль Майенн нравились ей гораздо больше, чем извращенец-король и его обезображенный оспой брат, графиня де Ренель уже на первых строках письма сделала свой выбор.