Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 2 Страница 29

— На мой взгляд, ты совершенно живая, живее не бывает! — с улыбкой произнес Деций, осторожно укладывая ее на спину и склоняясь над ней. Он с изумлением глядел на ее тело, любуясь стройными ногами, белой шелковистой кожей ее груди, всеми так долго скрываемыми от него тайнами. Эта девушка изумляла его — она была такой нежной, гибкой, тонкой в кости и уязвимой, что в нем с новой силой вспыхнул инстинкт защитника.

— Бедный мой заморыш! — проговорил он с улыбкой на губах. — Тебе давно уже надо было стать моей!

При звуке этих слов Ауриана подобрала с земли маленький камешек и шутя бросила в него. Она развязала кожаный ремешок на его тунике. Деций целовал ее глаза, шею, плечи, медленно и нежно, наслаждаясь прикосновением ее кожи к своим губам, пробуя ее на вкус, словно редкое блюдо на пиру, и одновременно помогая ей снять с себя тунику.

Внезапно Деций почувствовал на своей спине и шее теплое дыхание и влажные лошадиные губы. Он бросил снятую тунику в Беринхарда и прикрикнул на него:

— Пошел прочь!

Беринхард зафыркал, замотал головой, так что затряслась его черная грива, но отступил не больше чем на один шаг.

— Эта тварь смотрит на нас. Мне это не нравится.

— Мой конь защищает меня от римской опасности.

— Его следует обучить кое-каким манерам и правилам поведения! Пошел прочь! Иди куда-нибудь, поешь травки.

Деций натянул сверху шерстяное одеяло, чтобы скрыть их обоих от взгляда настырного коня. Ауриана сделала неуверенное движение, подняв руку и положив ее на обнаженную спину Деция; неожиданно для самой себя она получила жгучее удовольствие от прикосновения к его гладкой коже, от ощущения сильных мышц под ней. Внезапно ее охватил страх, ей показалось, что он начнет ее судить сейчас так, как он делал это во время своих уроков.

Ей даже послышался насмешливый голос Деция, полный снисходительности и легкого презрения: «Как неуклюже ты это сделала! Не говори никому, что это я научил тебя всему этому! А теперь давай попробуй сделать это еще раз и запомни, мое терпение на пределе. Нет! Не так! Запомни, это делается вот так!»

Но к ее облегчению, в следующий момент от обычной насмешливости Деция не осталось и следа. Это был совсем другой Деций, которого Ауриана прежде не знала, он ласкал ее, целовал ее грудь и живот с таким пылом и одновременно благоговением, будто ее тело было священной реликвией. Но Ауриана все еще ощущала приступы страха и время от времени ей хотелось вырваться из его объятий, хотелось сопротивляться его ласкам, причиной этого была прежде всего ее память, в которой не умирали воспоминания о пережитом насилии. Но в конце концов он сломил ее внутренние попытки к сопротивлению своей лаской и нежностью.

Они привыкали друг к другу постепенно, разговаривая, подбадривая друг друга нежными прикосновениями. И когда наконец на землю упала весенняя ночь, и совы огласили лес своими ухающими криками, любовь соединила их. Ауриана почувствовала наслаждение, граничащее с болью. Ей казалось, что в своей безудержной страсти они готовы поглотить друг друга. В этом было нечто ошеломляющее, до основания потрясшее ее душу: она ведь так долго хотела его любви, так долго, что это желание превратилось в смутный сон, в мечту, которой, казалось, не дано было воплотиться; и вдруг все эти мечты, все эти неясные сны превратились в самую что ни на есть реальную реальность, в которой она обнимала его своими трепещущими руками, ощущала все тайные уголки его тела, глядя в звездное весеннее небо.

А потом настал момент, когда он вновь резко отдалился от нее: она прошептала его имя, и он громко хрипло выкрикнул в тишину ночи ее имя; его движения и действия становились все более настойчивыми — он стремился достичь высшей степени наслаждения и в этот момент неприятное чувство шевельнулось в душе Аурианы так, как это бывало прежде, когда он намеренно старался держать ее на расстоянии от себя. Все это было трудно объяснить словами, она сама не понимала, в чем дело: может быть, дело было в том, что его наслаждение отдаляло его от нее, закрывало перед ней уже, казалось бы, открытые двери, как будто он боялся разделить это наслаждение с ней и потому тихо, но решительно и окончательно преграждал ей путь в свой самый тайный уголок души, куда ей никогда не будет разрешено войти. «Ты всегда будешь учителем», — сказала она ему как-то. А учитель и ученик не могут смотреть на мир одними и теми же глазами. Когда он достиг предела своего наслаждения, Ауриана крепче прижала его к своему телу, как будто эта близость могла позволить ей понять, наконец, что же он знает такое, что непременно хочет скрыть от нее?

Однако она чувствовала, что блуждает во мраке и не находит того, что ищет.

Затем она долго лежала, разнеженная и опустошенная, а в душе у нее шевелилась тревога — она боялась, что он опять начнет сейчас подсмеиваться и критиковать ее.

Деций повернул, наконец, к ней свое лицо, озаренное светом костра.

— Ну и как ты? — спросил он улыбаясь.

— У тебя это лучше выходит, чем у меня. Боюсь, что я делала все не так, как надо.

— Нет, ты делала все превосходно.

— Раньше я думала, что для того, чтобы дождаться от тебя подобных слов, мне следует наброситься на тебя и приставить кинжал к горлу! — засмеялась она и, поцеловав его, отвернулась. Сладострастный, преследовавший ее долгое время сон, став реальностью, начал бледнеть, уступая место самобичеваниям и упрекам. «Нечестивая женщина, полная зла и скверны! — звучал в ее душе чей-то сухой надтреснутый голос. — Теперь твое тело навеки осквернено иноземцем!»

Ауриана скрыла эти мучительные мысли от Деция, потому что не хотела терять с ним дружбы и близких товарищеских отношений, нанося ему оскорбление. Она взяла его руку и положила себе на грудь. Молчание тяготило ее, обуревавшие ее мысли и ощущения рвались наружу, ей хотелось выразить их, объяснить Децию хотя бы часть того, что она чувствует.

— Знаешь, я ждала от этого одновременно большего и меньшего.

— Ты умеешь заставить человека почувствовать себя королем! — добродушно отозвался он. — А что же было то «большее», чего ты ждала?

— Я ожидала, что… унесусь в те края, где обитают боги, что почувствую себя нимфой. Ты понимаешь, о чем я говорю: так описывают это состояние люди. Возможно, я действительно была на полпути в край богов. Но тут же я невольно опомнилась, и ты тоже опомнился… Жесткая земля, на которой я лежу, так и осталась жесткой землей, и муравьи, которые меня кусают, тоже странным образом никуда не исчезли. Любовь, конечно, приятная вещь, но все же ее приятность люди сильно преувеличивают.