Элизабет Фэрчайлд - Герой мисс Дорнтон Страница 3

Сейчас он не мог точно объяснить, что такое слава. Ее явно нельзя было найти на поле битвы. Сожаление, боль, отчаяние, смерть — вот что на самом деле сопровождало войну. Да, там проявлялась самая сущность хорошего и плохого в сердцах и душах людей, но смерть, приходила ли она в своей взрывающейся кровавой ярости, или подбиралась неспешно вместе с холерным поносом, не различала величественного и низменного. Она косила всех без разбору.

Он пришел в это место смерти и разрушения, пусть уготованных лишь птицам, чтобы оценить его воздействие на молодого юношу, которому еще только предстоит увидеть кровожадность людей. Он пришел также и для того, чтобы посмотреть, есть ли способ сохранить в Уоллисе то, что сам Дейд навечно утратил в себе.

Двигаясь в толпе, Дейд с непроницаемым выражением лица изучал ту часть человечества, которая находит смертельную битву достойным спортивным зрелищем. В основном это были мужчины низкого происхождения и без особого интеллекта. Кровавые виды спорта редко посещали представительницы слабого пола, те же женщины, кто рискнул появиться здесь, были неряшливыми и грубыми, со слезящимися от рома глазами и вольными манерами. В руках каждого зрителя был зажат призрачный кусочек надежды: билетик на пять гиней, которые они поставили, решая, какой из ярких бойцовских петушков заклюет, затопчет и превратит другого в безжизненную кучку окровавленных перьев.

Зазвучал гонг. Голоса на мгновение притихли. На арену выпустили птиц.

В этой тишине Дейд отчетливо расслышал шепот, который сопровождал его теперь повсюду, словно тот ветер, который гулял по ржаному полю в тишине утра битвы при Ватерлоо.

— Посмотрите, это Капитан Мертвецов! Капитан Мертвецов! — Слова возникали и пропадали в толпе.

— Смотрите, Капитан Мертвецов! Видите, там, с собакой.

Люди толкали друг друга локтями и вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Капитана Мертвецов, чье прозвище было основано на том, что из всего полка он один остался в живых. Он больше не был военным, так как продал чин сразу же по возвращении, но прозвище осталось. Положение усугубило то несчастливое обстоятельство, что его фамилия оказалась созвучной слову «смерть»[1].

— Дейд! — раздался громкий крик.

Он обернулся. Его звал Крейтон Соамс, невысокий, темноволосый, краснощекий красавец, который заставлял женщин падать в обморок с помощью одной своей кривоватой улыбки и смеющихся зеленых глаз. Никогда не забывая о первом хорошем впечатлении, Крей умел модно одеться, любил поговорить и всегда показывал себя с лучшей стороны, кроме тех случаев, когда пьянствовал с друзьями. Он несся по жизни как ураган. В нем не было никаких недомолвок, скрытых чувств или темных глубин. Ивлин Дейд и Крейтон Соамс были полярными противоположностями, но эти различия и притягивали их друг к другу.

Сдержанный и мрачный, Ивлин Дейд завидовал энергичности и жизнерадостности других. Многие сочли бы Крейтона слишком поверхностным и утомительным, но Дейд втайне лелеял надежду, что часть бьющей через край энергии Крейтона может передаться и ему. Дейд не сомневался, что Крейтон обладает секретом, как вернуть ему ту радость жизни, которую он потерял со времени Ватерлоо. Он был также уверен, что те чувства, что умерли в нем, живут в душе Уоллиса Экхарта. Сейчас Экхарт сидел рядом с Крейтоном — высокий светловолосый ангел рядом с темным дьяволом. Когда Ивлин Дейд был вместе с этими двумя, то чувствовал себя прежним.

— Мы здесь, милорд. Отличный вид, — сказал Уоллис.

Дейд кивнул и легко преодолел оставшееся расстояние со своим волкодавом. Это было, пожалуй, одно из преимуществ его ужасной репутации и страшного прозвища: ни один человек не рисковал встать на их пути. Капитан Мертвецов и его ужасный волкодав были силой, с которой предпочитали считаться, опасностью, которую предпочитали обходить. Так поступали большинство мужчин, не ставя под сомнение при этом свою храбрость.

— Вы сегодня рано, милорд. — Свежевыбритый Уоллис был воплощением только что проснувшейся юности. — Неужели устроители не возражали против присутствия Героя? Мне казалось, что собак сюда не допускают. — Он бесстрашно протянул руку и потрепал пса за ухом.

— Собак сюда и не пускают, — сообщил Соамс с легким смешком и ущипнул Уоллиса за плечо. — Ни одну, кроме Героя. — Он подмигнул Дейду, который приказал псу сидеть, снял шляпу и сел рядом с Уоллисом.

У Дейда слипались глаза. Его тело и дух устали, левая нога болела. Кость, сломанная в бою при Ватерлоо, давно срослась, но нога все еще беспокоила его, особенно в промозглую погоду. В эту ночь он почти не спал. Ему недавно исполнилось двадцать семь, но он чувствовал себя дряхлым стариком рядом с веселым неистовством Крейтона и юностью Уоллиса.

— Должен признаться, что это утро для меня конец предыдущего дня, а не начало следующего.

— Неужели? — Взгляд серьезных серо-голубых глаз Уоллиса оторвался от птиц на арене, которые проверяли силу друг друга. — И что же не давало вам уснуть?

Дейд пожал плечами и принялся разглядывать юношу, чье внимание было вновь приковано к происходящему внизу. Страх и восхищение — вот что обещал Дейду Крейтон. Но не петухи, рвущие друг друга в клочья своими шпорами, а жалость и отвращение в широко раскрытых глазах Уоллиса привлекли внимание Ивлина. Когда-то и сам он испытывал подобные чувства: когда впервые стал свидетелем петушиного боя и когда впервые увидел погибших на войне.

Прошло так много времени с тех пор, как он испытал эту особую смесь ощущений: ужас, гнев, жалость, возбуждение и — последнее по списку, но не последнее по значению, — какое-то виноватое облегчение оттого, что его собственные руки и ноги целы, не раздавлены, не вывернуты и не изуродованы, как у тех людей, что гибли на его глазах. Сейчас же он существовал как бы в стороне от жизни и его не трогали подобные картины. И эта отстраненность, с которой он наблюдал за происходящим, темная, тяжелая неподвижность сердца начинали пугать Дейда.

Где-то там, на поле боя, он потерял все чувства чистого и невинного человека, человека, который знал, что он такое и кто он такой. Окружающий мир перестал существовать для него. Почему? Это был всепоглощающий вопрос, который затрагивал каждую грань его существования. Почему так много мужчин умерли столь ужасной смертью? Почему он один выжил? Почему смерть следовала за ним по пятам с такой ненасытностью и забрала у него его брата? Почему Бог оставил его? Дейд устал спрашивать и не получать ответов, но не мог удержаться, чтобы вновь и вновь не задавать эти «почему», в надежде, что появится хоть какой-нибудь ответ и вернутся хоть какие-нибудь чувства.