Клод Анэ - Майерлинг Страница 31

– Дорогая, – сказал он, – ну не глупость ли это – так суетиться? Разве нет иного средства бежать от мира и навсегда соединиться друг с другом?

Она пристально смотрела на него, стараясь угадать суть его мысли, но он только добавил неопределенно:

– Что бы я ни предпринял, я знаю, что могу на тебя рассчитывать.

Мария прижалась к нему. Из его бессвязных слов она поняла одно: какое бы решение ни принял Рудольф, оно коснется и ее. Все ведет в конечном итоге к их соединению.

Сердце Марии наполнилось радостью. Она не хотела взвешивать все „за“ и „против“, отказывалась рассчитывать вместе с ним степень вероятности. Живя среди бесчисленных опасностей, она ничего не хотела знать, кроме очевидной для нее истины: он любил ее превыше всего и не хотел с ней разлучаться.

Они совершали прогулку в Шенбрунн. Мария давно хотела увидеть парк, закрытый для публики, в котором Рудольф играл ребенком. Впервые презрев предосторожности, которым он обычно следовал, принц ждал ее в ландо Братфиша на углу Марокманергассе, неподалеку от Залецианергассе. Выходя из дома в сопровождении графини, Мария огляделась – каждый раз, отправляясь на свидание, она опасалась слежки. Улица была пустынна. Только двое рабочих в пальто с поднятыми воротниками медленно шли в направлении Траунгассе. Графиня села вместе с Марией в ландо Братфиша и вышла из него на первой же стоянке фиакров. Братфиш доехал до Шенбрунна и остановился недалеко от входа. К воротам парка Рудольф и Мария отправились пешком.

У ограды Мария обернулась. В сотне шагов не спеша, несмотря на холод, прохаживались двое мужчин. Воротники их пальто были подняты; их рост и походка сразу напомнили Марии двух рабочих в Залецианергассе.

– За нами следят, – взволнованно предупредила она принца.

К ее великому удивлению, это не вызвало у него беспокойства. Он устало махнул рукой, произнес безразлично:

– Что с этим поделаешь? – И даже не оглянулся.

Мария похолодела. Так вот оно что, полиция знала об их связи! И, возможно, уже давно. За ней следили, а она этого пока не замечала! Эти люди, вернувшись в Вену, доложат куда следует. На чей стол ляжет сегодня вечером их донесение? Кому будет направлено далее? Наверняка дойдет до императора. Внезапно она ощутила себя такой слабой и беззащитной в тисках тайных имперских сил. Как с ними бороться? Она будет раздавлена, не успев и пикнуть.

Между тем Рудольфа удивило молчание любимой, и он спросил, что с ней. Не желая его тревожить и портить своими страхами прогулку, которая обещала ей столько удовольствия, она улыбнулась в ответ. Они шли теперь укромными аллеями парка.

– Где ты играл в детстве? – спросила она.

Рудольф рассмеялся.

– Мне не пришлось долго играть. С младенческого возраста меня отдали в руки генерала Гондрекурского, и я попал под обаяние строгой военной дисциплины. Ты знаешь, дорогая, можно сколько угодно протестовать, находить все это абсурдным, но, если с детства попадаешь в эту машину, освободиться от нее невозможно. Я – взрослый мужчина, образован, разделяю либеральные идеи, абсолютно чуждые генералу Гондрекурскому, однако и по прошествии двадцати пяти лет он сохраняет надо мной власть. Я слышу его высокий дискант, отдающий команду, и щелкаю каблуками. Ты видишь, я еще не свободен, я остаюсь солдатом… Какай ужас! – весело заключил он. – Ты сможешь любить солдата?

Мария взяла его руку в свою. „Бедный малыш, не знавший детства, – думала она. – Мне следует вернуть тебе радость, заставить смеяться“.

Опускалась ночь. Они возвратились в Вену. К Марии, оставшейся одной, вернулись страхи. Их связь не составляла больше тайны. Сколько потребуется времени, чтобы новость получила огласку и в конце концов дошла до ее матери? Куда бы Мария ни обратила взор, всюду ее ожидала неотвратимая катастрофа.

И все же ей пришлось смириться с отъездом Рудольфа, ее единственной опоры в жизни. В последний момент в доказательство своей великой любви он отложил отъезд к морю на двадцать четыре часа.

IV

ЖЕЛЕЗНОЕ КОЛЕЧКО

Ко всем тревогам добавилась еще одна. Разве может любящее сердце не беспокоиться по поводу супружеского уединения на берегу моря? Не попытается ли принцесса пустить в ход любые средства, чтобы вернуть мужа?

Мария получала от Рудольфа нежные послания. Могли ли они успокоить ее? Она повторяла его слова, его обещания соединить их судьбы. Эти слова, эти клятвы – такие прекрасные, такие пылкие, когда они выходили из его уст, – здесь, в домашнем одиночестве, казалось, теряли душу, становились неподвижными, тусклыми, холодными. Ей негде было искать утешения – перед отъездом Рудольф предостерег ее об опасности доверяться в чем бы то ни было графине Лариш.

Через две недели Рудольф вернулся еще более влюбленным. Быть вдали от Марии стало для него невыносимой мукой. В его испепеляющую или сжигающую жизнь она вносила живительную струю; он буквально был томим жаждой новых встреч. Их отношения были еще чисты; но потребность в физической близости уже давала ему о себе знать. Безыскусная речь этой молодой и красивой девушки, ее радостный смех, невинные ласки благотворно действовали на пребывающего в постоянном напряжении принца. В эту жизнь, которая сжигала его, она вносила живительную свежесть. Он больше не мог обходиться без Марии. Быть может, поначалу он думал позабавиться с ней, как со многими кокетливыми женщинами, которые знали, зачем идут к нему, и старались его не разочаровать. Но с первой же встречи с ней Рудольф понял, что Мария – из другой породы – самой высокой пробы. С тех пор, очарованный тем, что он называл чудом, он проникся к ней искренним уважением. А теперь поклялся сделать ее своей женой, чего бы это ему ни стоило.

Едва приехав в Вену, он должен был отправиться в Прагу и только издали видел Марию в Опере. Но двумя днями позже, в воскресенье, ловкая графиня привезла ее к семи часам вечера в Хофбург.

Силы почти оставили девушку. Но она дала себе слово, что скроет свою печаль от несчастного человека, который так нуждался в радости. Увы, разлука была слишком долгой и жестокой, и потому, как только Мария увидела Рудольфа, она потеряла самообладание.

Залившись слезами, она бросилась в объятия любимого, воскликнув:

– Так значит, я всегда буду вдали от тебя? Я не смогу так жить.

Интонация ее голоса, мучительное ощущение уязвимости их любви, постоянно находившейся под угрозой, волнение, которое он почувствовал, прижав к себе Марию, – полностью захватили его. Рудольф забыл о данной себе клятве. Мария, переполненная счастьем от встречи с любимым, не противилась.

С того дня, как они стали принадлежать друг другу, Рудольф знал, что медлить больше нельзя, надо обеспечить их совместное будущее. Даже если весь мир ополчится против влюбленных, это не разъединит их. Время речей прошло, и Рудольф перешел к решительным действиям.