Роксана Гедеон - Фея Семи Лесов Страница 35

Наступила весна – тусклая, дождливая, как и монастырские дни. В первых числах мая 1780 года мы с Мари тайком выбрались в город, ускользнув с воскресной мессы. Шли по Санлису, разглядывая наряды богатых дам, глазея на вывески и вдыхая запах цветущих черешен… Прогулка закончилась неудачно. На углу улицы нас остановил полицейский и вежливо препроводил в участок. Дорога из участка в монастырь была короткой. Мы просидели запертыми в чулане три дня, но так и не выдали заветной дороги через стену.

Много времени у меня отнимали уроки. Особое внимание в образовании уделялось катехизису, который преподавал отец Жозеф из мужского монастыря святого Венсана. Рассказывал он скучно, тягуче, хотя не был лишен красноречия, но это красноречие было непонятно нам, и его уроки, во время которых я сидела тупо уставившись в одну точку, навсегда внушили мне непреодолимое отвращение ко всякого рода житиям святых и богословию. В двенадцать лет я прошла конфирмацию и получила право исповедоваться – и могу поклясться, что отец Жозеф редко когда слышал от меня правду на исповеди.

Нас учили языкам, но весьма небрежно и время от времени. Пользы от таких уроков было немного; если исключить итальянский, знакомый мне с детства, по-немецки и по-английски я выучила только десять-двадцать фраз для приветствия. Несколько месяцев мы изучали географию и арифметику, но потом это прекратилось. Мать Элодия – наша аббатиса – заявила, что нам не нужны науки, которыми занимаются буржуа, а не благородные девицы. В самом деле, нельзя было допустить, чтобы юные воспитанницы стали синими чулками. Даже если арифметика понадобится когда-нибудь в ведении хозяйства, это занятие лучше свалить на мужчин – они умнее и образованнее.

Я очень сомневалась в том, что касалось мужского ума, но никогда не спорила. В конце концов, арифметика меня мало занимала. Были другие науки, привлекавшие меня куда больше – например, танцы… Фигуры и изящные па кадрили и котильона, экосеза и контрданса я выучила наизусть. Меня так хвалили за изящество и легкость движений, что я понемногу утвердилась во мнении, что прекрасно танцую и сам Марсель[36] был бы доволен моим умением. Это казалось мне особым поводом для гордости.

Надоедливо и тягуче учили нас хорошим манерам и благовоспитанности – начиная от того, как держать вилку, и кончая тем, как приветствовать королеву. По нескольку часов кряду мы приседали в реверансах. Эту науку я знала отлично… Немало неприятных минут доставляло мне чистописание. Вот когда мне вспоминался Луиджи! Он бы заткнул за пояс даже сестру Беатрису. У меня же поначалу был плохой почерк, я писала размашисто и ставила кляксы, и мне все уши прожужжали тем, как это скверно и как не к лицу молодой девушке, – от меня, мол, отвернутся все кавалеры. Я не очень-то в это верила, а почерк у меня исправился сам собой.

Придворный этикет, тайны моды, генеалогия знаменитых родов, манеры, танцы, поклоны, поведение за столом и умение вести беседу – нас учили этому с утра до ночи. Но и ночью нам не давали покоя. Сестра Кларисса, сухая и долговязая, кралась на цыпочках по коридору, внезапно распахивала двери и чрезвычайно любила захватывать нас на месте преступления: если мы, к примеру, ложились в одну постель, чтобы наговориться, или просто болтали вместо того, чтобы спать. Чувствительно наказывать своих воспитанниц святые сестры не смели – ведь все мы принадлежали к самым известным фамилиям королевства, служившим опорой трона. Изредка нас лишали сладкого или прогулок, вдвое увеличивали задание по вышиванию. На этом возмездие и заканчивалось.

Жизнь в монастыре была однообразной и скучной, и казалось вполне естественным то, что мы с жадностью внимали всем слухам, что доходили извне. По ночам, накрывшись одеялами, мы шепотом обсуждали поражение Англии в войне с Северо-Американскими Штатами, но больше всего нас привлекали светские новости. Клеманс де Налеш, чудесная рассказчица, ужасала нас легендами о кошмарах Оленьего парка[37] и о непомерном сладострастии покойного короля Луи XV – она слышала о них от своей полубезумной тетки. Живо обсуждалась скандальная любовь графа де Мирабо к маркизе Софи де Моннье, их ужасные проделки и побег из королевства. Все воспитанницы соглашались с тем, что такое чувство, безусловно, заслуживает уважения, однако тут же добавляли, что не стоило ради минутного удовольствия бросать привычную удобную жизнь – мужа, положение в обществе, особняк и возможность шить себе новые наряды…

– Все мы выйдем замуж и заведем себе любовников. Но ведь не станем же мы из-за них бросаться очертя голову в авантюры!

Девушки, получившие образование в монастыре святой Екатерины, выходили из него внешне благовоспитанными и набожными, а на самом деле – завистливыми, колкими и своенравными, начисто лишенными какой бы то ни было доброты. Исключения случались редко. Вся система была направлена на то, чтобы поддержать в среде юных воспитанниц сословные предрассудки, разжигать зависть, высокомерие, даже вражду. Воспитанницам настойчиво внушалось: если твой отец – барон, то ты ниже дочери герцога. Если твой род получил дворянство всего-навсего три-четыре поколения назад, то ты и гроша не стоишь по сравнению с тем, кто имеет за своей спиной шесть или восемь веков дворянского достоинства. Эти наставления выливались в ссоры и злобные выходки. Зато каким пышным цветом расцветали эти зависть и высокомерие, когда их обладательница оказывалась на сверкающем паркете Версаля и получала полную свободу.

И я, видя слезы на глазах обиженных одноклассниц, мысленно облегченно вздыхала: все-таки мой отец – принц де ла Тремуйль де Тальмон, мои предки воевали вместе с Жанной д'Арк, а моя родословная – пусть не очень чистая, с примесью итальянской крови – уходит в глубь десятого века.

Мое внимание привлекли книги: в монастыре была огромная библиотека. Я долго ходила между шкафами и полками, заваленными толстыми фолиантами, томами и рукописями, выбирая нужную книгу. Мой выбор остановился на «Истории Франции» аббата Милона. Я прочла ее за два дня.

Я бродила по монастырю как помешанная, воображая нечто совершенно фантастическое, воссоздавая удивительные картины прошлого. Во сне я видела бородатых крестоносцев Луи X, закованных в тяжелые латы, слышала топот конницы юной Жанны д'Арк и таинственный шепот заговорщиков, строивших козни против могущественного кардинала Ришелье. Книга аббата Милона произвела на меня ошеломляющее впечатление.

После «Истории Франции» чтение стало неотъемлемой частью моей жизни. Теперь Мари неизменно заставала меня с книгой в руках: я читала запоем, со всем жаром десятилетнего ребенка, которому ранее чтение было недоступно. Плутарх, Ричардсон, Клара Рив, аббат Кьяри и Тассо полностью завладели мной. И очень часто я предпочитала тихий шелест страниц живым беседам со сверстницами.