Патриция Брейсвелл - Корона для миледи Страница 37

Этельред повалился на колени перед распятием и, закрыв глаза и склонив голову, стал беззвучно молить о помиловании. Он заплатил воздаяние. Он учредил культ почитания своего брата как святого мученика. Он выстроил раку для святых мощей Эдварда, основал монастыри в его честь. Что еще он мог сделать, чего не сделал до сих пор?

Однако даже во время молитвы его не отпускал леденящий страх.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что…

Но псалом замер у него на устах, и неодолимая сила, словно невидимая рука, взяла его за подбородок, вынудила поднять голову и глядеть на эту привычную фигуру, страдающую на кресте. К своему ужасу он увидел, что лицо, взиравшее на него, было лицом Эдварда. Кровь Эдварда хлестала из десятка разверстых ран, и глаза Эдварда испепеляли его безмолвным обвинением.

Этельред хотел отвести глаза в сторону, освободиться от захватившей его безжалостной силы, но этот непреклонный взгляд держал его, как в капкане. Взор его помутился от слез, а грудь пронзила жгучая боль. В нос королю ударила вонь горящей плоти, и он громко завыл от ужаса, так как знал, что это запах приуготовленного ему наказания и что смерть, и даже больше чем смерть, ожидает его.

Эльгива шла по галерее, ведущей в королевскую спальню, и, услышав жуткий вопль Этельреда, ускорила шаг. Ее не смогло обмануть его уверение, будто он устал и хочет отдохнуть. Она не сомневалась: случилось что-то неладное. Она уловила признаки беды в тревожных взглядах, которыми обменивались король с сыном, прочла их в напряженном лице Эммы.

Также ходили неопределенные слухи, шептались о том, что произошел какой-то несчастный случай на площади перед собором. Твердо решив докопаться до самой сути этой тайны, она выскользнула из-за праздничного стола вскоре после того, как ушел король. Если дело было связано с изменой, ее отец захочет узнать об этом.

Приближаясь к королевской спальне, она с облегчением увидела, что на посту перед дверью стоят хорошо ее знавшие стражники, которых она сможет уговорить пустить ее внутрь. В это мгновение вновь раздался крик Этельреда. Объятый страхом стражник уставился на дверь, но не сдвинулся с места.

— Ты что, не слышал, дурак? — строго спросила Эльгива. — Король зовет на помощь, иди в спальню!

Преодолев нерешительность, гвардеец сильно постучал в дверь.

— Милорд?

Ответа не последовало, и он снова постучал и позвал. Но Эльгива, протиснувшись мимо него, распахнула дверь. Раскинув руки в стороны, спиной к ним на каменном полу на коленях стоял Этельред, являя собой подобие распятия на стене. Он, казалось, не заметил, что они вошли, продолжая смотреть на крест, словно завороженный.

Стражник переминался с ноги на ногу с таким видом, будто готов был провалиться сквозь землю. Приложив палец к губам, Эльгива жестом приказала ему выйти из комнаты. Оставшись с Этельредом наедине, она хмуро оглядела коленопреклоненного короля. Что бы с ним сегодня ни случилось, это, должно быть, напугало его до глубины души, раз заставило встать на колени. Она предпочла бы какое угодно его поведение, только не такое. Ей были более привычны мужчины, напивающиеся до бесчувствия; ее отец так часто и поступал перед лицом неприятностей, так что ей приходилось поддерживать неустойчивое мужское тело. Но она совсем не была уверена в том, что совладает с неустойчивой душой.

Беззвучно проклиная бесхарактерных мужчин, она опустилась на колени рядом с королем и, не зная, что делать дальше, раскинула руки в стороны. Ей было неведомо, какую молитву возносит небесам Этельред, но ее собственная была искренней просьбой, чтобы ей не пришлось стоять на коленях слишком долго. Немного погодя она взглянула Этельреду в лицо и с легким омерзением увидела, что оно блестит от слез. Смущенная таким проявлением недостойной мужчины слабости, она легонько похлопала его по спине так, как она поступила бы с расплакавшимся ребенком.

— Милорд, — зашептала она, пока еще не зная, что говорить дальше, — вы не должны отчаиваться.

В поисках слов утешения она судорожно выхватила их из сегодняшней бесконечно длинной проповеди епископа.

— Спаситель слышит и отвечает на молитвы даже самых скромных своих детей, если в их сердцах достаточно веры в Него. Насколько же больше Его сочувствие и любовь к королю, которому вверена забота обо всех нас?

Поначалу он ничего не отвечал, и Эльгива гадала: не впал ли он и вправду в транс? Однако спустя минуту его напряженное тело обмякло, и он уселся на пятки, уронив лицо в ладони. Обрадовавшись этому, она тоже расслабилась.

— У Господа нет ко мне сочувствия, — пробормотал он. — Он позволил слугам дьявола истязать меня.

Она мало что из этого поняла, кроме того что он, похоже, верил во вмешательство самого Господа Бога в то, что с ним случилось. Если он и грешен, то его грех в гордыне. Она едва сдержалась, чтобы не фыркнуть от самонадеянности Этельреда.

— Расскажите мне, что сегодня случилось, — прошептала она с надеждой. — Может быть, вам станет легче на душе, если вы поделитесь этим. Ну же, мой господин, вы мне расскажете?

Ничего ей сейчас не хотелось больше, чем подняться и отправиться вместе с ним в роскошную королевскую кровать, но, попытавшись это сделать, она могла бы разрушить ту непрочную связь, которая только что между ними возникла. Поэтому она продолжала гладить ладонью его спину и плечи, затем шею и затылок. Она увидела, как поднялась и опустилась его грудь от глубокого вздоха, и он начал изливать ей свою душу.

Она слушала его рассказ, потрясенная дерзостью покушения. Человек с ножом, вероятно, был сумасшедшим, поскольку он не мог надеяться унести ноги подобру-поздорову. Лишь безумец мог пойти на такое преступление.

— Он был послан Небесами, чтобы покарать меня, — сказал Этельред, снова неотрывно глядя на распятую фигуру Христа. — Он не преуспел, но за ним придут другие.

Эльгива закрыла глаза. Что же за грех отягощает душу Этельреда, если он ожидает столь строгого воздаяния Небес? Эту тайну действительно стоило бы узнать. Она открыла глаза и взглянула на мужчину рядом с собой. Его лицо было бледным как воск от измождения, будто его долгое время терзала болезнь. Этот король слаб, и она не чувствовала по отношению к нему ничего, кроме презрения. Правда, напомнила она себе, все мужчины слабы, а он, тем не менее, король.

Продвинувшись вперед, она развернулась так, чтобы можно было смотреть ему прямо в лицо.

— Но, мой господин король, — зашептала она, — неужели вы не видите, что это, возможно, не суд Божий над вами, а предупреждение? Даже если Господь позволил этому посланцу преисподней покуситься на вас, он не достиг успеха. Ваш сын вас защитил, и это тоже, вне всякого сомнения, промысел Божий.