Барбара Картленд - Встречи и разлуки Страница 4

Поскольку у меня не было ярко выраженных способностей и склонностей к подобным занятиям, мое будущее оставалось под вопросом. Когда я спросила мать-настоятельницу, она сказала:

— Мне кажется, у миссис Фишер-Симмондс есть на тебя определенные планы, Линда.

Когда я только что поступила в школу, меня пытались называть моим настоящим именем — Белинда, но я решительно отстояла единственное известное мне с детства — Линда.

Хотя монахини и сопротивлялись какое-то время, но были вынуждены уступить в конце концов, поскольку все девочки звали меня Линдой, а когда ко мне обращались по имени Белинда, я делала вид, что не слышу.

Миссис Фишер-Симмондс никогда не говорила со мной о будущем, а я, как и все вокруг, слишком боялась ее, чтобы спросить напрямик.

Как-то нам сказали, что она серьезно заболела, и в часовне стали служить мессы о ее здравии.

Я уже провела в школе больше положенного времени, так как все девочки заканчивали в семнадцать лет, а мне в будущем месяце исполнялось восемнадцать.

От мамы несколько месяцев у меня не было известий. Последний раз она писала, что работает барменшей в Лондоне, и с тех пор писем я больше не получала.

Но ее пришлось разыскать, когда наконец стало известно, что миссис Фишер-Симмондс умерла и ничего мне не оставила.

В завещании обо мне не упоминалось, и ее сын, унаследовавший все состояние, не получил от нее на мой счет никаких инструкций.

Через десять дней после похорон за мной прислала мать-настоятельница и сказала, что я должна решать, чем буду заниматься дальше. Они рады бы подыскать мне место, как делали это всегда для всех своих учениц. Жаль только, добавила она, что я не получила никакой специальности, и она обвиняла себя в том, что была введена в заблуждение предполагаемыми намерениями миссис Фишер-Симмондс.

Я сразу же приняла решение покинуть монастырь и попытаться как-то устроиться самой.

В тот же вечер я написала маме на адрес бара, где она работала, и попросила ее вызвать меня к себе, где бы она ни находилась. Предполагаю, что мое письмо могло удивить ее, но полученный от нее ответ меня поразил:

«Линда, детка, мне очень жаль, что старуха умерла, ничего тебе не оставив. Приезжай повидаться со мной, если хочешь, но я не могу ничего обещать, так как выхожу замуж за Билла Блумфильда, хозяина этого бара, и места у нас тут для тебя нет.

Любящая тебя мама»

Мне стоило некоторого труда убедить мать-настоятельницу позволить мне уехать, после того как она прочитала мамино письмо. Но поскольку они не могли предложить ничего другого, я думаю, настоятельница была на самом деле довольна, что я твердо решила ехать к маме, какой бы прием меня там ни ожидал…

Было просто трудно поверить, что только сегодня утром я распрощалась с монастырем. Мне казалось, что прошло уже много месяцев.

Мама встретила меня на вокзале. Она поцеловала меня и сказала:

— Ну и дела, Линда!.. Какая у тебя, милочка, скверная шляпка!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я никак не могла уснуть. Постель была слишком узка для двоих, а мама так громко храпела, что я понимала: мне и глаз сегодня не сомкнуть.

Но жаловаться не приходилось, так как в этом доме другую кровать просто некуда было бы поставить.

Билл был неплохим человеком, и мне казалось, мама правильно поступает, что выходит за него. Сразу видно, что Билл ее любит: он так нежно смотрит на нее и каждый раз, как она проходит мимо, дает ей ласковый шлепок.

Я уверена, что в любом случае маме лучше быть хозяйкой бара, чем стоять за стойкой.

Мужья ведь на дороге не валяются, а мама здорово постарела за последнее время. Лицо у нее расплылось, и она сильно располнела с тех пор, как сломала ногу. Она оправдывала этим свою полноту, но я готова была держать пари, что всему виной портвейн, которым ее постоянно угощают клиенты.

Внешне мы с мамой очень похожи. У нее большие серые глаза и вздернутый носик, которого теперь совсем почти не видно: он просто потонул в одутловатых щеках. Но у меня есть кое-что, чего мама в молодости была лишена, — стройные ноги и красивые руки. Конечно, последние годы я жила, можно сказать, в благополучной обстановке, в то время как мама много работала, но ведь форма рук и ног — это от природы, и я рада, что у меня длинные тонкие пальцы и изящные ногти.

Отец одной из девочек в школе, врач, говорил, что красивые руки и ноги признак породы, так что я, наверно, унаследовала свои от отца, человека благородного и джентльмена, как уверяла мама.

Я пыталась поговорить с ней по душам накануне вечером, но никак не выпадало удобного момента, а когда мы поднялись в ее комнату, она уже слишком устала и торопилась лечь. Пока я раздевалась, мать заметила:

— Знаешь, ты очень хорошенькая, Линда, и была бы еще лучше, если бы не твоя худоба. Правда, сейчас модно быть тощей как жердь, но, должна сказать, мужчинам нравятся те, у кого попышнее и бюст, и, — она показала руками, — бедра.

— Особенно Биллу, — сказала я лукаво, и мама засмеялась.

— О, Билл такой чудак! Он тебе нравится, детка?

— Да, — ответила я, и вполне искренно.

— Он надежный человек, — сказала мама, — и притом у него кое-что отложено. Он неглуп, но немножко скуповат. Не то чтобы я ставила это ему в упрек, но ведь я привыкла к Альфреду, у которого деньги никогда не держались. Если Билл и прижимист, то ему иначе нельзя. Этот бар он купил на свои сбережения.

Я промолчала, но подумала, что Билл все-таки очень скуп. Все комнаты в доме он сдавал, и я знала, что ему не терпится поселиться с мамой в ее комнате, чтобы сдать еще одну.

Я сразу же поняла, что нечего и надеяться пожить у них до тех пор, пока я найду себе работу. Свадьба матери должна была состояться послезавтра, и Билл уже подыскивает жильца, который бы в тот же день занял освободившуюся комнату.

Но я задумалась над тем, что сказала мне мама. Может, и вправду попробовать себя на сцене? В конце концов, внешность — это уже залог успеха, и я всегда испытывала тягу к подмосткам — с детства, наверно, осталось или, быть может, это было у меня в крови.

Играть на сцене — это единственное, что мне удавалось в монастыре. Каждый год мы разыгрывали перед попечителями шекспировскую пьесу, и мне всегда доставалась главная роль. У меня все так отлично получалось, что монахиня, преподававшая нам ораторское искусство, занималась со мной особо.

Я решила прямо с завтрашнего дня приступить к поискам работы. Надеюсь, у мамы найдется немного денег, чтобы одолжить мне, пока я не начну зарабатывать…

Бедная мамочка, если она и замужем будет так храпеть, Билл пожалеет, что сдал лишнюю комнату.