Адриенна Бэссо - В сетях любви Страница 42

Мадлен состроила гримасу, показав свое отношение ко всему этому.

– Не знай я тебя лучше, мог бы подумать, что ты ревнуешь меня к Соколу, – подразнил Анри.

– Ха! – отозвалась она и тряхнула длинной гривой своих каштановых волос. – Даже смешно!

Мадлен, вопреки всеобщему мнению, не доводилась ему родной сестрой. Она была его сообщницей и любовницей и дома помыкала им так же, как он притворно ею на публике. Оба они были беспризорными оборванцами и едва выживали на улицах революционного Парижа, когда их подобрал Филипп Лобер. Он удирал с родины, а его сестра заплатила ему большие деньги, чтобы он увез ее двух детей. Он не слишком-то нянчился с малышами, те заболели и умерли. Филипп был очень расстроен этим, ибо дети были ему нужны как предмет опеки, необходимой, чтобы получить доступ к огромному состоянию Дюпонса. И Филипп выдал маленьких тогда Анри и Мадлен за своих племянников. Потом его сестре с мужем отрубили головы на гильотине, и Филипп стал обладателем их банковских вкладов, размещенных за пределами Франции. Беглая троица поселилась в Англии, где была принята с распростертыми объятиями в английском светском обществе: пара сироток и их «дядя», умудрившийся вырвать своих малолетних подопечных из пасти смерти.

В светском обществе первостепенную важность имеют внешний вид и манеры, и Филипп заставил своих подопечных обрести и то, и другое. Филипп был безжалостным, бессовестным типом, лишенным каких бы то ни было моральных устоев, и эти свойства он передал Анри и Мадлен. Эти двое хорошо усвоили его уроки, а дар к обману у них был от природы, и они прекрасно устроились.

– А это что такое? – спросила Мадлен, рывшаяся в бумагах на письменном столе Анри, поднимая два белых конверта из Вестгейт-Мэнора.

– Эти, – Анри небрежно отмахнулся, – я захватил по ошибке. Письма герцогу Джиллингему. Написано «Лично», показались важными. Но там – ничего. Какая-то дура просит совета у герцога о свадебном подарке Тристану с Каролиной.

– Положить их в стопку возврата?

– Не надо. Я взломал на них печати, а восстанавливать нет времени. – Анри продолжал выводить какие-то закорючки на бумаге еще несколько минут, потом отложил перо. – Вот. Закончил, – произнес он с удовлетворением. – Теперь поди ко мне и покажи, как ты соскучилась.

Время шло, а от Моргана вестей не было. Алиса все больше страдала. Мутило ее теперь гораздо сильнее и непредсказуемо. Она уж и не знала, когда ей станет худо и она бросится прочь, зажав рот и задыхаясь от рвотных позывов. Это очень осложняло ее жизнь. Она была уверена, что мистер Уолш считает ее серьезно больной, ибо по два раза на дню, прервав его на полуслове, она вылетала из помещения и ее рвало.

По совету Мейвис Алиса стала носить в карманах платья грубые галеты и грызла их всякий раз, когда ее начинало мутить. Это ей немного помогало, и Алиса была признательна Мейвис, знавшей все, что облегчает страдания будущей матери. Алиса полностью полагалась на ее советы.

Миссис Стрэттон удивлялась внезапному пристрастию Алисы к неаппетитным сухарям, но никаких замечаний не делала. Алиса благодарила судьбу за то, что повариха, занятая по горло переоборудованием кухни, не успевала интересоваться ничем другим. Алисе меньше всего хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Ее все раздражало, и настроение у нее менялось слишком непредсказуемым образом, чтобы еще выдерживать и чужое пристальное внимание.

А объем работ удвоился, так как мистер Уолш, покончив с проектом, вознамерился завершить весь ремонт и все переделки дома к осени. Днями Алиса была очень занята, но ночами ее одолевали иные мысли. Сначала добрые – о той крошечной жизни, что набирала силы внутри ее тела, а затем злые – о том мужчине, кто заронил в нее эту жизнь.

Мысли ее метались от восторга к ужасу, когда она пыталась предугадать, как Морган отреагирует на их не родившееся еще дитя. Лежа без сна, она капризно прикидывала, что Морган сделает для нее и ребенка.

Она предполагала, что Морган установит своего рода пособие. Быть может, даже предложит купить им какой-нибудь дом. Она не станет возражать, если их жилище будет в таком месте, где никто ее не знает. Несколько лет назад миссис Стрэттон рассказывала ей о младшей дочери леди Хармон, Анне, которой сломал жизнь, согласно достоверным источникам, уже женатый лорд Алберт Джонсон.

По-видимому, рожать ребенка Анну отправили в Италию, и больше ее никогда не видели. Однако Алиса понимала, что теперь, при том, что творится в Европе, уехать из Англии практически невозможно.

Порою у нее мелькала и робкая мысль о браке, но, зная о резко отрицательном отношении Моргана, она не придерживалась романтического взгляда, что следует настаивать на женитьбе. Но в каком-то крошечном кусочке ее сердца упрямо жила надежда, что герцог женится на ней из искреннего расположения и любви, а не по обязанности. Это была самая дорогая фантазия, хранимая в самой глубине души.

Алиса знала, что, независимо от решения Моргана, она его примет, смирив гордость и не возмущаясь. Она верила, что Морган, несмотря на их разрыв, будет великодушен и сделает все, что в его силах, чтобы помочь ей и ребенку.

Ее первостепенной заботой было защитить трепещущую внутри ее лона маленькую жизнь, которая поначалу ее испугала, потом вызвала негодование, а теперь была дорога. Она укроет дитя свое, защитит его даже ценою своей жизни, не позволит причинить вреда ему.

Алиса решила, что там, где они поселятся, она выдаст себя за вдову и на ребенке не будет позорного клейма незаконнорожденного. Она содрогнулась от одной мысли, что ее ребенка могут злобно осмеять и изгнать из общества.

Одинокое детство оставило глубокие шрамы в душе Алисы, и она преисполнилась решимости вырастить ребенка в обстановке надежной уверенности, чтобы он не стыдился ни своего происхождения, ни своих родителей. Очевидно, невозможно будет наделить его правами, присущими ему по рождению, но она вырастит его в атмосфере всей любви, на какую она способна. Дитя всегда будет чувствовать ее любовь, будет знать, что желанно, и никогда не будет испытывать большей нужды, чем она.

Все окна и двери были распахнуты, чтобы теплый июльский ветерок продувал кухню. Было воскресенье, и в Вестгейт-Мэноре стояла странная тишина – не слышалось ни пил, ни молотков. Алиса, спокойно сидя на обычном своем месте, пила чай в компании Перкинза, миссис Стрэттон, Мейвис, Неда и Люси. Все взоры были обращены на Перкинза, который вслух читал восторженный отзыв о бракосочетании Тристана и Каролины, опубликованный в лондонской газете «Тайме». Хотя этот номер газеты и вышел несколько недель назад, чудные подробности блистательного события, изложенные изящным слогом, радовали слуг, будто в столь знаменательный момент и они принимали участие в личной жизни хозяев.