Ирина Комарова - Каприз Страница 47

– Ты готова, моя милая?

– Секундочку, сударь! – она выпорхнула из комнаты.

Дмитрий только вздохнул от переполнявших его чувств – нежная, милая, беззащитная, прелестная – у него не хватало слов. Когда они спустились в столовую, тетушка Магдалена встретила их радостным возгласом:

– А у нас для вас сюрприз!

– Боже, не надо больше никаких сюрпризов, – страдальчески пробормотал Дмитрий и крепче сжал руку Сашеньки.

– Ну-ка, девочка, посмотрим, как ты помнишь старых друзей? Узнаешь меня? – Рядом с тетушкой Магдаленой стоял очень высокий и очень худой пожилой человек.

Лицо его показалось девушке смутно знакомым. Казалось, он сильно волновался. Сашенька пристально вгляделась в его лицо – конечно, она видела его, много лет назад, это как то связано с домом, с родителями… Мужчина неуверенно улыбнулся, пышные седые усы шевельнулись.

– Боже, – ахнула Сашенька. – Пан Тадеуш! Вы живы, вы вернулись! – она бросилась в его объятия.

– Да, малышка, я вернулся… – растроганный пан Ставинский гладил ее по голове, – у меня ушло слишком много лет, я вернулся, но скольких друзей я не застал!

– А пан Марек? Он тоже приехал?

– Нет, дитя мое, он остался в Калифорнии – присматривать за бизнесом. Мы с братом теперь владельцы серебряного рудника и очень богатого.

– О, папа всегда в вас верил! Он всегда говорил мне, что братья Ставинские не такие люди, чтобы вот так пропасть в неизвестности, он говорил, что мы дождемся вашего возвращения! – Сашенька снова заплакала.

Магдалена в это время коротко пересказывала сестре и Дмитрию, как пан Тадеуш со своим братом десять лет назад отплыл в Америку, в надежде разбогатеть и пропал. Дмитрий смотрел на этого пожилого человека, обнимающего и утешающего Сашеньку и недовольно хмурился.

Ему не нравилось, что Сашенька снова плачет, да еще на груди у этого невесть откуда взявшегося поляка. Ему вообще не понравилось, что в ее жизни появился человек, связанный с ней чем то в прошлом, пусть даже это были всего лишь общие воспоминания…

Наконец сели за стол. Луиза, действительно, превзошла себя, стараясь превратить сегодняшний ужин в незабываемое событие. Все были восхищены, а пан Ставинский прямо-таки потрясен.

Он заверил всех присутствующих, что хотя в последние годы вынужден был, чаще всего, довольствоваться консервированными бобами и кукурузными лепешками, которые ему приходилось самому стряпать на костре, но вкуса хорошей кухни он не забыл. Так что, вполне может оценить бесподобные достоинства поданных блюд. Когда же был подан десерт, пан Тадеуш, даже не попробовав еще, поднял глаза к небу и объявил, что просит у почтенной пани Юлии, руки ее поварихи.

– Как ее, кстати, зовут? Панна Луиза? Очаровательное имя!

– Но я должна предупредить, что у Луизы ужасный характер, – смеясь предупредила его графиня. – Я имею в виду, действительно ужасный, просто невыносимый…

– Езус-Мария! – Ставинский зачерпнул маленькой ложечкой ягодного желе, положил его в рот и снова закатил глаза. – Какая разница, какой у женщины характер, когда она так готовит?

Кроме матримониальных намерений пана Тадеуша за обедом обсуждались, разумеется, его американские приключения. Выразительно тараща глаза и шевеля седыми усами, он неутомимо рассказывал истории, по большей части забавные, которые приключились с ним самим или которые он слышал от других, не менее интересные. В основном, конечно, рассказ шел об их с Мареком скитаниях. О том, сколько они натерпелись, пока доплыли до Америки, как поехали сначала на Аляску, но не добрались и повернули в Калифорнию. Больше трех лет братья мыкались по североамериканскому континенту, пока, наконец, не осели на одном месте.

– Пан Тадеуш, а как же изобретение вашего брата, та машина, чтобы мыть золото? Она заработала? – спросила Сашенька.

– Драга? А как же! Она-то и принесла нам богатство, в результате.

– Что вы говорите? – удивилась тетушка Магдалена. – Я, конечно, никогда не сомневалась в инженерном таланте пана Марека, но разбогатеть, благодаря тому, что придумал какую-то машину?

– Вы продали патент? – вежливо поинтересовался Дмитрий.

– Нет, все было гораздо… – пан Тадеуш расхохотался, не слишком к месту, по общему мнению остальных присутствующих. Заметив недоуменные взгляды, он достал из кармана большой носовой платок и промокнул усы. – Извините, панове. Сейчас я все расскажу.

И он, действительно, очень подробно рассказал, как они с братом обосновались в горах Калифорнии, как купили у одного разочаровавшегося старателя шахту и Марек занялся своим изобретением – исключительной, оригинальной конструкции драгой. Больше года ушло у него на то, чтобы воплотить чертежи в реальность – не так просто было достать все необходимые детали. Гость попытался даже объяснить принцип действия этого механизма, но графиня очень мягко остановила его, заверив от имени всех дам, что на изложении таких специфических деталей они вовсе не настаивают и готовы поверить уважаемому пану Ставинскому на слово: упомянутая драга была и есть новейшим достижением мировой технической мысли.

– Была! – махнул платком пан Тадеуш. – То-то и оно, что была! Теперь-то ее уже нет.

– А что с ней случилось? – участливо спросила Сашенька. – С этой драгой?

Поляк, с заметным трудом сдерживая смех, взял ее руку поцеловал в ладошку и ответил коротко:

– Взорвалась.

– Почему-то меня это не удивляет, – пробормотала тетушка Магдалена, припоминая однообразно-печальную судьбу всех изобретений долго учившегося, но так не получившего диплома, инженера Марека Ставинского.

Впрочем, Сашенька и Юлия Казимировна заглушили ее несколько бестактные слова дружными возгласами испуга и сожаления. Дмитрий, пусть и не слишком хорошо представлял себе устройство драги, все-таки не мог понять, что же там могло взорваться, поэтому тоже не скрыл удивления.

– А, да какая разница? Я сам никогда не мог понять, почему у Марека все взлетало на воздух, динамит он в свои механизмы подкладывал, что ли? Но это все ерунда. Главное, не то что взорвалось, а где и как! И с каким результатом! – пан Тадеуш снова приложил платок к усам, выдерживая театральную паузу. – А рвануло, доложу я вам так, что старая штольня, которую мы, собственно и купили с Мареком, рухнула. Меня, кстати, едва не засыпало, чудом спасся. Вот верите ли, скорчился весь, голову чуть ли не между колен засунул, дощечка какая-то рядом валялась, так я ее схватил и сверху прикрылся… на меня песок, земля, камни, сверху сыплются, а я только молюсь пречистой Деве Марии, спаси, дескать и сохрани, – он шумно вздохнул, и слегка пригнулся на стуле, подняв над головой руки со сплетенными пальцами, изображая себя в ту жуткую минуту. Потом снова выпрямился и пояснил неожиданно застенчиво: – Я потому Деве Марии всегда молюсь, что она все-таки женщина, сердцем помягче. Глядишь и заступится перед господом нашим.