Мэрилайл Роджерс - Гордые сердца Страница 49

Остатки обильной еды уже были убраны со стола, когда Уилл повернулся к Касси, вопросительно подняв брови:

— А где же обещанный сюрприз?

Несправедливо, подумал он, вымещать на девушке свое дурное настроение, вызванное собственной же ошибкой. Она не виновата в том, что обладает телом, которого он желал так безумно, что сошел с ума. Вряд ли она виновата, что родилась знатной француженкой, тогда как он всего лишь незаконнорожденный английский рыцарь. Уиллу стало стыдно.

Нервничая из-за того, как этот угрюмец примет ее давно придуманный сюрприз, Касси, встав на ноги, споткнулась, но быстро обрела равновесие. Широко улыбающаяся Беата последовала за ней к камину и сняла с огня смазанную жиром сковороду. Касси тем временем принесла две глиняные чаши. Подняв крышку, она вынула из большей кусок нарезанного яблока и обмакнула его в меньшую, где было приготовлено сдобное тесто. К этому времени жир на сковороде разогрелся, и Касси бросила на нее желтый комок.

— Оладьи с яблоками! — в восторге воскликнул Уилл.

Покраснев от удовольствия, Касси весело принялась за оладьи; черные локоны, всегда выбивающиеся из косы, обрамляли ее лицо цвета слоновой кости. Ее сюрприз явно оказался более чем желанным. Эдна говорила ей правду! Не то чтобы Касси сомневалась в этом, просто она пала жертвой своей природной склонности к беспокойству, ставшему еще сильнее от огромного желания угодить «своему рыцарю».

Волк, сидящий внутри Уилла, наблюдал за нежной добычей и чувствовал, как все глубже погружается в пучину отчаяния. Он хотел эту женщину не только из-за ее прелестного тела, но и из-за ее великодушного и ровного характера.

Когда все оладьи были поджарены и положены на деревянное блюдо, Касси посыпала их горстью драгоценного сахара, после чего поставила ароматное кушанье на стол перед Уиллом.

— Вы великолепны, Касси. — Комплимент Уилла был искренен. — Благодарю вас от всего сердца. Я прекрасно знаю, каких усилий требует такое угощение.

Щеки Касси снова заалели. Это очень шло ей, но на этот раз ей не хотелось отворачиваться от золотых искр, сверкающих в его глазах. Эти искры разожгли в ней решимость отвоевать хотя бы несколько драгоценных часов, которые будут навеки принадлежать ей.

Оладьи с яблоками были приготовлены специально для Уилла, но он не мог столько съесть один и великодушно поделился лакомством со всеми. В тишине, воцарившейся на этот раз не от напряжения, а от искреннего наслаждения, раздался непрошеный стук в дверь.

— Войдите! — удивленно пригласил нахмурившийся Уилл. Только по очень срочному делу его люди осмеливались в такой час нарушить его покой.

Дверь распахнулась, и на пороге показался Харвей. Он чувствовал себя неловко, явившись к своему предводителю без приглашения и в неурочное время.

— Что за срочное дело привело тебя сюда? — осведомился Уилл, подчеркивая, что ждет серьезной причины этого визита.

— Я только что вернулся из дозора, во время которого повстречался с французскими подонками! — Вспомнив вдруг, что в комнате находится знатная французская дама, он покраснел, но тем не менее продолжал с виноватой гримасой: — Прежде чем мы вышли на них, они напали на бедную деревеньку Оффкэм, как стая мерзких крыс или скользких гадюк!

Уилл медленно встал, оставив на столе недоеденную оладью.

— Напали на Оффкэм? — Он с такой поспешностью приблизился к гонцу, что Харвей с трудом поборол желание повернуться и убежать, хоть и понимал, что ярость пронзительного ледяного взгляда предназначена не ему.

— Да, они сожгли его дотла, а всех, кто там был — в большинстве своем женщины и дети, — жестоко убили. — На лице Харвея обозначились горькие морщины.

— Ты узнал, кто в этом виноват? Ты видел преступников? — В бесстрастных вопросах Уилла чувствовался холод.

— Мы подошли к опушке леса, когда они уже сделали свое черное дело, и не увидели ничьих лиц, кроме тех, кто был убит стрелами наших лучников. — Харвей замолчал и сердито посмотрел на Водери: — Но мы успели разглядеть на плащах их предводителей те же гербы, что и на этом плаще!

Беата тревожно сцепила руки под скатертью. Герб был не на плаще Водери, а на том, что он дал ей. Что это значит? Он француз. Она знала это, как знала и то, что французы — враги всех англичан, но Водери ей не враг. Водери спас ее, так почему же Харвей так злобно глядит на ее любимого?

Она инстинктивно наклонилась к своему «блестящему рыцарю», на этот раз не ища его защиты, а скорее для того, чтобы защитить его, как бы она ни была слаба для этого.

Водери решил, что Беата слишком растерянна, чтобы понять услышанное, и хотел согреть ее своим теплом. Он успокаивающе обнял ее за плечи, но тем не менее чувствовал себя лицемером: ведь он вошел в ее жизнь только потому, что был участником такого же нападения.

Слова Харвея растревожили мрачные видения в мозгу Уилла. Поглощенный своими мыслями, он не замечал ужаса, охватившего всех сидящих за столом. Отпустив Харвея, Уилл повернулся и сказал отсутствующим тоном:

— День был долгим, и всем нам нужен отдых. Предлагаю всем идти спать.

Уиллу хотелось обдумать свалившиеся на него неприятности, и ему вовсе не улыбалась перспектива провести ночь в ужасной лачуге. Он сказал:

— Сегодня, Водери, мы будем спать в этой комнате, а Кенуорду разрешим выспаться в своей постели.

Уилл говорил как для того, чтобы нарушить неестественную тишину в комнате, так и для того, что бы сообщить о своем решении, не подлежащем обсуждению.

Водери кивнул. Ему оставалось лишь подчиниться приказу своего хозяина, к тому же ему представлялась прекрасная возможность провести ночь в тепле, а не в сырости и холоде мрачной хижины.

Чувствуя себя неуютно в напряженной обстановке комнаты, Кенуорд с облегчением вышел из-за стола и выскользнул из дома. Обе женщины тихо и быстро убрали со стола остатки ужина, вытерли стол и разошлись по своим комнатам, к собственным тревогам.

Уилл и Водери без всяких трудностей вели беседу во время их совместной прогулки, но сейчас, под впечатлением от страшного известия, каждый чувствовал себя неловко. Они только перебрасывались словами, готовя незамысловатые постели и перетаскивая тюфяки от задней стены к огню.

Уилл вряд ли решился бы обсуждать с Водери подробности своих набегов на французов, а общих знакомых у них не было. Однако в молчании каждый чувствовал себя еще неуютнее, и они завели разговор о достоинствах различного оружия в охоте на диких кабанов и ланей и обсудили прекрасные качества хороших боевых коней. Исчерпав тему, оба с облегчением вытянулись на постелях и закрыли глаза.

Во мраке ночи огонь, который разжег в камине Уилл перед сном, превратился в тускло мерцающие оранжевые проблески, слабо отражающиеся на потолке и покатых стенах. Не успели мужчины, привыкшие к суровым ночевкам в лесу, разнежиться в теплом покое, как их сон нарушил ужасающий крик, заставивший обоих вскочить на ноги. Сердцем чувствуя источник этого крика, Водери бросился на помощь Беате, но Уилл, вытянув руку, преградил ему путь: