Роксана Гедеон - Великий страх Страница 51

– Я женился на вас. Чего же вы еще хотите?

Я почувствовала, что от подобного заявления у меня голова идет кругом и немеет язык.

– Я хочу любви. Просто любви! Я лишь хочу, чтобы вы не вваливались ко мне в два часа ночи, пьяный как сапожник, не насиловали меня как первую попавшуюся шлюху! Чтобы вы имели ко мне хоть самую малость уважения! И вообще… вы… вы заботитесь только о себе, используете меня… за два года знакомства с вами я была удовлетворена только один раз!

Похоже, он был поражен, услышав такое от меня, а скорее всего, вообще не подозревал, что дамы могут задумываться или даже говорить о подобных вещах. Пауза продолжалась всего несколько секунд, и я знала, что долго он у меня не задержится: уж слишком жестоко я ранила его мужское самолюбие.

Он вышел, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла в оконных рамах.

Я долго потом раскаивалась в том, что допустила все это. Я вела себя так, будто меня с Франсуа абсолютно ничего не связывает, будто мы в любую минуту можем расстаться без всяких для нас последствий. Конечно, материально я от него ничуть не зависела. Но ребенок… Я, вероятно, просто безумна, если так легко сбиваюсь на ссоры, говорю самые жестокие слова, точно пытаюсь сжечь за собой все мосты. Франсуа – мой муж, и ребенок, которого я жду, – это его ребенок. Для малыша нас должно быть двое, отец и мать… И в конце концов, я же вышла за Франсуа замуж, совсем недавно вышла. Нужно быть просто не в себе, чтобы вот так легко все сломать чуть ли не через месяц после венчания.

Но пока я так думала, Франсуа домой не возвращался. Он отсутствовал пять дней кряду, ни о чем не ставя меня в известность и не подавая никаких вестей. Арсен каждое утро наведывался в Собрание и докладывал мне, что на заседаниях господин де Колонн присутствует. Куда он потом уходит и где ночует – этого я не знала.

Как это было жестоко с его стороны… Я страшно мучилась от этого неведения, и, хотя раскаяние за сказанное уже давно пришло ко мне, я не могла не признать, что месть Франсуа превосходит мой проступок. Я была беременна, и эти бесконечные тревоги по поводу его отсутствия вряд ли прибавляли мне сил. Самые неприятные мысли приходили мне в голову. Он что, оставил меня? Бросил? Нашел другую женщину? Мог бы, черт возьми, явиться и объяснить все сам!

Когда наступило воскресенье и дом казался особенно пустым из-за того, что дети уехали в сад Тиволи и слуги ушли по своим делам, я почувствовала, что не могу больше терпеть. Мне нужно найти этого негодного Франсуа. Не то чтобы я собиралась просить прощения, просто я хотела знать, куда он делся.

Я выглянула в окно: вечер был теплый, душный и тихий. Казалось, все замерло на площади Карусель… Как-то невольно мой взгляд обратился к дворцу Тюильри, и я вдруг подумала: что делает сейчас Мария Антуанетта? Как жаль, что она запретила мне появляться во дворце. Да, очень жаль… Сейчас я яснее, чем когда-либо, ощутила связь с Тюильри, с тем миром, который он олицетворял. Мое место с ними, с моими друзьями, с аристократами… Уж не слишком ли высокую цену заплатила я за то, чтобы быть женой Франсуа? И не был ли мой отец прав?

Впервые я подумала об этом и сама испугалась того, что думаю. Я просто слишком расстроена сейчас. Я вижу все в темном цвете. Да, мы с Франсуа поссорились, да, он ведет себя в последние дни странно, но ведь было в наших отношениях и другое. Я была счастлива с ним. Нужно лишь приложить усилия, чтобы все наладить.

– Неужто вы все-таки побежите следом за этим невежей? – резко спросила Маргарита, поджимая губы.

– Не называй его так, он мой муж.

– Никогда я не соглашусь с тем, что он ваш муж. Не стоит он того, чтобы так называться. Да вы посмотрите, милочка, – он ведь даже не умен!

Она говорила это, помогая мне одеваться, и я пропускала ее слова мимо ушей. Мне прекрасно было известно мнение Маргариты.

– Я поеду с вами, – объявила она решительно.

– Но, Маргарита, ты будешь только мешать мне.

– Не буду. Я посижу в карете и подожду. А одну я вас не отпущу в таком состоянии. Я не ваш муж, чтобы вас бросать!

Эти замечания меня убивали. Тяжело вздыхая, я села в карету. Было жарко, и я решила обойтись без всякой верхней одежды. На мне было темно-вишневое платье с золотым галуном и шляпа: я предпочитала, чтобы моя беременность была заметна, чем надевать сверху летний плащ и умирать потом от жары.

– Куда мы едем? – осведомилась Маргарита. – Где для начала станем искать этого человека?

– Для начала заедем в гостиницу, где он раньше жил. На пороге номера, который прежде снимал Франсуа, меня встретил его толстый неуклюжий камердинер. Этот человек не только не любил меня, но даже имел наглость это показывать.

– Господина адмирала нет дома, – объявил он неприязненно.

– Где же он?

– В театре, в «Комеди Франсэз», вот где! Ошеломленная, я приказала кучеру ехать в театр.

– Представляешь, Маргарита, он развлекается! В то время как я сижу дома и думаю, где он, он смотрит пьесу! Черт бы его подрал после этого!

– Раньше надо было это ему сказать, – мрачно изрекла Маргарита.

Оставив ее в карете, я медленно поднялась по ступеням «Комеди Франсэз». Я не бывала здесь больше года. Сегодня давали «Монастырские жертвы» какого-то не слишком известного автора, и я заранее знала, что это пьеса с революционным подтекстом. Раз уж Франсуа явился сюда, то и не могло быть иначе… На миг меня охватило отвращение при мысли о том, что я сейчас иду в зал, где сидят сплошные революционеры, люди, которых я терпеть не могу, но я пересилила себя и подошла к швейцару. Билета у меня, конечно, не было, но два золотых луидора устранили это маленькое препятствие.

Швейцар провел меня в ложу, где, кроме меня, сидела какая-то старуха, и даже дал мне лорнет.

– А лучше всего, мадам, подождите до антракта. Уже недолго осталось. Тогда все зрители выйдут в фойе, и вы живо найдете того, кто вам нужен.

Когда швейцар ушел, я почему-то долго не могла сосредоточиться. Руки у меня дрожали, и я в конце концов отбросила лорнет – он был мне ни к чему. Минуту или две я слушала пьесу. Это была душещипательная мещанская мелодрама о злоключениях влюбленных, которых преследуют злые дворяне и священники. Пьеса была настолько нелепа и бездарна, что я не представляла себе, как мало-мальски образованный человек может прийти сюда по доброй воле.

Впрочем, что мне за дело до этого? Я стала рассматривать зрителей. В зале стоял глухой шум из-за того, что почти все они вполголоса болтали. Бедные актеры, им приходится почти кричать… В зале узнать кого-либо было трудно, там все сливалось в сплошную массу. Где же Франсуа? В депутатской ложе его не было.