Розалин Майлз - В порыве страсти Страница 51

Почему у вас такие большие зубы, господин Волк?

Алекс улыбнулся, в невеселой усмешке показав белоснежные зубы.

– Проснись и узнаешь.

Триша перевернулась на спину, запеленутая, словно мумия, в мятые простыни, и попыталась откинуть волосы с глаз.

– Алекс?

Он уже завел себя и чувствовал, что его запальный шнур становится все короче. В любую секунду мог последовать взрыв.

– А кто же еще?

– Если тебе нечего больше сказать, – грубо проворчала она, – дай выпить или катись!

– Потом выпьешь, милочка, – ласково сказал Алекс. – Сначала немного повеселимся.

– Повеселимся? – Ей удалось скосить на него сначала один глаз, потом оба. – А где вечеринка?

Лучше всего съесть тебя с…

– Здесь, – сказал он.

Убить бы ее! Угроза, прозвучавшая в голосе Алекса, заставила Тришу широко раскрыть глаза, сонные, как утренние васильки. При виде его улыбки, от которой кровь стыла в жилах, она, защищаясь, подняла руки и инстинктивно натянула простыню до подбородка.

Не вставая с кровати, он одним быстрым движением наклонился вперед и стянул с нее простыню. Она была в персиковом неглиже из кружев и атласа – одном из тех постельных изделий, чья цена обратно пропорциональна размеру. Вырез украшала шелковая роза, окруженная пеной атласных бантов. Схватив ленты, Алекс сильно потянул.

– Мерзавец!

Раздался треск, тонкая ткань расползлась, что подействовало на Тришу как удар тока. Она приподнялась и замолотила руками по лицу Алекса. Он сильным толчком повалил ее обратно и, вцепившись руками в ворот неглиже, разорвал его надвое сверху донизу.

– Господи, не надо! – в ужасе завопила Триша, сражаясь изо всей мочи. – Ради Бога, я купила это в «Блумингдейлзе», он стоит целое состояние, прекрати, мерзавец!..

Но Алекс механически, словно заведенный, стягивал с ее распростертого тела остатки неглиже и разрывал на клочки.

Такой она ему и нравилась, взвинченная и раздавленная, с широко распахнутыми глазами и учащенным дыханием, пытающаяся предугадать, что он намерен сделать и как ей его ублажить. Стоя в ногах кровати, он оглядывал раскинувшееся перед ним прелестное тело с холодностью, которая, он знал, волнует ее больше, чем самая жгучая похоть. Он медленно раздвинул ей ноги, внимательно рассматривая белоснежную плоть, теплую и мягкую от сна.

Прекрасно, она готова. Он тоже готов.

Привычными легкими движениями он принялся гладить ее полные, мягкие груди, большим пальцем касаясь сосков, пока они не откликнулись, набухнув и покраснев. Он хотел разбудить их, чтобы они лучше почувствовали, что произойдет дальше. Его руки скользнули ниже, по округлым бедрам и длинным белым ногам, и его член под джинсами напрягся от невыносимого желания.

– Отлично, крошка, – ласково прошептал он. – Руки за спину.

Глаза Триши еще сильнее расширились.

– Алекс, я…

Он наклонился и осторожно собрал волосы по обе стороны ее лица в две пряди, скрестил их под подбородком и обернул вокруг шеи. Медленно и беспощадно сжал ее горло. Через несколько секунд он был вознагражден, увидев, как ее руки метнулись за спину. Она закрыла глаза и склонила голову перед неизбежностью.

– Так-то лучше, – сказал Алекс тем же ласковым голосом. – Ты понимаешь, за что, не правда ли?

Триша кивнула.

– Я хочу это услышать, милая. – Он нащупал ее грудь и резко дернул за сосок. – Я тебя спрашиваю. Ты знаешь, за что это, правда?

Триша снова кивнула, крепко зажмурившись.

– Да.

– И ты это заслужила, так?

Она еле слышно промямлила:

– Да-а.

– Не слышу.

– Заслужила!

– Умница. Отлично, теперь…

Левой рукой поддерживая ее тело, он наотмашь отвесил два крепких шлепка по полным, свешивающимся грудям. От первых же ударов на белой коже появились красные полосы, но он не останавливался.

– Потому что я не люблю когда ты строишь глазки другому мужчине, – нараспев приговаривал он, ритмично работая над ней.

– Ой! Ой! О-о-ох…

Ее тихие стоны только распаляли его, красные пятна на ее груди, припухлости вокруг пылающих сосков доставляли самое изысканное наслаждение, которое, казалось ему, в чем-то сродни ее боли.

– И не выношу когда ты строишь глазки этому негодяю моему младшему брату!

Тяжело дыша, Алекс остановился и взглянул на Тришу. Ее шелковистые груди горели огнем, розовые соски потемнели и затвердели от желания, от жажды его прикосновений. Она стонала сквозь приоткрытые губы, из-под плотно зажмуренных век выступили слезы.

Неплохо для начала.

Расстегивая тяжелый ремень на джинсах, Алекс подумал было, не перевернуть ли ее на живот и не поработать ли над ней сзади. Казалось, если он разгорячит это белое, точно у снежной королевы, тело, будет терзать бледные ягодицы, пока они не покраснеют, пока она не начнет, рыдая, молить о пощаде, в его сердце наконец растает ледышка, которую ничто не может растопить.

Но это можно оставить на потом, нет сил больше сдерживать желание. Погрузив два пальца в шелковистый треугольник между ее ног, он обнаружил, что она истекает влагой, ее готовность до предела возбудила его. Скинув одежду, он вошел в нее и вновь испытал то ни с чем не сравнимое блаженство, которое могла дать только она, дикий экстаз, какого он не испытывал ни с какой другой женщиной.

– Мерзавец!

Едва почувствовав его наготу у себя между ног, Триша ожила и ринулась в бой.

– Чертов мерзавец! Паршивый негодяй!

Под его тяжестью она дрожала от гнева и желания одновременно. Ростом почти с него, она боролась с недюжинной силой, а он скакал на ней, как на необъезженной лошади, подчиняя себе. Забыв про слезы, она хохотала от восторга, когда он хватал ее за руки или увертывался от мелькающих кулаков, рук и ног, от белых зубов, пока наконец оба не взорвались в буйном оргазме. Они лежали, пресыщенные, и их бушующие души приблизились к успокоению, насколько это возможно по сю сторону бытия.

Но земной покой никогда не длится долго. Пока они лежали, расслабившись, в дремотной истоме, снаружи, в прихожей, послышалось сопение и грохот, затем кто-то распахнул дверь с намеренной непочтительностью.

– Убраться у вас, миссис? – раздался голос Элли. В следующий миг она заметила Алекса рядом с Тришей, и ее торжествующая грубость сменилась ревнивой яростью.

– Ты здесь, с ней?

– А ты не придумала ничего лучшего, как врываться в спальню, когда люди спят?

Не успел Алекс остановить служанку, как Триша приподнялась на локте и, уставившись горящими от ярости глазами на нахалку, осмелившуюся вмешиваться в чужие дела, завопила:

– Чего пялишься?! Катись отсюда, чтобы духу твоего здесь не было! Убирайся, черная задница, мерзкая корова! Ты уволена, туземная сучка!