Барбара Смит - Покоренное сердце Страница 53

От этой мысли внутри у Клер все перевернулось. За прошедшие несколько недель она успела привязаться к своей взбалмошной, глуповатой, но все же очень доброй кузине. Не может быть, чтобы она была способна на такое коварство. Но полностью исключить такую возможность Клер не могла.

Когда они приблизились к последней камере, Клер выступила вперед. Несмотря на страх разоблачения, она не могла дождаться, когда увидит отца.

Они остановились возле небольшой узкой камеры с маленьким окошком в каменной стене. Папа сидел, скрестив ноги на голой железной кровати, набросив на плечи залатанное коричневое одеяло. У Клер навернулись слезы, когда она увидела знакомое дорогое лицо. На коленях у него лежали какие-то бумаги. Клер поняла, почему он не услышал шум в коридоре. Когда отец занят работой, весь остальной мир перестает для него существовать.

Он обмакнул перо в чернильницу и начал что-то быстро писать. Прядь каштановых, с проседью, волос упала ему на лоб, и Клер вспомнила, как мама зачесывала его волосы назад своей любящей рукой. Как мама горевала бы, если бы увидела его здесь!

Розабел поставила корзинку на пол. Ухватившись за прутья решетки руками в белых перчатках, она тихо позвала:

– Мистер Холлибрук! Это вы?

Он поднял на нее глаза, удивленно нахмурил брови. Взгляд его голубых глаз показался Клер усталым. Он поправил очки и посмотрел на Клер.

Сердце у нее сжалось, когда на его лице вспыхнула радость. Даже в этой убогой одежде, заросший щетиной, со спутанными волосами, он был ей дороже всех на свете.

Он открыл рот, собираясь, что-то сказать, но Клер нахмурилась и отрицательно покачала головой. Он бросил взгляд на Розабел, потом снова на Клер. К ее громадному облегчению, он кивнул, давая понять, что понял ее предупреждение.

Отложив рукопись, отец встал с кровати. Цепи, в которые были закованы его ноги, глухо звякнули об пол. Так он мог передвигаться по камере, но не мог убежать. Даже в этом положении отец умудрился отвесить им вежливый поклон.

– Прошу меня простить. Кажется, мы не знакомы.

– Мы никогда не встречались, – быстро затараторила Розабел, – но, сложись обстоятельства иначе, мы могли бы быть очень близки. Дело в том, что я ваша племянница, леди Розабел Лэтроп. А это моя компаньонка миссис Клара Браунли. Мы пришли, чтобы поддержать вас в вашем тяжелом положении.

Отец долго смотрел на Розабел, словно пытаясь разглядеть в ней сходство со своей женой. Клер закусила губу. Отец был очень добрым, мягким и приветливым человеком – ко всем, кроме аристократов, тем более членов семьи мамы. Она не удивилась бы, если бы он отказался разговаривать с Розабел.

Клер поступила против его воли, когда устроилась компаньонкой в дом своего деда. Папа решительно возражал против ее плана, считая его слишком опасным. В письмах, которые ей передавал мистер Мэнди, папа умолял ее немедленно покинуть Уоррингтон-Хаус. Сейчас, увидев ее вместе с Розабел, он оказался перед дилеммой.

– Вам не следовало сюда приходить, – строго сказал он. – Тюрьма неподходящее место для юных леди.

– Вот и Брауни так говорит. Но мне так хотелось познакомиться с вами, дядя Гилберт, – можно я буду вас так называть? – Розабел нерешительно улыбнулась. – До недавнего времени я не подозревала о вашем существовании. Мне говорили, что тетя Эмили умерла совсем молодой.

– Она умерла для Уоррингтонов.

Горечь в голосе отца вынудила Клер приблизиться к окошку и вступить в разговор.

– Леди Розабел переживает, что вас содержат в плохих условиях, сэр. Как вас здесь кормят?

Она смотрела на него с любовью и заботой. Он похудел, одежда болталась на нем как на вешалке. Черты лица болезненно заострились. Клер опасалась, что скудный тюремный паек, состоявший из хлеба, воды и небольшого куска мяса один раз в неделю, сильно подточил его силы.

Взгляд отца смягчился.

– Не волнуйтесь, – сказал он с улыбкой. – У меня великолепные апартаменты, – он указал на железную кровать, – отличный вид из окна, а теперь еще и чудесная компания.

Сморщив носик, Розабел оглядела камеру.

– А где матрас и подушка? И почему здесь нет хотя бы угольной жаровни? Нет, это ужасно.

– Мне много не надо, – заверил ее отец. – Отдельная комната, бумага и перо. Большего нельзя и желать.

«Кроме свободы, – подумала в отчаянии Клер. – Если бы я только могла вернуть ее тебе».

– Я полагаю, вы откажетесь от моей помощи из-за того, что сделал когда-то мой дед. Должно быть, вы презираете его за то, что он лишил тетю Эмили наследства.

– Я думаю, мистеру Холлибруку неприятно вспоминать об этом, миледи, – заметила Клер.

Розабел опустила голову, словно маленькая девочка.

– Простите, если я допустила бестактность, дядя. Это оттого, что я почти ничего не знаю о вас.

Гремя цепями, отец приблизился к окошку.

– Я думаю, ваше любопытство вполне объяснимо. Но я не могу поверить, чтобы вы пришли сюда с разрешения лорда Уоррингтона.

– Маркиз – очень строгий человек, – сказала Клер. – Именно поэтому мы должны немедленно уйти отсюда.

Розабел покачала головой:

– Нет, я еще не собираюсь уходить. – Она боязливо оглянулась и понизила голос до шепота. – Я должна передать вам нечто важное, дядя Гилберт.

После этих загадочных слов она опустилась на корточки, сдернула с корзинки покрывало и достала буханку хрустящего хлеба, банку малинового варенья и банку сливочного масла.

Отец удивленно выгнул бровь. Клер тоже смотрела на кузину, ничего не понимая. К чему такая таинственность вокруг обыкновенной еды?

– Как вкусно пахнет, – сказал отец. – Давно я не ел такого хлеба.

– Он не только вкусный, но и очень полезный. – Просунув хлеб сквозь прутья решетки, Розабел подмигнула дяде. – Он вам понравится во всех отношениях.

Клер переглянулась с отцом. Отец взял хлеб и нахмурился. С нижней стороны буханки виднелась узкая длинная прорезь, из которой он вытащил толстый металлический надфиль с зазубренными краями.

Клер испуганно зажала рот рукой и бросила взгляд в конец коридора. К счастью, тюремщик не выходил из своей комнаты.

– В тюрьму нельзя приносить такие вещи.

– А я принесла, – сказала Розабел, весьма довольная собой. – Я нашла эту штуку в сарае у садовника. Ну, разве я не молодец?

– Вы поступили безрассудно. За это вас саму могли посадить в тюрьму.

«Глупая, глупая девчонка. А я еще глупее, – подумала Клер. – Как я могла допустить такое?» Тем не менее, этот поступок доказывал, что Розабел не имела отношения к преступлениям Призрака. Иначе, зачем бы она стала вызволять из тюрьмы своего дядю?

Если только ее не терзает чувство вины…

– Вы не должны были подвергать себя такой опасности, – сказал отец, убирая надфиль обратно в хлеб. – Я благодарен вам за добрые намерения, но оставить это у себя я не могу.