Меган Маккинни - Часы любви Страница 57

Но победила все-таки не благопристойность, а сон, и утром, проснувшись, она с тревогой обнаружила, что во сне их тела переплелись. На ней была ночная рубашка – из тех, что нашлись в чемоданах, – но тонкий, розовый как морская раковина шелк служил слабой защитой. Лежа возле него, она ощущала буквально все: тепло его кожи, тугие мышцы, прикосновение к груди жестких волос предплечья. Равенна попыталась подняться, но Тревельян придавил ее прядь волос.

Даже во сне он держал ее в плену.

Все было не так как надо. Вместе, невенчанные, они ночевали в незнакомой гостинице, на ней была неношенная рубашка его покойной жены. Подобное пробуждение вполне было способно оказаться одним из худших моментов ее жизни. Но за мелкими стеклами наборного окна вставало солнце, и на постели шахматной доской вырисовывались веселые, полные света клеточки. Под окном на дереве чирикали птицы. И хотя очаг уже остыл, ей было тепло… на удивление тепло и уютно; Равенна ощущала себя, как ни странно, хорошо отдохнувшей, и ее охватывало незнакомое чувство, весьма напоминавшее… справедливость всего происходящего.

Даже в карете оно не покинуло ее. Небо над головой искрилось как отшлифованный аквамарин, горы укрывала зелень – изумрудная зелень Ирландии. Быть может, оптимизм в душе Равенны поддерживала только погода, однако, бросая взгляд на сидевшего напротив него мужчину, она вспоминала, каким Ниалл был во сне, сгладившем, едва ли не стершем морщины на лице его; изгиб губ, заставивший ее сопротивляться неожиданному желанию разбудить его поцелуем… К собственному негодованию чувство благополучия охватывало ее все сильнее. Все это было совершенно необъяснимо.

Она поглядывала на Тревельяна, уставившегося в окно со строгим и задумчивым выражением на лице. Насколько все-таки загадочен этот человек. Гейс или нет, он все равно не был обязан помогать им с Граньей все эти годы. Бессмысленно после столь жестокого обращения, как было в ту ночь, проведенную ею в замке, оставлять в смятении Лир, как никогда нуждающийся в твердой руке графа, только ради того, чтобы проводить ее в Антрим, где, быть может, они сумеют что-нибудь узнать об отце.

– Почему ты смотришь на меня? – спросил Тревельян, обнаруживший признаки всевидения, ибо за прошедшее время он ни разу не оторвал глаз от ландшафта за окном.

В смущении она отвернулась. Тревельян улыбнулся и поглядел на нее.

– Я тебе интересен?

– Вы читаете мои мысли, граф.

Рот его недовольно дернулся.

– Если бы я только умел это делать.

– Я не понимаю вас. Иногда вы такой благородный, и тем не менее…

– И тем не менее иногда кажусь настоящим злодеем, так?

Она кивнула.

Граф посмотрел из окна на зеленые холмы Антрима.

– Просто я все еще пытаюсь найти свое место на этой земле. Как и твой Малахия. Как и ты сама.

– Гейс мучает вас тем, что мое место рядом с вами.

Глубина взгляда Ниалла поглотила ее.

– Гейс, моя милая леди, свел нас вместе. А вот останемся ли мы рядом, зависит не от него.

– А от кого же?

– От меня.

Короткий взгляд буквально лишил ее дыхания. В нем вожделение сочеталось с насилием и ранимостью. Головокружительная страсть сулила равно и счастье и погибель. В нем властвовало обладание. Абсолютное. Равенна не сразу смогла отвернуться.

– Что бы ни случилось… – прошептал Ниалл. Сердце ее стучалось о ребра едва ли не с ожиданием. Но он так и не заговорил о любви.

Молча она заставила себя обратиться к пейзажу. Соблазн, исходивший от этого человека, с каждым мгновением все плотнее опутывал ее, и, осознав это, Равенна ощутила озноб. Решимость Ниалла пугала ее. Она сомневалась в своей способности противостоять ему. Он мог дать ей целую гамму страстей – от добра до зла, от праведности до порока, однако она понимала, что, покорившись Тревельяну, отдаст себя на растерзание. Он возьмет ее целиком, душой и сердцем, так что она превратится при нем в найденыша, всегда мечтающего о его понимании, о милости, и прекрасно сознающего, что никогда не удостоится его любви. Ибо такой человек, как он, не способен полюбить существо, недостойное себя.

Она подумала о том человеке, ради которого они направились в Антрим. О своем отце. Ей хотелось угадать, действительно ли он был таким рыцарем, в которого она так отчаянно верила. Он ведь мог оказаться подобным Тревельяну вельможей, увлекшим попавшуюся ему бедную девушку, а потом безжалостно бросившим ее, невзирая на ее верность, с которой Бриллиана унесла имя своего любовника в могилу.

Громкий треск вывел ее из задумчивости. Карета вздыбилась, и Равенна повалилась вперед; если бы не надежная рука Тревельяна, она могла бы разбить голову о косяк распахнувшейся двери.

Ниалл помог ей подняться на ноги. Собравшись с духом, Равенна выпалила:

– На нас напали?

Он смотрел на нее сухими и строгими глазами.

– Похоже, что мы сломали ось. Сейчас проверю.

Она остановила Ниалла так резко, что он даже удивился обнаруженному ею пылу.

– Не надо. У меня скверное предчувствие. Что, если это новое нападение? Быть может, смутьяны снова решили напасть на вас.

– Ты считаешь, что они попробуют меня убить в этом глухом месте, где некому посмотреть на дело их рук? – Тревельян задумчиво провел пальцами по ее щеке. – Едва ли.

– Но я все-таки не могу избавиться от этой мысли.

Тревельян вылез из кареты. Даже не задумавшись о последствиях, она сразу же поспешила за ним, позволив кучеру помочь ей спуститься из перекосившегося экипажа.

Мужчины стали осматривать карету, а Равенна прислонилась к экипажу и, щурясь, оглядела лесистые окрестности. Все было спокойно.

– Ось переломилась, – проговорил, присоединяясь к ней, Тревельян. Кучер отправился на холм, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости. Когда он повернулся к ним и отрицательно покачал головой, она ощутила странный испуг. Других карет на дороге не было видно.

– Нам придется возвращаться назад в Хенси? – спросила она.

Тревельян промолчал. Он не отводил глаз от кучера. Вернувшись, тот остановился возле них, теребя редкую бороду и явно опасаясь заговорить.

– Как твое мнение, О'Молли, что нам теперь делать? – Тревельян глядел на кучера пронзительным взглядом, как ястреб на полевую мышь.

– Не знаю, милорд. – Круглолицый мужчина скрестил руки на объемистом чреве, как бы желая показать, что он обдумывает варианты.

– До замка Кинейт дальше, чем до городка, правда?

– Ага, милорд.

– Значит, нам лучше вернуться в город.

– Если вы считаете это более удобным, милорд.

– Нет, лучше нам направиться к Кинейту. Равенна гораздо лучше отдохнет в замке.

Взгляд Равенны переходил с одного на другого. С удивлением она заметила, что лоб О'Молли покрылся потом.

– Это можно, сэр… но до города ближе. А здесь не останешься. С леди и не имея защиты. – О'Молли как-то странно озирался, и Равенну вдруг озарило, что она знала этого заросшего бородой человека. Лицо его казалось знакомым, и она мучительно попыталась вспомнить, кто он.

– Конечно. Ты лучше знаешь эти места, О'Молли. Твои старики, кажется, из Антрима.

– Мэр графства, милорд. Имя O'Mai'lle на гэльском означает вождь.

Тревельян прислонился спиной к карете. Равенна подумала, что ей не хотелось бы оказаться на месте О'Молли под этим ужасным взглядом.

– Интересно… интересно… – пробормотал Тревельян, бесстрастный голос не соответствовал его пронзительному взгляду.

– Достать ли мне сумки, милорд?

– Да.

Схватив Равенну за руку, Тревельян зашагал в сторону города.

– Возьми пару саквояжей. Мы будем ждать тебя в таверне, откуда ты можешь прислать нам новую карету.

– Хорошо, милорд, – О'Молли в последний раз глянул на Равенну – с тревогой.

– Будьте осторожны, мисс, – окликнул он ее, – дорога впереди может быть неровной.

– Спасибо, – прошептала Равенна, прежде чем Тревельян поспешно увлек ее за собой.

Они взобрались на крутой холм по дороге к городу. Не имея более сил молчать, Равенна проговорила:

– По-моему, нам лучше не ходить туда. Это опасно.

– Ты не доверяешь Шону О'Молли? – спросил граф.

– Шон О'Молли… – Имя это, безусловно, было знакомо ей. Подобрав волочившийся по земле пурпурный подол дорогого шерстяного плаща, она повторила это имя про себя. И вдруг вспомнила. – Шон О'Молли! – сказала Равенна едва ли не истерическим шепотом. – Теперь я вспомнила его. Но как он переменился… он же был в детстве таким высоким и тощим. Он водился с Малахией, ну и… ну и…

– С тобой? – "договорил Тревельян.

– Да, – призналась Равенна, испуганная ответом и оттого присмиревшая. – Тогда мы были детьми, но Шон до сих пор водится с Малахией, а значит…

– А значит, что по дороге в Хенси меня ждет сюрприз, правда?

– Тогда нам нужно вернуться.

Положив руку ей на талию, граф сказал:

– И не думай о том, чтобы вернуться к О'Молли.

Возможно, он просто пристрелит меня на месте без всяких разговоров.