Анн Голон - Анжелика. Война в кружевах Страница 58

— На это даже не рассчитывайте, дорогой, — холодно произнесла она.

Филипп резким жестом снова распахнул ее лиф, оторвав три алмазные застежки.

— А разве я спрашиваю вашего согласия, манерная дура? — прорычал он. — Вы еще не поняли, что принадлежите мне? Ха-ха! Я прекрасно знаю ваше уязвимое место. Гордая маркиза желает, чтобы с ней были предупредительны!

Он грубо стянул с нее лиф, разорвал нижнюю рубашку и с жестокостью наемника во время грабежа сжал ее грудь.

— Может быть, вы забыли, кем являлись некогда, мадам маркиза? Вспомните те времена, когда вы бегали по полям неотесанной деревенщиной, с сопливым носом и грязными ногами. Как сейчас вижу вас в дырявой юбке со спадающими на лоб волосами. Но даже тогда вы были само высокомерие!

Он поднял лицо Анжелики, чтобы она смотрела прямо ему в глаза, и с такой силой сдавил виски, что ей показалось, будто у нее сейчас треснет череп.

— Эта девка вылезает из старого полуразвалившегося замка и позволяет себе дерзить королю!.. Коровник — вот ваше место, мадемуазель де Монтелу. Недаром вы так хорошо себя здесь чувствуете. И я намерен пробудить в вашей памяти воспоминания о сельской жизни.

— Оставьте меня! — закричала Анжелика, пытаясь ударить мужа.

Но она чуть не разбила кулаки о железную кирасу и со стоном стала трясти руками. Филипп расхохотался и набросился на жену, которая все еще продолжала отбиваться.

— Ну-ка, сопливая пастушка, дайте задрать вам юбку без лишних церемоний.

Филипп схватил ее в охапку, поднял и понес к куче сена, лежавшей в темном углу сарая.

Анжелика кричала:

— Оставьте меня! Оставьте меня!

— Замолчите! Вы переполошите весь гарнизон.

— Тем лучше. Все увидят, как вы со мной обращаетесь.

— Оглушительный скандал! Мадам дю Плесси изнасилована собственным мужем.

— Я вас ненавижу!

В пылу борьбы Анжелика почти зарылась в сено и чуть не задохнулась, но все же исхитрилась укусить до крови державшую ее руку.

— Мерзкая тварь!

Филипп несколько раз ударил ее по губам, а потом завел ей руки за спину, чтобы она не могла пошевелиться.

— Боже мой! — выдохнул он, почти смеясь. — Никогда еще не имел дела с такими бешеными кошками. Да здесь нужен целый полк.

Полузадушенная, Анжелика теряла силы. Все будет так же, как уже случалось. Она принуждена смириться с унизительным насилием, с этим скотским обращением, против которого так бунтовала ее гордость. И ее любовь. Та робкая любовь, которую она чувствовала к Филиппу и которая не хотела умирать. Любовь, в которой Анжелика не желала себе признаваться.

— Филипп!

Он достиг своей цели. Ему было не впервой вести подобную борьбу в темном сарае. Он знал, как удержать добычу и как ей воспользоваться, пока она, задыхаясь, дрожит, распластанная под ним.

Их окутывал полумрак, в котором танцевали крошечные золотые точки — частички пыли, освещенные тонким солнечным лучом, пробившимся в щель между двумя досками.

— Филипп!

Он услышал, как Анжелика зовет его. Звук ее голоса был каким-то странным. Утомление или пьянящий запах сена, от которого теряешь голову, но Анжелика внезапно сдалась. Она устала от сопротивления. Она приняла насилие и господство этого мужчины, который хотел быть жестоким. Ведь это был Филипп, тот Филипп, которого она любила уже в Монтелу. И неважно, что она изранена почти до крови!

В порыве, который освобождал ее чувства, она, как самка, подчинялась воле самца. Она была его жертвой, его вещью. Он был вправе использовать ее, как ему нравится.

Несмотря на дикое напряжение, владевшее им в ту секунду, Филипп почувствовал ее отказ от борьбы и неожиданно стал мягче, нежнее. Быть может, он испугался, что ей плохо? Он сумел справиться со слепым вожделением, со своим исступлением и попытался разгадать, что скрывает полумрак, что нового в этой нежданной тишине. Он ощутил легкое дыхание Анжелики на своей щеке. И это заставило его вздрогнуть от незнакомого раньше волнения. Как будто при вспышке молнии, он сильнее прижался к этой женщине, казавшейся слабой, как ребенок.

Чтобы прийти в себя, он вновь разразился чередой проклятий.

Филипп откатился в сторону, не зная, что почти довел жену до пика наслаждения.

Краем глаза он наблюдал, как она приводит в порядок одежду, и каждое движение доносило до него теплый женский запах. Ее смирение показалось Филиппу подозрительным.

— То, что сейчас произошло, как мне кажется, нравится вам не больше, чем какое-то другое наказание… Так вот, отныне это будет вашим наказанием.

Анжелика несколько секунд молчала, а потом с растяжкой, чуть хрипловатым голосом сказала:

— А могло бы быть вознаграждением.

Филипп подскочил, словно заметив неожиданную опасность. Его тело было охвачено странной слабостью. Больше всего ему хотелось опять растянуться на теплом сене, рядом с Анжеликой, и обменяться с ней простыми признаниями. Это чуждое желание оскорбило, взбесило маркиза. Но резкие слова так и не сорвались с его губ.

Маршал дю Плесси вышел из сарая с тяжелой головой. В его душе появилось гнетущее чувство, что и на этот раз последнее слово осталось не за ним.

Глава 23

Герцог де Вивонн предлагает принять Кантора к себе на службу. — Королевский праздник по случаю военных побед. — Неожиданное появление Филиппа. — Франсуаза Скаррон получает приглашение в Версаль. — Людовик предлагает маркизе дю Плесси мир и просит у нее прощения

ЖАРКИЙ июльский полдень окутал Версаль. Анжелика, мечтая о прохладе, в обществе мадам де Людр и мадам де Шуази прогуливалась вдоль Водной аркады. Эта аллея манила густой тенью деревьев и, пожалуй, еще сильнее — чарующей магией бесконечных фонтанов, которые били по обеим сторонам прямо из-за скамеек, стоявших на газоне. Переливающиеся струи образовывали над головами удивительный водяной свод, под которым нельзя было промокнуть.

Именно здесь дамы встретили господина де Вивонна. Поклонившись, он подошел к Анжелике.

— Я намеревался поговорить с вами, мадам. Обращаюсь к вам не как к прелестнейшей нимфе этих лесов, но как к мудрой матери, чей образ воспевала сама античность. Словом, я прошу вашего согласия принять к себе на службу вашего сына Кантора.

— Кантора? Почему вас заинтересовал мой сын?

— А почему мы мечтаем стать обладателями звонкоголосой птицы? Этот мальчик меня очаровал. Он великолепно поет, в совершенстве владеет игрой на многих музыкальных инструментах. Я хотел бы взять его в поход, чтобы он своим замечательным голосом пел песни на стихи, которые я сочиню.

— Какой поход?

— Разве вы не знаете, что недавно меня назначили адмиралом флота? Король повелевает мне разбить турецкие войска, осаждающие остров Кандию в Средиземном море.

— Но это так далеко! — воскликнула Анжелика. — Я не могу позволить ребенку отправиться в такую даль. Он еще маленький. Какой из него рыцарь в восемь-то лет?

— Он выглядит на одиннадцать, и ему будет вполне уютно в компании моих пажей, принадлежащих к знатным семействам. Мой дворецкий — мужчина средних лет, он отец многочисленного семейства. Я накажу ему внимательно присматривать за вашим прелестным мальчиком. И к тому же, мадам, разве у вас нет собственных интересов на Кандии? Вы просто обязаны послать одного из сыновей на защиту своих владений.

Отказавшись сразу рассматривать предложение всерьез, Анжелика все-таки пообещала подумать над ним позже.

— Было бы разумно с вашей стороны согласиться на такое предложение, — посоветовала мадам де Шуази после ухода Вивонна. — У герцога блестящее положение в обществе, а с получением новой должности генерал-лейтенанта флота он стал одним из самых высокопоставленных французских вельмож.

Мадам де Людр скривила рот в кислой усмешке.

— И не забывайте, что Его Величество день ото дня благоволит ему все больше, чтобы угодить сестрице вышеназванного адмирала.

— Вы говорите так, словно превращение мадам де Монтеспан в фаворитку — свершившийся факт, — заметила мадам де Шуази. — Ведь маркиза такая набожная женщина!

— То, что выставляют напоказ, никогда не соответствуют действительности. Об этом свидетельствует весь опыт человечества. Мадам де Монтеспан, наверное, предпочла бы сохранить свою измену в тайне, но ревнивый супруг не оставил ей выбора. Он раздувает такой скандал, будто его соперник — заурядный парижский щеголь.

— Ах! Не говорите мне об этом человеке. Это просто сумасшедший, самый страшный богохульник во всем королевстве.

— Я слышала, что на последний дружеский ужин у Месье мессир де Монтеспан пришел без парика и заявил, что у него на лбу выросли такие рога, что он просто не может его надеть. Вот смешно! Ха-ха-ха!

— Зато совсем не смешно, что вчера в Сен-Жермене он посмел нанести оскорбление самому королю. Мы возвращались с прогулки по Большой террасе, когда увидели, как во двор въезжает экипаж маркиза де Монтеспана, весь задрапированный черными лентами с серебряными кисточками. И маркиз вышел весь в черном. Король очень любезно и обеспокоенно спросил, по кому он носит траур. А тот ответил замогильным голосом: «По моей жене, сир».