Екатерина Мурашова - Сибирская любовь Страница 61

Следующим днем было воскресенье. Егорьевцы отдыхали и развлекались. Развлечения состояли в посещении винных лавок и катаниях по тракту. Обильно и с удовольствием позавтракав, Серж отправился погулять. (Подавала все та же рослая, смешливая девка. В благодарность за обслуживание Серж потрепал ее по щеке и подхлопнул по ядреной попе. Девка зарделась и захихикала, но оскорбленную невинность строить из себя не стала.)

Экипажи, представившиеся взгляду Сержа на улицах Егорьевска, были самые удивительные. Встречались когда-то дорогие, но уже пооблупившиеся кареты (на такой, например, ехало духовное семейство Боголюбовых. Миловидная поповна весело подмигнула Сержу и тут же стеснительно потупилась). С гиканьем, на каких-то немыслимых ящиках-развалюхах, поставленных прямо на оси, мчались молодые мастеровые в заломленных набекрень картузах. Почтительно кланяясь знакомым, медленно тащилось в закрытом шарабане еврейское семейство. Сам трактирщик шел впереди и вел под уздцы толстого мерина. Мерин прикрывал лиловые глаза, тянул в сторону и норовил ущипнуть что-нибудь из жухлой зелени, пробивающейся из-за заборов. Внутри шарабана виднелось румяное лицо трактирщицы и еще что-то ярко-оранжевое, по-видимому, головной платок кого-то из родственников. Проехали в небольшом возке девицы Златовратские. Каденьки не было видно, должно быть, опять принимала в своей амбулатории. Левонтий Макарович со скучающим видом сидел рядом с возницей, смотрел в небо и явно считал кружащихся над куполом Покровской церкви ворон.

Некоторое время Серж прогуливался, смутно ожидая, не появится ли Машенька Гордеева. Но Машенька не появилась, а Серж, наконец, задал себе вопрос: на что мне? – и, не отыскав ответа, направился к лавке, поглядеть на ассортимент товаров.

В целом, после обеда он уж был уверен, что препровождение воскресного дня, отведенного Господом для отдыха, в Егорьевске не слишком отличается от оного в его родной Инзе.

Глава 17

В которой Дмитрий Михайлович Опалинский знакомится с делами, встречает тень прежней жизни и волшебное видение на лесном озере

На Воздвиженье дожди прекратились, и выглянуло солнце. И сразу все засверкало! Яркое небо с облаками, а под ним – золотые лиственницы и березы, багряные осины, кедры благородной темной зелени. Серж Дубравин, как зверь, раздувал ноздри, втягивая головокружительные запахи, которые ветер нес из тайги, – и не мог надышаться. Черт, да есть ведь что-то здесь, в дремучей глухомани! Это вам не Инза, где, кроме как свинячьим навозом из лужи (неблагородный запах!), вовек ничем не пахло. На таком ветру энергия пробуждается, хочется двигаться, говорить, действовать! Сотворить что-нибудь – эдакое… чтоб хоть приисковому медведю с монгольской рожей утереть нос.

Первое, что сотворил Серж, когда просохли дороги – поехал на прииск. До сих пор он был там только один раз – с Гордеевым. То, что он тогда увидел, произвело на него впечатление чрезвычайно гнетущее. Какие-то фантастические громоздкие конструкции, дерево и железо в немыслимых сочетаниях, ошметки грязи, падающие на голову с гигантских лопастей. Кем же надо быть, чтобы во всей этой чертовщине разбираться?!

Медведь с монгольской рожей, Печинога – разбирался. Серж при нем помалкивал, прекрасно понимая, что от этих дьявольски непроницаемых глаз невежества нипочем не скроешь. Еще удивительно, как от Гордеева-то удалось скрыть! Наверно, потому лишь, что тот особенной сноровки от нового управляющего и не ждал. Мол, что такое этот мальчишка, где он там, в столицах, настоящего-то дела мог понюхать. В связи с этим возникал смутный вопрос: а зачем он ему вообще? Печинога – чем не управляющий? Что, пыль в глаза кому-то захотел пустить: инженеров, мол, из Петербурга пачками выписываю! Наверно, так и есть.

На этой мысли Серж успокоился. И начал старательно изучать бумаги в конторе, знакомиться с людьми, короче – вникать в дело. Но на прииск не ехал. У Гордеева это вызывало недоумение – Серж кое-как отговаривался, тянул… Все потому, что встречаться с Печиногой не хотел ни в коем случае. Хватит, наунижался! Нынешним утром, неожиданно столкнувшись с ним в конторе, хотел было с надменным видом пройти мимо, а тот возьми да поздоровайся – невозмутимо и до того равнодушно, что Серж даже споткнулся. И – покраснел, чувствуя себя полнейшим идиотом. Это ж можно так с людьми расправляться! Рраз – и на место! И ничего не сделаешь. И, главное, – за что?!

Эта позорная встреча имела, впрочем, одно полезное последствие. Печинога в город приехал, оказывается, по делу, а оттуда по тому же делу собирался отправиться в Ишим. Значит – на прииске его не будет. Можно ехать! Серж мигом собрался. Велел оседлать Огонька. Этого ладного трехлетка, веселой светло-рыжей масти, он сразу присмотрел для себя на хозяйской конюшне и уже договорился с Гордеевым, что выкупит его, когда наберет денег из жалованья. По тракту Огонек разогнался галопом, и лишь когда повернули на прииск – перешел на шаг. Десять верст пролетели незаметно, мимо каменных осыпей и болот с осенним сонным комарьем, мимо золотых полян и черных ельников, мимо знаменитой кривой сосны, на которой, по местному преданию, одна ревнивая самоедка когда-то мужа вместе с его подружкой повесила… Серж улыбался и жмурился от ветра, крепко держась в стременах – что-что, а ездить верхом научился отменно, спасибо питерскому сезону. Не удалось таки папеньке вырастить из него свое подобие, стручком согнутое. Да уж, поглядели бы на него сейчас гимназические приятели… а лучше – она, хрустальная девочка Софи.

Сержу мимолетом сделалось даже совестно. Нет, не из-за собственного позерства – здесь он вполне все понимал и сам над собой посмеивался. Но вот почему вспомнил о Софи только сейчас? С того самого утра, когда полицейский чин разбудил его в кутузке – ни разу! А она-то, бедняжка, в такой пылкой любви признавалась, в Сибирь за ним рвалась. Нет, ей – что, забудется скоро, так, эпизод из ранней юности. Но у него-то – неужто на каждом шагу десяток таких Софи?

Нехорошо, милостивый государь, высокомерием заражены-с! – выговорил он себе и рассмеялся громко – так, что даже Огонек удивленно прянул ушами.

С таким беспечным настроем он и прибыл на прииск. На сей раз ему это таинственное заведение почти понравилось. Потому ли, что Печиноги не было, или просто – синее небо, грязь просохла, солнце играет на железных частях механизмов, грандиозных, как допотопные ящеры. И столько жизни кругом! В прошлый раз ему показалось, что у рабочих, ломавших шапки перед хозяевами, физиономии будто задней ногой слеплены и глаза – угрюмые, злые. А сейчас пригляделся – ничего подобного. Нормальные мужички, не хуже тех, что за Уралом. Носы с прожилками, так это ясно, почему. У нас на Руси, известно, мимо носа никто не проносит, – а казна государева и с нею господин Гордеев имеют с этого стабильный барыш.