Джулия Грайс - Изумрудное пламя Страница 64

На обратном пути, сидя с Мэйсом вдвоем на лошади, она узнала историю их спасения. Десять мужчин выследили индейцев в их лагере, но подходящая возможность для штурма представилась только через два дня. Мэйс вскарабкался на гору и устроил наблюдательный пункт в двух шагах от лагеря, в густом подлеске. Его чуть было не обнаружила одна дряхлая старуха, совершавшая у ручья утренние омовения.

– О! – воскликнула Эмери, представив, какой опасности он подвергал себя. – Что, если бы тебя заметили их собаки? Они не оставили бы тебе ни одного шанса! Ты…

– Я сидел в ручье, в бегущей воде. Она уносила мой запах. Как бы там ни было, я должен был пойти на это.

Мне только надо было убедиться, что это то самое племя, которое захватило тебя, и что ты жива. И пока я не убедился в этом, не было смысла атаковать.

Эмеральда промолчала. Много белых мужчин нападали на индейские лагеря, не давая себе труда разобраться, те это индейцы или совсем другие.

– Почему мы молчим? – спросил Мэйс, когда они проехали в тишине порядочное расстояние.

– Я все думаю о Встающем Солнце, о девушке, которая едва не убила меня.

– Отчего?

– Она… Она красиво разрисовывала бизоньи шкуры. Как ты думаешь, она сможет работать после того, как ты прострелил ей руки?

Эмеральда не могла избавиться от стоящей перед глазами картины: Встающее Солнце, стоя на коленях, удивленно рассматривает свои окровавленные руки.

Мэйс нахмурился.

– Думаю, сможет. По крайней мере я надеюсь на это. Индейцы – крепкий народ, Эмеральда, и искусный в медицине. Они умеют сращивать сломанные кости, у них есть особые рецепты лекарств из целебных трав, и некоторые из них удивительно эффективны.

– Я… Я полагаю, что так.

– Все в порядке, Эмеральда. Что с тобой? Ты так расстроилась из-за того, что я ранил эту девушку? А что я, по-твоему, должен был делать? Позволить ей убить тебя? Ведь все шло к тому. Если бы я ее не остановил, ты была бы уже мертва.

– Я знаю, но…

– Да я должен был пристрелить ее, глупышка. – Голос Мэйса стал хриплым.

Какое-то время они ехали молча. Эмери чувствовала себя крайне неуютно в такой тесной близости с Мэйсом. Хотя его мысли были очень далеки от нее. В последнюю их встречу они поссорились – она что-то нелицеприятное сказала о Труди. Может, он сейчас об этом думает? Интересно, как много успел он рассмотреть, наблюдая за индейским лагерем? Понял ли он, что она стала женой Одинокого Волка?

– Мэйс, – наконец решилась она. – Я должна тебе кое-что рассказать…

– Не надо мне ничего рассказывать, Эмеральда. Я никогда не спрошу тебя ни о чем. Что было, то было, и не надо ворошить прошлое.

Она вздохнула, вспоминая безумную ночь с Одиноким Волком и то удовольствие, которое он сумел доставить ее телу.

– Да, наверное, ты прав…

Мили пути остались позади, и вот уже показался лагерь. Тимми и остальные приотстали.

– Иди в лагерь, Эмеральда. Уверен, что тебя встретят с радостью. Я вернусь назад, посмотрю, как там остальные. Лошадь Тетчера подвернула ногу и требует особого внимания.

Эмери неохотно спешилась возле круга повозок. Мэйс помахал ей рукой и ускакал назад, и Эмеральда пошла к повозкам. Было темно, и повозки отбрасывали лиловые тени.

Первой, кого она увидела, была Труди. Она сидела на скамеечке возле своей повозки и кормила Кальфа из грубой самодельной бутылочки. Труди подняла глаза и, увидев Эмери, вскочила на ноги.

– Эмери, Эмери! – с криком выкатилась из повозки Сюзанна, кудряшки ее развевались на бегу. Она упала в объятия Эмеральды и прижалась к ней. – Эмери, ты вернулась! Как хорошо!

Вот она и дома.

Вокруг нее стали собираться женщины. Они наперебой расспрашивали ее. Где Тимми? Что с мужчинами? Все ли они живы-здоровы? Запинаясь, Эмери заверила их, что все прошло хорошо, единственная неприятность постигла лошадь Уайта, но и она всего лишь подвернула ногу, что Мэйс с остальными вот-вот будут на месте.

Труди вздохнула с облегчением.

– Значит, с Мэйсом все в порядке, – удовлетворенно произнесла она.

– Да, не волнуйся. Труди опустила глаза:

– Вчера мы похоронили Маргарет и Оррина. Билл Колфакс прочел заупокойную молитву. Мы положили камень на их могилу и выцарапали их имена.

– Ох…

И тут Эмери заметила любопытные взгляды, которыми женщины оглядывали ее необычную одежду и прическу. Только сейчас до нее дошло, как она выглядит в их глазах. Лицо и руки ее были в грязи, исцарапаны, покрыты ссадинами и синяками. В грязи были волосы и одежда.

– Боже! На тебе индейское платье! – услышала она женский голос. Чей? Наверное, Кэтти.

– Да. Они забрали мою одежду. Не знаю, что они с ней сделали, – неохотно объяснила Эмеральда. Ей вовсе не хотелось отвечать на вопросы. Больше всего ей хотелось забраться в повозку, с головой закутаться в одеяло и плакать, пока не иссякнут слезы.

Но женщины продолжали смотреть на нее, все, включая Труди.

– Я не хочу больше ни о чем тебя расспрашивать, – шепнула она Эмери. – Представляю, как тебе хочется скорее все забыть.

Девушки переглянулись. «Она знает, – подумала Эмеральда. – По меньшей мере часть из того, через что мне пришлось пройти».

Она почувствовала себя грязной в прямом и переносном смысле. Радость от возвращения домой померкла. По дороге она думала о малыше Кальфе, представляла, как будет нянчиться с ним, но сейчас сердце ее обледенело.

– Знаешь, Кальф оказался крепким малым, – сказала Труди, – по крайней мере сосет он прекрасно. Бен Колт сделал ему бутылочку из старой спринцовки. Представляешь, сработало!

Эмеральда села на землю и взяла малыша на руки, как учила ее Маргарет. Малыш был сухой и чистый. Он крутил головкой и размахивал кулачками.

– Привет, Кальф, – сказала она.

Малыш посмотрел на нее. Его голубые глаза были яркими и тревожными, как у птицы. И в них было что-то, что внезапно напомнило ей Маргарет. Эмери склонилась над ним и заплакала.

Через несколько минут подъехали остальные. Эмеральда положила ребенка в корзину и пошла им навстречу. Мгновенно они с Тимми оказались окруженными толпой эмигрантов. Все они, и те, кто был поближе, и те, кто оказался позади, с пристальным вниманием смотрели на нее.

Уайт Тетчер хвастливо сообщил всем, что едва не угодил под стрелу индейца. Зато сам убил двоих и одного ранил.

– Мы убили то ли шесть, то ли восемь этих дикарей, – продолжал он. – Вы бы видели, как они убегали! Как куропатки, бросились врассыпную. Мы их выбили почти всех, по крайней мере мужчин. Мэйс не дал нам расправиться с женщинами и детьми. Сказал, что от них вреда не будет. По мне, хороший индеец – мертвый индеец, не важно, самка или детеныш.

Эмери в ужасе смотрела на него. Они с Тимми ждали остальных в низине, возле ручья. Они слышали перестрелку, но не видели боя. А Мэйс ничего не сказал ей об этом.