Кэтрин Гаскин - Зеленоглазка Страница 64

Розу эта новость отрезвила, она даже слегка побледнела и сжала губы. Но все же она приняла ее удивительно благосклонно.

– Иди домой, Эмми, – сказала она. – Я и так тебя задержала.

Затем она спокойно улеглась в постель и отвернулась к стене. Громких рыданий не последовало. Глядя на нее, я подумала, что она просто сотрясается от плача, однако беззвучного, поэтому плакала ли она на самом деле, я так и не узнала. Оставив Розу, я вернулась в мир и покой нашего домика. Здесь Адам был только мой и в нашу жизнь не врывалась Роза. Здесь я снова обретала уверенность. Когда я проснулась на следующее утро, некоторое время мне было ужасно плохо. Но даже в перерывах между сотрясающей меня рвотой я не могла сдержать радости. Занимаясь в тот день домашними делами, я распевала вовсю, нисколько не беспокоясь, что меня могут услышать на Лангли-Лейн.

Под предлогом позаниматься арифметикой на несколько часов ко мне забегал Кон, но в основном он заходил посплетничать и задать мне свои неразрешимые мальчишечьи вопросы. Со следующей недели он должен был отправиться в частную школу на Сванстон-стрит.

– Придется отдать Кона в частное заведение, – говорил мне Ларри. – Приходские школы здесь ненамного лучше ирландских. А в хорошую его и не возьмут. Уж в шотландский колледж Кону никак не попасть, потому что он католик, да к тому же его отец – хозяин гостиницы. Так что приходится выбирать из того, что нам доступно. Да ведь и ты, Эмми, наверное, сможешь за ним присмотреть?

Я согласилась, как всегда соглашалась с Ларри, хотя у меня и были свои сомнения насчет школы мистера Вуда на Сванстон-стрит. Поговаривали, что он сильно пьет, и когда ученики шалят, его трость Представляет для них смертельную опасность. Но я также слышала, что в латыни и греческом мистеру Вуду не было равных. А его пробелы в арифметике и счете вполне могла бы компенсировать я. Я начинала понимать, что могло ожидать Кона в этой стране, если бы только он получил хорошее образование. Так что когда Кон вдруг ленился или просто хотел поболтать, я заставляла его вернуться к своим книгам.

– Иногда ты такая славная, Эмми, – говорил он мне, – а иногда злая, как Роза.

– Не дерзи! И давай постараемся уложиться в двадцать минут.

Карандаш отвратительно скрипел по грифельной доске Кона, который бормотал что-то о трех рабочих и сорокасемифутовой траншее. Я не могла не подсунуть ему под руку кусок только что испеченного торта, чтобы он смог поскорее простить мне эту дурацкую траншею.

Минут через пять Кон уже рассказывал:

– Утром к нам заходил Ларри. Он просил передать тебе привет от Бена Сампсона.

Довольная, я кивнула.

– Еще Ларри спрашивал, не могла бы ты прийти сегодня вечером и помочь ему рассортировать и дописать заказы, чтобы люди Лангли могли приступить к их выполнению. Новый работник Лангли неграмотный, и ему приходится запоминать все заказы наизусть или просить лавочников записывать их за него. Ларри собирается искать вместо него другого.

– А не мог бы этим заняться Пэт?

– Ларри говорит, нет. Он говорит, что Пэт не хочет на него работать, да и все равно они разругались бы в первую же неделю. Пэт получил теперь новый участок земли, правда, он к нему еще не притрагивался.

– Чем же он занимается?

– Ларри говорит, что Пэт проводит все свое время на Главной улице – пьет там и играет. Он даже немного выиграл, не в пример Тому. Ларри сказал, что весь Балларат говорит о долгах, которые Том оставил там и уехал.

– Кон… тебе не следует слушать такие разговоры. Ты еще слишком молод.

Он холодно на меня посмотрел.

– Тогда зачем же ты сама задаешь мне такие вопросы, если мне нельзя слушать эти разговоры, чтобы узнать на них ответы?

Я замолчала, а он с триумфом принялся за свой торт.

Ближе к вечеру, когда Кон уже ушел домой, а солнце клонилось к закату, в переулке послышался какой-то шум. Сначала я различила протестующие голоса извозчиков, а потом, после короткого спора, лошадям было велено трогаться; послышался грохот огромных колес по мостовой и громкий топот ног. Одну из телег пришлось завезти обратно в конюшню, чтобы пропустить другую. Извозчик, а это был Хиггинс, сердито ворчал.

– Делаю это только ради мисс Эммы! – крикнул он в окно кареты.

А Роза, которая ждала, пока к ней подойдет кучер и поможет сойти, высунулась из окна и охотно ответила:

– А ты, мой дорогой, попридержи язык!

Наконец она вышла из кареты – незабываемая фигура в этом грязном дворе. Сшитое точно по фигуре платье из шотландки расширялось книзу в виде огромной юбки, которая держалась по меньшей мере на шести накрахмаленных нижних юбочках. Думаю, в тот день это была самая широкая юбка во всем Мельбурне. На голове Розы держалась крохотная шляпка последнего фасона, какую здесь, наверное, еще и не видели; ее роскошные волосы ниспадали на шею блестящими аккуратными локонами. Роза грациозно направилась ко мне, и широкая юбка колыхалась при каждом ее шаге.

– Они думали, я пойду по такой грязи пешком, – объяснила она под сердитые крики Хиггинса.

Я перевела взгляд на карету.

– Да ведь это экипаж Джона Лангли!

Роза взяла меня под руку и придвинулась ближе. Казалось, ее глаза излучали озорное веселье.

– Пойдем в дом. Я все тебе расскажу… Дело сделано, – сказала она, как только я закрыла за нами дверь. – Я встретилась с ним, и теперь все в порядке. Нам придется жить вместе с ним на Коллинз-стрит – ах, только до рождения ребенка. Ну а он должен будет взять на себя все наши долги.

Все это Роза произнесла, не глядя на меня, а беспокойно двигаясь по комнате. Она посмотрелась в зеркало над каминной полкой, дотронулась до моей корзинки с шитьем и даже приподняла крышку сотейника, чтобы проверить, что там внутри.

– Сядь спокойно, Роза, и расскажи мне все по порядку. Неужели ты можешь сосредоточиться, порхая тут, как птичка?

Она нехотя присела.

– А мне и не надо сосредоточиваться. Я же тебе уже сказала – дело сделано! – лицо Розы покраснело от возмущения.

– Ну и как он тебя принял?

– Неплохо, – ответила она и нетерпеливо поежилась. – Ах, да какая теперь разница! Хотя тебе я могу рассказать все. Он был вежлив, но я чувствовала себя так, как будто он случайно задел меня на улице, не ожидая когда-нибудь еще увидеть. Он немного переменил свое отношение лишь после небольшой беседы со мной. Я прямо сказала ему о наших долгах. Еще я сказала, что пора бы им с Томом объединиться и что Том поможет ему в управлении поместий. Он ни слова на это не ответил – ни единого слова, Эмми, – пока я не сказала ему о ребенке. Ну а остальное случилось очень быстро, как будто мы заключили сделку. Да, думаю, так оно и было. Теперь он станет распоряжаться всем, что будет иметь отношение к ребенку, – образованием, няньками, буквально всем. Ну а мы, – при этом ее голос дрогнул, – мы будем полностью обеспечены. Дом, содержание, выезд. И даже поездка в Лондон после того, как родится второй ребенок, – так он сказал.