Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек Страница 68

— Безумица, ты не должна бросать учебу! — воскликнула Жерсанда. — Я дала себе слово, что сегодня вечером серьезно поговорю с тобой. Я не думала, что Анри заболеет и заставит нас так сильно волноваться. Конечно, я предпочла бы, чтобы Октавия умолчала о смерти Колетты Римо. Мы поговорим об этом завтра. Я молилась за бедную малышку и за Анри. Видишь, ему уже лучше, и я не хочу больше ждать. Мне необходимо твое согласие по одному очень важному вопросу.

— Неужели все настолько серьезно, мадемуазель Жерсанда?

— Скажем, что это очень важно для меня, тебя и твоего сына. Ты должна выслушать меня внимательно, это поможет тебе изменить решение.

Октавия кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание. Потом она показала на Анри, который зевал, сидя на коленях матери, и сказала:

— Я его уложу, Анжелина, и останусь с ним. Я постелила тебе в нашей с Анри комнате. В случае необходимости я позову тебя.

— Да, хорошо, — согласилась Анжелина, скрывая разочарование.

Служанка унесла ребенка. Жерсанда де Беснак немного помолчала, потом встала и принялась ходить по комнате, шурша платьем из серого муара с очень широкой юбкой и плиссированным лифом. Анжелина никогда прежде не видела у нее этого наряда. Жерсанда подошла к секретеру и достала конверт.

— В этом конверте лежит мое завещание, — сказала старая дама, вновь садясь около камина. — Это новый документ. После того как ты ответишь мне, я отнесу его своему нотариусу.

— Мадемуазель Жерсанда, прошу вас, неужели вы действительно хотите объявить меня своей наследницей?

— А ты думала, что я шутила, когда говорила, что ты получишь этот дом и деньги? — возмутилась Жерсанда.

— Нет, но я полагала, что сумею убедить вас не делать этого.

— В таком случае хочу тебя обрадовать. Я лишила тебя наследства в пользу твоего ребенка. Да, я завещаю Анри все свое имущество, фамильные владения в Лозере, городской дом в Пюи-ан-Велэ, этот дом, мои драгоценности и капитал. Но одно условие из старого завещания я сохранила: я обязала своего наследника предоставить стол и кров Октавии, к которой питаю глубокую привязанность.

Ошеломленная Анжелина не могла вымолвить ни слова. Жерсанда добавила:

— Ты не можешь воспротивиться моей воле. А если воспротивишься, то поступишь глупо, моя славная Анжелина. Но ты можешь не согласиться с тем, что я собираюсь сейчас тебе предложить. Я намерена усыновить Анри и дать ему свою фамилию. Я вовсе не хочу оскорбить тебя или обидеть, но ты знаешь, что твой сын, несмотря на всю твою материнскую любовь, всю свою жизнь будет считаться незаконнорожденным, байстрюком. Позднее его будет дразнить, а я хочу этого избежать, хочу избавить его от унижения. После моей смерти никто не будет носить мою фамилию. Когда-нибудь Анри женится, у него появятся дети. Я буду жить в них. Анри де Беснак! Ему не придется краснеть. Разумеется, через несколько лет он поймет, что я не его мать, поскольку слишком стара для этого. Если к тому времени я еще буду жива, он узнает правду. Я признаюсь, что усыновила его. И это даст тебе возможность сообщить ему, что его настоящая мать — ты.

У Анжелины закружилась голова. Не в состоянии говорить, она смотрела на языки пламени. В голове вдруг стало пусто, на сердце тяжело. У нее сложилось впечатление, что она вот-вот попадет в золотую клетку, ловушку, из которой невозможно выбраться.

— Нет, я не согласна, — наконец сказала Анжелина. — Я не могу отказаться от сына, разорвать нить, связывающую нас. Это очень великодушно с вашей стороны, но я считаю, что это равносильно отказу от ребенка. Я собиралась позже усыновить Анри, дать ему фамилию его деда. Анри Лубе. Мне это нравится, да и ему не будет стыдно носить такую фамилию. Я не знаю, что будет со мной. Но иногда я мечтаю о законном муже, о целеустремленном человеке, который полюбит меня так сильно, что, женившись на мне, усыновит моего ребенка. Если я приму ваше предложение, то навсегда лишу себя возможности воспитывать своего сына. Как я смогу жить, если не признаюсь, кем на самом деле ему прихожусь? А если я открою ему тайну его рождения, когда он станет взрослым, он будет презирать меня, возненавидит меня, поскольку привык считать себя Беснаком!

Побледневшая Жерсанда с трудом сдерживала рыдания. Слезы блестели на ее напудренных щеках. Увидев это, Анжелина задрожала. Ею обуревали противоречивые чувства: любовь к Жерсанде и собственная непокорность.

— Мадемуазель, прошу вас, не плачьте. Выслушайте меня. Вот уже много лет вы благоволите ко мне. Если бы не вы, я была бы менее образованной, менее воспитанной. По сути, из дочери сапожника и повитухи вы создали искусственное существо. Но, несмотря на все ваши усилия, я по-прежнему не принадлежу к вашему кругу. Мои родители всегда были скромными, скорее бедными, чем зажиточными людьми, хотя у них есть собственный дом. Папа экономил и продолжает экономить каждый су. Мама, несмотря на известность, зарабатывала мало. Но я ни в чем не нуждалась. Я ценю деньги, поскольку они обеспечивают жизненные удобства, но ваша щедрость ставит меня в неловкое положение. Какую выгоду извлечет Анри из того состояния, которым вы хотите его одарить? Почувствует ли он тягу к труду, став взрослым? Да и почему она должна у него появиться, раз он будет так богат? Это может развратить его, сделать ленивым. Нет, я отказываюсь!

Жерсанда де Беснак вытерла слезы. Страстная речь Анжелины задела ее за живое.

— Я об этом не подумала, — призналась она. — Прости меня, малышка, я не заглядывала так далеко. Я прежде всего хотела защитить вас, Анри и тебя. По воле судьбы я родилась в семье аристократов, принадлежащих к старинному роду провинциального дворянства. Уверяю тебя, от этого я не стала счастливей. Я часто сталкивалась с нищетой, собственными глазами видела несправедливость, беззаконие. Когда я была в твоем возрасте, я возмущалась скупостью отца и презрительным отношением матери к людям из народа. Она считала их отбросами человеческого общества. Ах! Она молилась в храме и пела псалмы, но не испытывала никакой жалости к ближнему, не проявляла милосердия. Я не хотела красть у тебя Анри, моя дорогая Анжелина! Я просто хотела создать ему лучшие условия жизни. Он сможет учиться, стать врачом или нотариусом. Рано или поздно я умру — такова воля Господня. Каждый раз, представляя, что лежу на кладбище, я думаю о тебе и твоем ребенке и говорю себе: «Жерсанда, ты не вознесешься на небо, если оставишь их в нужде».

Взволнованная Анжелина нежно сжала морщинистые руки старой дамы.

— Но, если я стану повитухой с улицы Мобек и буду жить в доме Лубе, я не окажусь в нужде. И Анри тоже. Когда ему исполнится четыре или пять лет, я смогу забрать его.