Симона Вилар - Дикое сердце Страница 7

Он видел это и наслаждался ее отзывчивостью, восхищался ее готовностью принять все и вся. За свою жизнь он познал немало женщин, влюблялся, , желал, получал, но, когда эта маленькая прекрасная фурия вдруг становилась столь ласковой и податливой в его руках, он просто терял голову, забывал обо всем, что было у него до нее, упивался ею, любил ее, видел только ее, удивлялся собственной нежности и терпеливости, страстному желанию дать ей изведать еще больше, изумить, завлечь, восхитить…

И он ласкал ее, целовал, испытывал радость от ее откровенной восторженности, терял голову от трепетных содроганий и криков, которые сотрясали это нежное тело, захваченное порывом страсти, клокотавшей и в нем, даря изумительную по своей силе сладость.

Они так и заснули, прижавшись друг к другу, при свете мерцающих в огромном камине поленьев.

Настали летние дни, ясные, погожие, с ночными грозами и теплой благодатью днем. На полях ровно всходила пшеница, ожидался небывалый урожай яблок, возросли удои молока. Нормандцы разводили особую черно-пегую породу коров, которая считалась особенно удойной и которую уже даже франки называли нормандской.

В Руане и новых крепостях Нормандии нередко можно было увидеть торговцев, ибо при хорошей погоде и наличии мира торговля расцветала особенно сильно. По охраняемым нормандскими воинами дорогам гнали сильных местных лошадей, тонкорунных овец, рогатый скот, везли фуры с солью, бочонки с пивом и элем, пергамент, ценные металлы — а таковыми являлись все, тяжело тащились телеги, груженные тканями. Часто можно было видеть вереницы возвращавшихся в Нормандию беженцев, впрягшихся в нехитрые возки со скарбом.

Жители Руана с любопытством наблюдали, как их языческий правитель раскатывал на небольшом судне по реке вместе со своими приближенными и женой.

Многие норманны с интересом следили за отношениями между своим предводителем и его христианской избранницей. И не потому, что норманны редко брали в дом местных женщин, а потому, что мало кто возвышал их до уровня законных жен. Ибо в глазах северян их соотечественницы были более достойными партиями, так как, по языческим представлениям, вели свое происхождение от древних богов. И хотя на такую женщину нельзя было поднять руку или подчинить силой, но и дети от гордых северянок несли в род частичку божественной крови. Ролло же во всеуслышанье объявил, что его законным наследником станет ребенок от рыжей христианки.

Когда Ролло только женился, многие твердили, что эти двое не уживутся долго вместе, ибо слишком различны были их взгляды и верования. Это сделало пару объектом почти болезненного наблюдения как соратников Ролло, так и местных франков.

Ролло и его избранницу обсуждали ежедневно — от усадеб викингов до таверн, где пили грузчики и забежавшие опрокинуть стаканчик рабы. Норманны утверждали, что Ролло долго не вытерпит характер новой жены — уж слишком она была властна, вела себя как свободная скандинавка, хотя почти ежедневно и преклоняла колени в соборах, где чтут безобидного распятого Бога.

Сплетни о размолвках королевской четы ползли по городу. Говорили, что рыжая госпожа настаивает, чего-то добивается, не бросает попыток влиять на правителя. Прежняя жена Ролло никогда так себя не вела. Ролло, компетентно утверждали норманны, скоро прогонит христианку.

Судачили и о высоком родстве Эммы с правителями франков, которые, однако, не спешат открыто признавать ее. Но время шло, отношения между супругами не портились, а чувство, казалось, только укреплялось. Ролло часто уезжал, а когда возвращался, то непременно прежде всего спешил к Эмме, Она восседала подле него, величественная и прекрасная, а когда выезжала в город из дворца, за ее носилками бежал вереницами народ, все громко кричали и прославляли мудрую госпожу.

Эмма была счастлива, получая все эти почести и купаясь в восхищении толпы. Когда она полюбила Ролло, она полюбила его как мужчину, а не правителя, и, добиваясь его, думала о нем скорее как о язычнике, с которым когда-то бродила по лесам Бретани, как о предводителе воинственных норманнов, но не как о правителе, брак с которым вознесет ее так высоко.

По своей натуре она, Птичка, не была честолюбива, но, стремясь к всеобщему вниманию, привыкшая к восхищению толпы, быстро вошла во вкус положения жены правителя, получала большое удовольствие от почестей и роскоши, которой окружил ее Ролло.

У нее были свои необъятные покои, свой паж, свои кравчие, свой сенешаль, был и целый отряд викингов-охранников и, по крайней мере, около тридцати личных слуг и рабов. Свиту новой правительницы составляли специально подобранные женщины, своего рода фрейлины, частью франкские жены, частью — скандинавки.

С дочерьми Севера у Эммы было много хлопот, так как лишь две-три из них были крещеными, за что госпожа их особо отличала, подчеркивая тем самым главенство своей религий, и это задевало молодых язычниц считавших, что рыжая христианка слишком властна и заносчива, хотя и возвысилась лишь благодаря прихоти их прославившегося соотечественника.

Между тем они отдавали ей должное и дивились ее смелости перед мужем, когда она вдруг дерзко в чем-то противоречила Ролло, смела кого-то протежировать без его дозволения, карать или миловать. Однако эта юная девочка уже хорошо понимала своего мужа, знала, что, добившись любви такого могущественного человека, каким стал Ролло, она и сама приобрела часть этого могущества.

А их ссоры… Боже правый, она сама не понимала, как получается, что, несмотря на всю любовь и нежность, меж ними то и дело происходят перепалки. То Ролло вспылил, когда она в очередной раз заговорила с ним о переходе в христианство, то Эмма открыто выказала пренебрежение к еврейским торговцам, каких он принял при дворе, то отдала все драгоценности бывшей — жены Ролло, какие норманн великодушно передал ей, на постройку нового монастыря, а он увидел за этим очередной ее каприз.

Случались меж ними и дикие сцены ревности, когда Ролло требовал, чтобы Эмма прекратила напропалую кокетничать, а она в свою очередь, требовала, чтобы он немедленно услал из Руанского дворца проживающих там его прежних наложниц с детьми, на что Ролло отвечал, что эти дети — его кровь и он никогда от них не отречется, а следовательно, они и их матери будут жить под одной крышей с ним.

Эмма ругалась, бросалась на Ролло с кулаками, потом дулась, запиралась в своих покоях, а Ролло врывался к ней, круша мебель и выбивая двери. А потом оставался у жены на ночь. Ибо, несмотря на все противостояние, эти ссоры только сильнее разогревали их ночи, возбуждали страсть, ибо и Ролло и Эмме по натуре необходима была борьба, чтобы полнее ощущать жизнь.