Барбара Картленд - Триумф сердца Страница 7

Керисса сложила на груди руки, которые так и тянуло расцеловать или хотя бы к ним прикоснуться.

– Если б я был настолько глуп, чтобы приблизиться к помосту с гильотиной, то все равно ничего бы не услышал из-за рева толпы. Все англичане, побывавшие на публичных казнях в Париже, это прекрасно знают. Твоя версия, красотка, неубедительна.

– А если, предположим, он оставил завещание? Человек, знающий, что его ждет скорая смерть, не станет лгать…

– Устное завещание или письменное? И каким нотариусом заверенное?

– Неважно. Все равно вы мой опекун… Тут она, склонив головку, прищурила глаза и стала внимательно изучать Шелдона.

– Вы достаточно взрослый, чтобы вам разрешили взять опеку над девушкой?

– Мне тридцать один год, но я никому не позволю заглядывать в мое свидетельство о рождении! – возмутился Шелдон Харкорт.

– И правильно сделаете, – с довольным видом сказала девушка. – Пусть лучше вам будет тридцать семь. Так все будет выглядеть гораздо приличнее, когда вы возьмете опеку надо мной. В этом возрасте уже не так сильно проявляются мужские потребности.

– А какой возраст ты подберешь себе? – поинтересовался Шелдон.

– Между шестнадцатью и семнадцатью. Так мне посоветовала Франсина. У нее большой опыт… Она сказала: «Ни то ни се»…

Девушка решительно сняла с пальца обручальное кольцо, расстегнула жемчужное ожерелье и все это протянула Шелдону.

–~ Держите! Возможно, это пригодится в трудную минуту… Так мне сказала мамочка, умирая…

– О Боже! – выдавил из себя Шелдон. – Ты так доверчива! А если я смоюсь со всем этим твоим достоянием?

– Мой инстинкт меня никогда еще не подводил. Папочка часто говорил, что я сущая ведьма.

– Охотно верю. В более безумном спектакле я никогда еще не участвовал.

– Это не театр, а жизнь. Перед вами дочь обезглавленного герцога, нуждающаяся в покровительстве.

– А сколько таких дочерей у герцога де Валенса еще бродит по просторам Франции?

– Лично я знаю трех. Но им ничего не светит, – невозмутимо ответила Керисса. – Я лучшая из троих.

– Не сомневаюсь. Представить даже в воображении нечто более прекрасное не в моих силах, – согласился Шелдон. – А сыновей у него не было?

– Двое законных. Их посадили в тюрьму вместе с отцом. Говорят, что их тоже казнили. Во всяком случае, в замок никто не вернулся. Там теперь хозяйничают… «революционные экспроприаторы»…

Она с трудом, но старательно выговаривала эти новые для людей, живущих в конце восемнадцатого столетия, слова.

– А ты с матерью жила по соседству?

– В двух лье от замка. Ему нравилось навещать нас и проводить час-другой в деревенской тиши. А несколько раз он возил нас в Париж. Боже, какой красивый у него был там дом, но нас он поселил по соседству… в отвратительной конуре.

Керисса скривила губки.

– Там было полным-полно крыс, но это не мешало ему заниматься с мамой на койке…

Она замолчала, глаза ее увлажнились.

– Вам, монсеньор, надеюсь, теперь понятно, почему я желаю обрести высокое положение в обществе?

– Ты могла бы достичь этого с помощью революции.

– Меня тошнит при виде крови, – поморщилась Керисса. – А проехаться в. шикарном экипаже по лондонским улицам, швыряя горстями мелочь нищим, – чем не забава?

– Все это тебе быстро наскучит.

– Может быть, но не до тех пор, пока я не отомщу за унижения, выпавшие на долю моей матери. Она, бедная, не знала, что мы будем кушать на завтрак, если его светлость позабудет оплатить наши счета.

Молчание Шелдона раздражало ее. Она сверкнула глазами.

– Ну что же вы, монсеньор! У вас появился шанс сделать доброе дело. Так оседлайте лошадку – и в путь! Что вас держит?

Если бы он мог признаться, что его удерживает от властного желания повалить ее тут же на пол, на ковер, сорвать с нее фальшивый вдовий наряд и…

И сказать, что он слишком хорошо воспитан, чтобы воспользоваться беззащитностью юной девицы. Шелдон проглотил комок, застрявший в горле, и произнес внезапно охрипшим голосом:

– Если я все-таки захочу тебе помочь, ты обещаешь подчиняться мне во всем?

– Это значит, вы возьмете меня с собой в Англию?

– Вероятно, я совершаю наибольшую ошибку в своей жизни, но это так. Я знаю один рыбацкий баркас… Он доставит нас на остров быстрее, чем любой корабль.

Все тело Кериссы пришло в движение, и каждый жест был красноречивее любых слов.

– О, монсеньор! Я готова молиться на вас и отдать вам все, чем располагаю!

Глава 2

– Давай прикинем, сколько у нас всего денег, чтобы не тратить сверх меры, – благоразумно заметил Шелдон Харкорт. Они еще не покинули уютную комнату, где пылал камин, так как в их спальнях, как и предупреждал хозяин гостиницы, было чертовски холодно, а за окнами свирепо завывал ветер.

– Я с детства сильна в арифметике, – заверила Шелдона его новая знакомая.

Если на улице дул такой сильный ветер, то, значит, и в Проливе бушевал шторм. Нет никакой надежды пересечь его в ближайшее время.

Всего три часа плавания отделяло их от Дувра, но только при условии, что буря утихнет. Пока же на это не было ни малейших надежд.

Неужели Шелдону придется терпеть столько времени присутствие дамы, овладеть которой ему хотелось в высшей степени, причем желание это было абсолютно явно для Кериссы и поэтому тем более постыдно. Он, как мог, пытался прикрыть свои неприлично топорщившиеся панталоны.

На баркасе, который Шелдон заблаговременно арендовал, были две вполне удобные пассажирские каюты. Вероятно, там раньше переправлялись разного рода преступники, ища убежище на том или другом берегу.

Бог с ними! Теперь самый честный и богобоязненный человек готов был залезть в любую крысиную нору и войти в сделку с любым контрабандистом, лишь бы избежать гильотины.

Дождавшись утра и ни разу не поцеловав «графиню», что стоило ему многих мучений, Шелдон выскользнул из погруженной в мирный сон гостиницы и прогулялся по Кале.

Ничего достопримечательного в этом провинциальном городе не было, хотя в прежние века за обладание им яростно сражались английские и французские короли. Улицы были узки и обильно залиты помоями. Все они вели к рыночной площади. Дома также производили грустное впечатление. Ветер срывал с остроконечных крыш черепицу и швырял ее наземь, изредка попадая в прохожих.

Всего жителей в городке было шесть-семь тысяч, не больше, но, к удовольствию приезжих, они были все как один – и мужчины, и женщины – очень приветливы. Ведь все их благополучие зависело от тех, кто по разным причинам желал пересечь Пролив и попасть в Англию. В каждом незнакомце, появившемся в Кале, они видели будущего соискателя места на их судне или суденышке, тем более в столь тревожные времена.