Екатерина Мурашова - Глаз бури Страница 75

– Константин, конечно, ушлый жук, – снова вмешался Туманов. – Если не знать, так и не поверишь, что из этих… аристократишек. Все доходное носом чует, как потомственный рыночный меняла. Если бы стала ему возможность разорить меня, иным способом под монастырь подвести – он бы ни мгновения не колебался. Но подсылать убийц, красть девиц, черные кареты, черные маски… Как-то не верится мне. Не его это…

– Возможно, – терпеливо согласился Нелетяга. – Но, кроме имения и «Золотого Осла», есть еще подряды на канатной фабрике и льняная мануфактура, которую ты осенью увел прямо из под его носа. По деньгам, насколько я понял, это выходит куда серьезней, и уже без всякого куража, на который вы оба в своих клубах играете…

– Все равно! – упрямо сказал Туманов. – Не верю я, что Константин станет в черной карете…

– Ты слушать будешь или нет?! – разозлился Иосиф. – Если ты лучше меня все знаешь, так сам злодея и ищи! И вот о чем своей головой подумай: мы все время считаем на одного. А если они парой объединились? Или тройкой? Скажем, у Константина своя выгода, а у Ксении или, положим, у графини К. – своя? Тогда можешь черную карету представить?

– Тогда, пожалуй, могу, – медленно кивнул Туманов. – Но какое ж Ксении-то до меня дело? Вообразить нет сил. В любовниках я у нее не был, мануфактуру из под носа не уводил…

– Ксении, Михаил, нынче, как и тебе, тридцать пять лет исполнилось. Для бабы это возраст критический. Тело и мозги теряют прежние очертания, расплываются у кого вместе, у кого – поврозь. Думают они в это время так: что было, то мое, а что не вышло, то уж и не выйдет никогда. Глянем в этом аспекте на Ксению. Детей у нее нет. То ли по ее вине, то ли по мужниной, кто теперь скажет? Родители умерли. Собак и кошек она терпеть не может. То есть, холить и лелеять абсолютно некого. Муж есть. Но к добру ли? Знаешь Ксениного мужа? – Туманов опять кивнул. – То-то и оно. Игрок, пьяница, бездельник, бабник, ни одной юбки в кордебалете мимо не пропустит, сама Ксения его месяцами не видит. Все имения и недвижимость заложены-перезаложены, прислуге жалованье и то, бывает, нечем заплатить. Горничная мне по секрету рассказала, что новые простыни из двух старых сшивают…

– Ну надо же! – удивился Туманов. – А такой богатый дом был. До чего же глупы оказались! Но я-то тут причем?

– Ты, мой герцог, людей не хуже меня знаешь, – Иосиф по-новому скрестил ноги на столике, отпил из бокала вина, потянулся и закусил виноградом, который стоял в вазе рядом с его ботинком. – Только прикидываться любишь сиротой казанской… Ну да ладно, хочешь от меня услышать, слушай. Жизнь, значит, у Ксении по всем статьям не удалась. Надо ей при такой жизненной позиции виноватых найти или не надо?

– Надо, наверное, – нерешительно согласился Туманов. Сам он давно отказался от мысли найти людей, виноватых в его жизненных проблемах, но к женщинам, как к существам зависимым и неполноценным, до знакомства с Софи относился с долей пренебрежительной снисходительности. – Вот муж у нее обалдуй порядочный…

– Вот и глупо! Муж, каким бы он ни был, это как бы часть ее самой. Обвинить во всем его, значит и себя тоже не пощадить. Нет, это вовсе не годится. Если хочешь знать, по нынешней Ксениной теории во всем виновато проклятие.

– Как-кое проклятие? – изумился Туманов. Мистическая часть мироздания стопроцентно находилась за границами его интересов.

– Для наполнения жизни хоть какими-то впечатлениями Ксения периодически устраивает у себя своеобычные сборища. Насколько я понял, там занимаются всякими малопочтенными с точки зрения нормального материалиста, но модными нынче вещами – спиритизм, гадания, выступления и откровения всяческих посещающих столицу шарлатанов. Мне удалось войти в доверие к одному из постоянных посетителей ксениного салона (в этом месте Туманов весело усмехнулся, а Иосиф опустил глаза и прикусил губу с выражением искренней боли. Туманов не глядел на приятеля и ничего не заметил). Он мне многое объяснил. Остальное я достроил сам с помощью операции синтеза. И вот что получается. Шестнадцать лет назад вместе с Глазом Бури в их семью вошло нечто мистическое, что могло быть, в зависимости от обстоятельств, повернуто и к добру, и ко злу. Саджун во время гадания сказала лишь часть правды, и воспользовалась силой камня в своих интересах. Когда же камень исчез, у Мещерских все пошло наперекосяк. Если камень вернуть, то все опять наладится…

– Что наладится? – ошеломленно спросил Туманов. – Что теперь может наладиться?

– Этого я не знаю. Экзальтированные дамы средних лет для меня, сам понимаешь, загадка. Тебе виднее.

– Но ведь Глаз Бури давно в Бирме, в короне ихнего Будды!

– Ксения не знает об этом. Если она каким-то образом пронюхала про твою дружбу с Саджун и связала ваши прошлые и нынешние ипостаси, то она вполне может думать, что камень по-прежнему у вас и именно ему вы обязаны своей удачей. Сам говорил, вполне возможно узнать, что за последние пятнадцать лет он не всплывал ни на одном аукционе. Вообразить себе, что вы украли его, чтобы вернуть в храм – на такое ни у кого фантазии не хватит. Так что Ксения по-прежнему считает именно себя истинной хозяйкой камня и полагает, что у нее все права на него. В конце концов, это ее наследство. Получив камень, она может его просто продать и в результате иметь собственные, независимые от мужа средства. Выкупить какое-нибудь из имений, жить там, читать книги, заниматься астрологией и спиритизмом… Ну, черт ее знает, что ей там еще надо!

– Но у нас нет этого дурацкого камня! Может быть, если сказать ей, представить какие-нибудь доказательства… В конце концов, я могу купить ей новые простыни!

– Не дури, Михаил! Чтобы что-то объяснить ей, тебе придется самому признаться в воровстве и подставить под удар Саджун! И откупиться от Ксении теперь тоже невозможно. Никакое количество денег не компенсирует ей загубленную, как она полагает, жизнь. И не забывай, она княжеского рода. От любых подачек бывшего кухонного мужика ее ненависть к тебе только возрастет. К тому же вовсе не обязательно, что за всеми твоими неприятностями стоит именно Ксения…

– Но кто же тогда?! Константин не станет возиться с ряжеными…

– Есть еще следователь, Густав Карлович Кусмауль.

– Тысяча морских чертенят! Ну и имечко! Тот самый, что ли?

– Именно тот самый!

– Жив, курилка! Сколько ж ему лет? Он мне, помнится, уже тогда старым казался. Я думал, он давно в отставке или уж вовсе помер.

– Густав Карлович по-прежнему состоит на службе, ежедневно час посвящает немецкой гимнастике, обливается для поддержания здоровья ледяной водой, катается, несмотря на преклонные года, на модном велосипеде, а для продления жизни пьет какой-то особый кефир по методе естествоиспытателя Мечникова.