Сюзан Ховач - Богатые — такие разные Страница 77

Он бредил теннисом всю ночь. Я проснулась от того, что он извивался рядом со мной в постели и бормотал:

— Пятнадцать — сорок, но я могу выиграть. Еще два очка, и будет сорок-сорок. Все в порядке, папа, я выигрываю, я… ах, нет, только не это, не может быть, все эти годы, уходите, Элизабет, уходите, уходите, УХОДИТЕ!

— Пол! — я обвила его руками, когда он сел в постели, распрямив спину. — Дорогой мой, это был просто сон, всего лишь сон.

Пол дрожал. Я нащупала выключатель. На лбу его блестели капли пота.

— Пустяки, — проговорил он, — мне приснилось, что я играю в теннис с Джеем в Ньюпорте. Теперь все прошло… простите, что разбудил вас.

— Свет выключить?

— Да, ради Бога, давайте немного отдохнем, — нетерпеливо сказал он, но заснуть ему не удалось, и минут через двадцать он встал и той ночью уже не ложился.

Вечером следующего дня из Нью-Йорка возвратился Теренс, но я увидела его лишь за завтраком на следующее утро, когда он вошел в столовую с утренней почтой. Мальчики уже заперлись со своим учителем. Мы с Полом пили кофе одни.

— Доброе утро, сэр. Доброе утро, госпожа Ван Зэйл.

Из осторожности он даже не взглянул на меня, передавая почту Полу.

— Доброе утро, господин О'Рейли, — ответила я, быстро потянувшись за новым ломтиком тоста.

— Вам письмо, Сильвия, — сказал Пол, подтолкнув ко мне по столу конверт.

Я взглянула на конверт, пока лакей подливал мне кофе. Адрес был отпечатан на машинке. Я обратила внимание, что марка, видимо, не попала в штемпелевочную машину на почте, но прежде, чем поняла, в чем дело, сломала печать и вынула письмо из конверта.

На блокнотном листке дорогой бумаги не было никакого тиснения. Под адресом «Саус Кенсингтон, Хенгист Мэншнз 14» чьим-то твердым, четким почерком было написано: «Дорогой Пол, разумеется, я была бы рада увидеться с вами снова! Но нам, труженикам, в противоположность вам, инвестиционным банкирам и прочим знаменитым людям, приходится самим зарабатывать на жизнь, и у нас нет ни времени, ни денег, чтобы кататься с одного континента на другой (не вздумайте оскорбить нас обоих предложением оплатить дорогу!). Да, я, разумеется, помню то прекрасное время, когда мы были вместе в Мэллингхэме, но не верю вашим словам о том, что вы думаете обо мне каждый день. Мне трудно представить себе вас, жадно устремившим взор через океан, этаким закоренелым холостяком, томящимся от скуки и любви викторианским обожателем, и если вы действительно думаете так, как пишете (хотя мы оба хорошо знаем, что это не так), почему бы вам не прислать мне прямое, откровенное приглашение в Нью-Йорк, вместо того, чтобы слать письма, полные робких намеков и унылых припевов «хотел бы, чтобы вы были здесь…»

Письмо упало на пол. Меня словно оставило ощущение равновесия. Я инстинктивно ухватилась за край стола, чтобы удержаться на стуле.

— Сильвия! — резко прозвучал голос встревоженного Пола. Я услышала, как он отодвинул свой стул, но когда открыла глаза, почувствовала еще большее головокружение. Я с трудом сделала несколько глубоких вдохов, однако, увидев, как он нагнулся, чтобы подобрать с пола письмо, мне показалось, мои легкие словно сдавило железным обручем.

— Сэр, — услышала я настойчивый голос Теренса, — не позвать ли доктора? Учитывая состояние госпожи Ван Зэйл…

Охвативший меня острый страх оказался чудесным лекарством.

— Нет! — крикнула я Теренсу резко и с такой силой, что Пол, вздрогнув, уронил письмо на стол. Когда оно упало текстом вверх, я поняла, что над всеми нами нависла катастрофа.

Пол отпустил слуг.

Когда дверь за последним лакеем закрылась, Теренс попытался объяснить свое столь глубокое понимание состояния моего здоровья:

— Госпожа Ван Зэйл страдала таким же недомоганием еще до моего отъезда, сэр, — проговорил он ровным голосом, — и именно поэтому я догадался о ее беременности.

Пол взглянул на меня. У меня не было сил произнести ни слова. Он перевел взгляд на письмо. Я не могла пошевелиться. Уголком глаза я видела, как побледневшее лицо Теренса стало серым.

Пол прочел письмо с не выражавшим ничего лицом, потянулся за конвертом и обратил внимание на непроштемпелеванную американскую марку.

— С каких пор вы взяли себе привычку передавать письма мисс Слейд моей жене, О'Рейли? — шутливо спросил он.

— Сэр, я вынужден категорически отрицать…

— Свою ответственность за игру с письмами мисс Слейд. Этого письма я раньше не видел. Очевидно, вы получили его на этой неделе в Нью-Йорке и решили, по причинам, которые, как видно, известны только вам, вручить его моей жене под видом того, что оно получено по почте.

— Сэр…

— Подробнее поговорим об этом позднее. А теперь, пожалуйста, оставьте нас одних. Мне нужно поговорить с женой.

Теренс без единого слова вышел из комнаты.

Выдержав паузу, Пол спросил:

— Не вызвать ли врача?

Я покачала головой.

— Вы действительно беременны?

Я снова покачала головой.

Пол вздохнул, положил письмо себе в карман и осторожно помог мне сесть в мое кресло.

— Так что же, черт побери, происходит? — мягко спросил он, подвигая себе другое кресло. — Нет, не говорите мне ничего. Я хорошо слышал ноту страсти в голосе О'Рейли, когда он предлагал позвать доктора. Прекрасно, обсудим это разумно, без ссоры. Как видно, О'Рейли, как ни кажется это невероятным, настолько презрел свое иезуитское образование, что страстно влюбился в вас. Вы же, в героическом стремлении охладить его великую страсть, сказали ему, что беременны. О'Рейли, в ярости, смешанной с разочарованием и Бог знает с чем еще, подсунул вам это письмо, которое, с сожалением должен сказать, выставляет мисс Слейд не в лучшем свете.

— Как и вас, — заметила я и, спотыкаясь выбежала из комнаты.

Пол последовал за мной. Я едва добежала до нашей спальни, как он распахнул передо мной ее дверь.

— Сильвия…

— Теренс сказал мне, что в один прекрасный день вы пошлете за ней, но я ему не поверила… не поверила в то, что вы способны пригласить ее в Нью-Йорк, унизив меня… с ее ребенком… все эти сплетни… — Я запиналась, но все же контролировала свой голос. — Вы говорили мне о том, что ваша частная переписка с мисс Слейд вполне безобидна, и я вам поверила. Но, оказывается, вы шлете ей письма самого интимного содержания — и, видимо, уже в течение какого-то времени — намекаете на то, чтобы она приехала сюда, если прямо не требуете этого.

— Я не придавал этому серьезного значения. И никогда ее не приглашал.

— Я вам не верю! Я больше не могу вам верить!

Пол стоял неподвижно, уперев руки в бока, сбросив маску своего добродушия, с застывшим и жестким лицом. Он мимоходом заметил: