Жанэт Квин-Харкин - Пленённая мечтой Страница 9

— Я могу отрабатывать смену, — сказала Грейс. — Назначьте меня в палату.

— Хорошо, — согласилась хозяйка кабинета, — я посмотрю, в какой палате может пригодиться доброволец.

На следующий день Грейс снова вызвали к старшей сестре и сообщили, что ее переводят в «Стойкость».

— Ты там долго не продержишься, — предупредили ее другие добровольцы. — Старшая сестра «Стойкости» таких, как ты, живьем глотает. Она даже Томпсон довела до слез.

Сестра Томпсон была крупная пожилая женщина с лицом и фигурой боксера. Трудно было представить себе, что она вообще могла плакать.

— И это — палата с летчиками, — с видом знатока заявила одна из постоянных медсестер. — Они хватают за зад. Такие нахальные!

Несмотря на гадкую репутацию палаты, Грейс отправилась на дежурство в «Стойкость», впервые за много дней предвкушая в то утро что-то хорошее.

Лицо элегантного темноволосого молодого человека просияло, когда он узнал ее.

— Это моя малышка с каталкой! Мои молитвы услышаны! Наконец-то нам дан ангел милосердия с соответствующей этому званию внешностью. Знаете, я все думал: мы с вами раньше не встречались?

— Не думаю, лейтенант, — ответила Грейс. На этот раз на нем был шелковый смокинг сливового цвета поверх пижамы. Молодые люди в шелковых смокингах не бывали в обществе, в котором вращалась она, и она была уверена, что этого не забыла бы!

— А вы не выступали на сцене? — сказал он, все еще критически разглядывая ее. — Я уверен, что видел вас в «Хэлло, моя красотка». Вы были девушкой на качелях в таком дивном синем платье и пели: «Жди меня в восемь!»

— Боюсь, что нет.

— Но вы — точь-в-точь она! Тот же миленький носик и огромные синие глаза.

— У меня глаза серые, — ответила Грейс, улыбаясь и одновременно краснея.

— И правда, — согласился он. — А я мог бы поклясться, что это были вы. Ну, ничего. Когда война окончится, вы должны идти на сцену, а я буду приходить в вашу уборную с огромными букетами роз. Как вам это?

Грейс рассмеялась.

— Поскольку я не могу ни петь, ни танцевать, ни играть, то мне это представляется немного нереальным. И я уверена, что вы — страшный льстец, который говорит одно и то же каждой медсестре.

— Наоборот, я варварски честен, — сказал он с сентиментальным взором. — Предыдущему ангелу милосердия было не меньше сорока, и она топала по палате, как слон. Руки у нее были — как наждак, и когда она делала обтирание, то уносила с собой два слоя кожи. Не смейтесь, — добавил он, пока Грейс старалась сохранить серьезность. — Я правду говорю. У меня оставалась всего-то пара слоев. Если бы вы не появились так кстати, у меня все внутренности вывалились бы.

Грейс сунула ему под язык градусник, заметив, что заду ее ничего не угрожает: обе его руки и нога были в гипсе.

— Между прочим, меня зовут Фредди, — невнятно проговорил он с градусником во рту. — А вас как?

— Сестра Притчард.

— Я имел в виду ваше настоящее имя. Я не могу влюбиться в кого-то, кого зовут сестра Притчард, правда?

— Я думаю, вам не следует ни в кого влюбляться сейчас, лейтенант Каллендар, — ответила Грейс, вынимая термометр и записывая показания в карту. — Вам надо сначала как следует повыздоравливать, а потом уже тратить силы на то, чтобы влюбляться.

Он попытался протянуть к ней руку.

— О, но это такой дивный способ тратить силы, разве вы не согласны? Так вот, если вы хотите, чтобы я резко пошел на поправку, вы скажете мне свое имя. Тогда я смогу лежать здесь и твердить его всю ночь напролет, как индийскую мантру.

— Грейс.

— Я так и знал! Оно и должно было быть мирным и красивым, как вы. — Фредди улыбнулся обаятельной, радостной, мальчишеской улыбкой. — Скажите, Грейс, — добавил он вполголоса, — вы когда-нибудь были влюблены?

— Это не ваше дело, лейтенант.

— Я знаю, — сказал он, ничуть не смутившись, — но я хочу знать, можно ли мне надеяться. Только скажите мне, что вы не помолвлены с каким-нибудь зверем-старшиной, который превратит меня в лепешку, если я осмелюсь разговаривать с вами.

Грейс улыбнулась.

— Я ни с кем не помолвлена, лейтенант Каллендар. И не собираюсь этого делать, пока не кончится эта ужасная война.

— Тогда, наверное, мне остается только лежать здесь и твердить ваше имя, пока я не заставлю вас полюбить меня, — сказал Фредди. — Я слышал, это последний крик моды — что-нибудь твердить. Говорят, это сила положительной мысли. Вы что-то твердите и твердите, и в конце концов это происходит. Вот увидите: завтра вы проснетесь по уши влюбленной в меня!

— Сомневаюсь, — со смехом ответила Грейс. Но он, и правда, был очень хорош собой, и глаза у него были теплые, карие и очень нежные. — А может, я и не доживу до завтра, если старшая сестра «Стойкости» увидит, что я задерживаюсь.

Она подняла блокнот и перешла к следующей койке, удивляясь, что этому донжуану с блестящими глазами так легко удалось заставить ее смеяться.

— Ты понимаешь, что от тебя просто тошнит? — сказала Дафна Страуд, когда Грейс на следующее утро спустилась завтракать.

— От меня? — удивилась Грейс. — Почему?

— Ты заполучила эту роскошную работу с нахальными летчиками, — объяснила Дафна. Отказавшись от неравной борьбы с комком холодной овсянки, она оттолкнула тарелку, содрогнувшись. — Ох, чего бы я не дала, чтобы снова поесть настоящей еды!

— И мне-таки надо каждый день видеть сестру С., — напомнила ей Грейс. — Она с меня вчера чуть шкуру живьем не спустила за то, что я пролила микстуру от кашля на простыню.

— Я с готовностью встречалась бы с драконом, лишь бы оказаться поблизости хоть от каких-то живых молодых людей, — сказала Дафна. — Ну разве этот Фредди Каллендар не картинка?

— Он очень славный, — признала Грейс.

— Лапочка, он более чем просто славный. Он чуть ли не самый выгодный жених. До войны половина мамаш Лондона пытались окрутить своих дочек с Фредди — а теперь он в твоей власти. Я только надеюсь, что ты не станешь терять времени.

— Я ведь просто медсестра там, Дафна, — встревожилась Грейс.

— А разве ты не слышала, что мужчины всегда отчаянно влюбляются в своих медсестер? Тебе надо бы поймать его, пока он прикован к постели.

— Гипс ему должны снять на следующей неделе, — смеясь, сказала Грейс.

— Тогда тебе надо действовать быстро, — ответила Дафна. — На твоем месте, я не застегивала бы на форменном платье верхнюю пуговичку, только чтобы его раззадорить.

— Дафна! — Грейс была шокирована.

— Может, даже две верхних пуговички, — добавила Дафна, поднимая бровь, и встала из-за стола. Грейс покачала головой и отправила содержимое своей тарелки в помойный бак. — Или ты сохнешь по какому-нибудь другому Адонису? — шепотом спросила Дафна, когда они вместе выходили из столовой для медсестер.