Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена Страница 10

— Давай так, — обрывая этот поток, делаю знак официанту. — Принесите девушке воды, — коротко прошу, толком не взглянув на подошедшего парня. Фокусируюсь на Полине исключительно. И едва официант уходит, слегка усиливая давление, даю добро на своих условиях: — Ты поедешь. Через две недели.

— Почему через две? Что сейчас?

— Будешь приходить в зал, ресторан, парк, ко мне домой, — перебираю места без определенного плана. — Везде, куда я скажу.

Полина хмыкает и качает головой.

— Куда ты скажешь… — повторяет с каким-то недовольством. — В чем твоя проблема, Тихомиров? Почему ты не говоришь «будем встречаться», а используешь этот повелительный тон с односторонней формой глагола «будешь»?

Подоспевший с водой официант и Полинины неспешные глотки дают мне лишних полминуты форы, чтобы осмыслить ее слова и сформировать какой-то ответ.

— Не потому что хочу как-то обидеть, принцесса, — считаю самым главным донести именно это. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь.

Полина замирает. Кажется, умышленно тормозит какие-то процессы в себе. Я не свожу взгляда в надежде, что она все-таки расколется.

И это происходит.

— Как ты ко мне относишься? — выпаливает, краснея.

— Очевидно, что у меня к тебе полный набор, — выговариваю я, не сбиваясь с ритма. — Я на тебе женюсь и хочу, чтобы ты стала матерью моих детей, — выдаю основные аргументы.

Но Полине, судя по реакции, мой ответ по вкусу не приходится.

— Что не так? — спрашиваю прямо.

Ходить кругами — не мое. Предпочитаю говорить, как есть.

— Ничего, — бормочет она, опуская взгляд. — Просто… Просто это не то, что я хотела услышать.

— Скажи, что хотела, — прошу, возможно, слишком требовательно.

Она лишь мотает головой. Даже взгляд не поднимает.

— Давай пойдем уже… Пожалуйста… Я устала.

Дорога домой проходит в молчании, что со стороны Полины непривычно. Раньше она всегда болтала без остановок. Не нужно было поддерживать диалог, она сама справлялась. Почему же сейчас возникло это дикое напряжение? Что не так, блядь?

Во дворе дома принцесса явно сбежать пытается. Только запутывается в подоле платья, едва успеваю поймать.

— Ты со шлейфом хорошо подумала? — шучу, чтобы как-то сбить накал.

И снова мимо. Не улыбается принцесса. Даже отвечать не утруждается.

Сцепляя зубы, увлекаю ее в сторону того самого сада, где чуть больше недели назад сделал предложение.

Полина заметно нервничает, но не протестует. Ждет, что что-то скажу. Я собираюсь. Но едва припираю ее к металлической конструкции, между нами скользит темнота. Дыхание смешивается и как будто нагревается. Запах ее все внутри разбивает. Оставшееся пространство сотрясает острыми и яркими разрядами электричества. Мир до размера ее дрожащих губ сужается.

— Не надо… — эта растерянная просьба звучит, как стон.

И я, вытесняя остатки раскаленного воздуха, впиваюсь ртом в ее губы.

10

Полина

Прижатая мощным телом Тихомирова, я не имею возможности пошевелиться. Давление настолько сильное, кажется, что он эту несчастную металлическую конструкцию вместе со мной завалить решил. Беспомощно дергаюсь — тщетно. Властно раздвигая мои губы своими, Миша скользит в мой рот языком. И едва это происходит, я вспыхиваю, как спичка. За секунду сгораю. А потом начинаю мучительно и вместе с тем сладко тлеть.

В первое мгновение Миша действует неторопливо, он как будто пробует меня. Дегустирует с какой-то потрясающей и пленительной медлительностью. Словно я — изысканный уникальный деликатес, а он — очень долго этого ждал. Одновременно с этим Тихомиров знакомит со своим вкусом меня. Никаких особых движений, его губы просто растирают мои, а язык всего лишь находится в моем рту.

Веки тяжело опускаются. Все, кроме колотящегося в груди сердца, прекращает работу. А мир вокруг нас, напротив, ускоряется и принимается вращаться со стихийной силой.

Мне до страшного жарко. И до ужаса хорошо.

Я бы не сдвинулась с места, даже если бы существовала возможность спастись. По-прежнему держусь только за Мишу. Через рубашку впиваюсь в его плечи ногтями, как кошка. Иначе, кажется, улечу, как воздушный шар.

А потом… Тихомиров как будто срывается и начинает меня целовать. Жарко и жадно. Голодно и откровенно. Страстно и покоряюще. Мое бедное влюбленное сердце взрывается, не нарушая целостности оболочки. И, продолжая гореть, раздувается, словно тот самый подсоединенный к насосу шарик. По венам не кровь струится, а самый настоящий электрический ток. Оживаю, как гирлянда. Трещу так, будто контакты коротит.

Опыта у меня, конечно же, ноль. Но я чувствую возбуждение и какое-то сокрушающее статическое нетерпение, не только в покоряющих движениях прирожденного чемпиона. Кроме этого, в низ моего живота упирается смущающий шокирующе большой и от этого пугающий мужской половой член. Вместе с этим у меня не возникает желания оттолкнуть Тихомирова и сбежать. Он меня завораживает, словно тотем какого-то шамана. Шевельнувшись, ненароком инициирую трение и тотчас снова замираю, будто парализованная. Только Миша воспринимает мое движение как провокацию — в следующую секунду еще крепче сжимает и уверенно толкается «тотемом» в низ моего живота. Мне бы хотелось сказать, что я с достоинством выдерживаю эту неожиданную пытку. Но нет. Если быть честной, я потрясенно стону Тихомирову в рот и, крупно вздрагивая, взбалтываю ту часть себя, где кипит уже шампанское. Мюзле слабеет, и мощная волна вырывается, расплескиваясь бурлящим восторгом по моей груди. В самом низу живота возникает ощущение, будто мне туда резко сыпанули искрящего жара.

Собиралась строить холодную неприступность, а вместо этого горю, искрю, киплю и плавлюсь в руках Тихомирова. Что же делать? Как это остановить? Он ведь целует так, словно я не просто мать его будущих детей… Целует так, будто тоже что-то ко мне чувствует. Словно горит не меньшим огнем, хоть и умеет его скрывать. Будто так же, как и я, сходит с ума. Словно тоже любит меня.

Что бы ни вещал голос разума, сейчас я не хочу, чтобы Миша меня отпускал. Он открывает и пьет меня. А я как будто пьянею. Сама себе не принадлежу. Лишь ему. Ничего не контролирую. Не просто даю хозяйничать у себя во рту, позволяю стирать свой вкус и забивать своим. Добровольно упиваясь, повторяю за Тихомировым каждое его движение.

За считанные минуты как будто световые года преодолеваю и на полжизни взрослею. Еще сильней люблю его… Еще неистовей. И загасить эти чувства у меня нет никаких возможностей.

Меня вовсю лихорадит. Миша эту дрожь ловит ладонями. Гладит меня… Трогает там, где не должен. Или должен… Он отстраняется, чтобы дать мне вдохнуть, прежде чем скатать вниз ткань платья и накрыть ладонью мою грудь. Я вдыхаю, а вместо выдоха крякаю и булькаю.

— Что ты…

Короткий зрительный контакт накрывает меня темнотой его страсти. Стыдом мое тело заливает одновременно с тем, как возобновляется поцелуй. Стону, когда его огромная горячая и слегка шершавая ладонь, смещаясь, задевает мой затвердевший сосок. На самом деле, если бы не язык Тихомирова у меня во рту, я бы закричала, такие сильные ощущения рождаются внутри меня. Это уже не извергнувшееся шампанское. Это целый океан, которому никак не удается уместиться в моем теле.

Если я не лишилась чувств в свой день рождения, то сейчас подбираюсь крайне близко к этому. Меня уже серьезно колотит, и я попросту боюсь любого его движения. Не выдержу силы своих эмоций.

Очевидно, Миша это понимает. Потому и не двигается больше. Продолжая целовать, на первый взгляд кажется, будто просто примеряется и согревает. На самом же деле навсегда оставляет следы, смешивая наши биологические материалы. Я уже ничего кроме его запаха не чувствую. Даже ароматы цветов пропадают, будто резко наступили холода.

Пытка прекращается так же неожиданно, как и начиналась. Тихомиров отстраняется от моих истерзанных губ и осторожно возвращает лиф платья обратно.