Эмили Маккей - Горячая поклонница Страница 15

— Очень благородно с твоей стороны, — сдавленно сказала она.

Уорд что-то недовольно проворчал:

— Посмотрим, что выйдет. По-моему, он согласился только потому, что у меня была гитара Дэйва и Рики хотел поиграть на ней.

Она повернулась к нему. Есть что-нибудь более бесполезное, чем попытка понять его?

— Что у тебя делала гитара Дэйва?

Он усмехнулся:

— Не волнуйся, я не записываю новый альбом втайне от всех и не планирую использовать «Надежду Ханны», чтобы продвинуть его.

Она покраснела, вспомнив свои мысли о нем в первый день. Похоже, он лучше видел в темноте, чем она.

— Уорд, я не…

— Я пошутил, — мягко сказал он.

— О… Хорошо.

Он указал на следующий поворот, и она свернула на его улицу.

— А почему не альварез? — поинтересовалась она.

— Что?

— Если ты снова начал играть, почему не на альварезе?

— Я бы не сказал, что снова начал играть.

Его голос как-то изменился, словно он не был уверен, что ответить.

— Ты не скучаешь? — спросила она, сворачивая к дому.

Он вытащил автоматический открыватель двери из бардачка и не ответил. Ожидая, пока откроется дверь, Ана снова заговорила, чтобы заполнить паузу:

— Я начала шить благодаря моей бабушке. Она могла сшить что угодно, просто посмотрев на вещь. Мать Эммы, Дениз, тратила огромные деньги на одежду, и после ее смерти Эмма не могла ни выбросить эти платья, ни носить их. Бабушка перешила их, и Эмма носила их годами. В конце концов она начала приносить бабушке журналы с картинками, и бабушка шила ей платья. — Ана поставила машину на место и повернулась к Уорду. Свет, включившийся, когда открылась дверь, бросал резкие тени на его лицо, но выражение не поддавалось определению. — Она научила меня шить, когда мне было десять. Мы часто шили вместе, и теперь, даже после ее смерти, я чувствую, что она рядом, когда шью. Я очень люблю создавать одежду, и это единственное, из-за чего я скучаю по своей работе в Голливуде.

Уорд изогнул бровь:

— И больше ни по чему не скучаешь?

Она хихикнула:

— Еще мне жаль, что я никогда не буду носить все те восхитительные костюмы, которые сшила. — Она сунула ему ключи от машины. — Поэтому я и спросила про твою гитару. Вы так долго были неразлучны, что я не верю, что ты не скучаешь.

Он положил ключи на приборную доску и взял Ану за руку:

— Мне сейчас совсем не хочется говорить о моей гитаре.

Она замерла и затаила дыхание. Его рука была теплая, кончики пальцев, которыми он водил по ее ладони, чуть царапали кожу. Она заставила себя поднять на него глаза:

— О чем же ты хочешь поговорить?

Он улыбнулся:

— А может, я совсем не хочу разговаривать?

Он потянул ее к себе, и она начала задыхаться.

Предвкушая поцелуй, она думала, что важность кислорода явно преувеличена: ей он был не нужен, во всяком случае, не так сильно, как Уорд.

Глава 7

Уорд собирался быстро поцеловать Ану и отправить домой, но едва их губы соприкоснулись, словно огонь сверкнул между ними. Она встретила его поцелуй с той же страстью, какую вкладывала в их споры. Она вся была жар и страсть, у нее был вкус сладкого чая и карамельного мороженого. Ее страсть была так сильна, что делала ее почти неуклюжей. Она вцепилась ему в волосы, и ее неловкие ласки доставляли ему больше удовольствия, чем самые опытные руки. Она извивалась в его руках, стремясь прижаться теснее, но не зная, как сделать это, и Уорд отодвинул сиденье как можно дальше и усадил Ану к себе на колени. Она застонала и потерлась бедрами о его ширинку, оторвалась от его губ, застонала и содрогнулась. Этого вида в сочетании с трением оказалось почти достаточно, чтобы он достиг вершины наслаждения.

Все еще пытаясь взять себя в руки, он смотрел, как она пытается снять жакет. Он чуть не сорвался, когда она начала расстегивать блузку, но какие-то жалкие остатки рассудка заставили его остановить ее. Так мягко, как мог, он взял ее за руку, ссадил с колен и вышел из машины.

— Уорд, подожди… — простонала Ана.

Он наклонился, чтобы поговорить с ней. Она смущенно прижала жакет к груди, и он едва мог оторвать взгляд от ее искусанных влажных губ и огромных глаз. Он сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя, но весь салон, к несчастью, пропитался ее сладким запахом.

— Вылезай, — мягко сказал он.

Она поспешно выбралась из машины, но он сделал шаг назад, не давая ей приблизиться к нему.

— Я не понимаю, — расстроенно сказала она.

Ему хотелось обнять ее, утешить, но он знал, к чему это приведет. Все кончится наверху, у него в спальне, или даже раньше, если ему не хватит терпения: он возьмет ее прямо в прихожей, а может, даже уложит ее лицом на капот и овладеет прямо здесь. Он не хотел, чтобы их первый раз был таким. Ему хотелось насладиться ее телом, изучить каждый изгиб, но сегодня этого не будет.

— Я просто… — начал он, запнулся и продолжил, вздохнув: — Давай не будем спешить. Мы же договорились.

— Хорошо, — согласилась Ана и сделала еще один шаг к нему.

Он поднял руку, не давая ей подойти слишком близко.

— Я согласна сделать все медленно.

— Я имел в виду развитие наших отношений.

— О… — Она нахмурилась. — Но…

— Некуда торопиться. Завтра мы вернемся в Виста-дель-Мар и посмотрим, что будет дальше.

Она нахмурилась еще сильнее:

— Хорошо.

Ей придется смириться с этим. Несмотря на ее воодушевление, он чувствовал, что она не так опытна, как хочет казаться, и не хотел втягивать ее в то, к чему она не была готова и о чем потом пожалеет. А пожалеет она непременно, так всегда бывало с женщинами, вступавшими в связь со звездами. Конечно, многие спокойно отнеслись бы к тому, что провели ночь с человеком, которого едва знали. У него были такие отношения на одну ночь, но Ана явно была не такой, а то, что им потом придется работать вместе, только усложняло все еще сильнее. Поэтому он не хотел спешить. В таком случае у нее будет шанс постепенно понять, что настоящий Уорд не такой, каким она представляла его. Он хотел, чтобы она как можно меньше корила себя. Он не мог допустить, чтобы еще одна женщина пожалела, что связалась с ним.

Ко времени возвращения в Виста-дель-Мар Ана все еще раздумывала, не совершила ли она большую ошибку, начав встречаться с Уордом. Однако, проведя с ним полтора дня, в течение которых он рассказывал ей о своем фонде и показывал Чарльстон, который очень любил, она поняла, что у нее просто не было другого выбора. Как она могла отвергнуть его? Однако она понимала, какими сложными были их отношения, поэтому попросила его никому не рассказывать о них. Она была уверена, что он выполнит ее просьбу — он был слишком благороден, чтобы подвести ее.