Эмили Маккей - Все, что ему нужно Страница 16

— Я просмотрела все записи за два года до и после рождения Лэйни и не встретила ни одного упоминания о Вивиан.

Гриффин так на нее смотрел, что Синди вдруг показалось: он все понимает. Понимает, как у нее устали глаза от бесконечных полустертых выцветших букв, знает о том, как ее постоянно тянуло в сон от этой нудной однообразной работы и она периодически давала себе пару минут передохнуть, мечтая, как они запрутся в его кабинете и предадутся настоящим безумствам, думает о том, как он любил доводить ее до неистовства перед тем, как войти в нее, и о том, как он проникал в нее мощными толчками…

Синди вдруг поймала себя на том, что краснеет от одних этих мыслей. И теперь-то уж он наверняка поймет, о чем она сейчас думала.

Чтобы хоть немного отвлечься от навязчивых мыслей, Синди встала, прошлась по кабинету, а потом налила себе прохладной воды.

— Тебе жарко? — уточнил Гриффин. — Если хочешь, могу включить кондиционер.

— Не стоит. К тому же я и сама умею им пользоваться.

— А я в этом и не сомневаюсь. — Его улыбка стала еще шире. — Просто мне захотелось о тебе позаботиться, если, разумеется, ты не против.

Черт, а ведь ей действительно хотелось, чтобы он о ней позаботился. Прямо здесь и прямо сейчас.

Однако она бы никогда на это не согласилась. Ведь хуже секса с собственным начальником можно придумать только одно — секс с собственным начальником посреди рабочего дня на роскошном столе в конференц-зале.

— Так мы ничего не добьемся. — Хотя сейчас ей хотелось добиться исключительно того, что скрывалось у Гриффина в штанах. — Я бы хотела поговорить с твоей матерью.

— Зачем? — удивленно спросил Гриффин.

Синди пожала плечами. Разве не очевидно?

— Возможно, она сможет рассказать нам что-нибудь про эту няню.

— Сомневаюсь.

— Ты не думаешь, что она может ее вспомнить?

— Я очень сильно удивлюсь, если она вообще знала ее имя.

— Как-то в это сложно поверить. — Разве женщина может не знать имя няни собственных детей?

— Ты помнишь миссис Фортино?

— Бабушку Лэйни, которая в течение многих лет была вашей экономкой?

— Точно, целых тридцать лет. А когда мне было четырнадцать, я как-то заметил, что она неправильно произносит ее фамилию. Фортина вместо Фортино.

— Ну и что? Вполне понятная ошибка.

— Я тоже так решил и поправил ее. И из-за этого мы сильно поссорились. Мать отказывалась признать свою ошибку, а потом позвала саму миссис Фортино и заявила, что, как бы там ее ни звали на самом деле, теперь ее всегда будут называть в мамином присутствии Фортина, а если хоть кто-нибудь посмеет обратиться к ней иначе, бедную женщину сразу же уволят.

— Но это бред, нельзя уволить человека из-за такой ерунды.

— А почему бы и нет, если ты самовлюбленный эгоист, которому никто и слова поперек сказать не смеет? Миссис Фортино тогда лишь кивнула и спросила, может ли она идти. А как только она ушла, мать сказала, чтобы я больше никогда не смел вмешиваться в то, как она ведет хозяйство.

— По-твоему, она хотела так тебя наказать?

— Она хотела, чтобы я знал — она может делать все, что ей захочется.

Синди стало немножко не по себе. Нет, она, конечно, и раньше знала, что он не слишком уж близок с семьей, но все же…

— Ну, пусть это было и не слишком любезно с ее стороны, но это все равно не имеет никакого отношения к нашему делу.

— Вообще-то я рассказал тебе эту историю не для того, чтобы ты меня пожалела, а для того, чтобы ты поняла, почему мне кажутся бесполезными любые разговоры с матерью.

— Но не может же она действительно быть такой ужасной.

— Думаю, про мать Нерона говорили то же самое.

— Да ладно тебе, — насмешливо улыбнулась Синди. — Как ты можешь равнять свою маму с одной из самых злобных женщин в истории? Разве она хоть кого-то убила? Или втихаря строила планы о свержении правительства?

— А ты, оказывается, неплохо знаешь историю.

— Просто мне всегда нравился сериал «Я, Клавдий». Но в любом случае я просто хочу сказать, что обычный разговор с твоей матерью может многое прояснить.

— Во-первых, такого понятия, как «обычный разговор с моей матерью», не существует в природе. И во-вторых, еще ни один разговор с ней не привел ни к чему хорошему.

Синди задумчиво уставилась на разложенные перед ней бумажки. Конечно, проще всего задать прямой вопрос, но все же… Ведь у них не те отношения, когда рассказывают о семье и делятся воспоминаниями детства. Но с другой стороны, ее мучает не простое любопытство, речь идет о будущем целой компании, которое полностью зависит от того, удастся ли им найти дочку Холлистера или нет.

— Я правильно поняла, твоя мать тебе совершенно не нравится?

— И как это ты догадалась? — усмехнулся Гриффин, но против обыкновения в его улыбке на этот раз совсем не было тепла и радости. — Может, потому, что я сравнил ее с матерью Нерона?

— Но почему? — не сдавалась Синди, пропустив шутку мимо ушей.

— Что почему? — удивленно моргнул Гриффин.

— Почему она тебе не нравится? Или, точнее говоря, почему ты за это на нее так злишься? — Синди указала рукой на разложенные на столе бумажки, как бы намекая на всю эту путаницу. — Ведь она совершенно не виновата во всей этой истории с пропавшей наследницей. Все это случилось только из-за твоего отца, а она здесь всего лишь жертва…

— Моя мать никогда не бывает жертвой, — резко возразил Гриффин.

— Но в этом случае она такая же жертва, как и ты. А может, ей досталось даже больше, чем тебе. Ведь, насколько я все поняла, в первоначальном завещании она должна была получить десять процентов от состояния Холлистера, теперь же она не получит ничего.

— По-твоему, я к ней слишком жесток?

— Не знаю, просто мне кажется, что… То есть, хочу сказать, я прекрасно понимаю, почему ты злишься на отца, но никак не могу понять, при чем тут твоя мать.

По-прежнему избегая ее взгляда, Гриффин подошел к стоявшему в углу бару. Синди еще ни разу не видела, чтобы Далтон или кто-нибудь другой наливал себе выпить во время деловых переговоров, но в мире еще было довольно много бизнесменов поколения Холлистера, которые считали сделку окончательно заключенной лишь после того, как поднимали за нее бокалы, так что Далтон на всякий случай решил его сохранить.

И вот теперь Гриффин, который никогда не пил, налил себе скотча, одним глотком осушил бокал, а потом налил себе по новой и наконец-то обернулся к ней.

— Ты права, мой отец — лживый ублюдок, которому ни до кого нет дела, и он всегда таким был. Но он хотя бы никогда не пытался скрыть свою натуру и всегда открыто заявлял, что готов на что угодно, только чтобы «Инновации Кейна» пошли в гору. И он никогда не врал о своих женщинах. Он ублюдок, но хотя бы честный ублюдок. Тогда как мать все наше детство по очереди то изображала из себя самую любящую мамочку на свете, то полностью забывала о нашем существовании.